Knigalistev_______Queen В АНГАБАНДЕ_______
Клод и Марго.

Queen В АНГАБАНДЕ


Воин тьмы посмеется над
нелепыми и страшными
сказками об Ангбанде…

«Черная книга Арды»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ, В КОТОРОЙ ГРУППА «КУИН» ЕДЕТ ОТДОХНУТЬ, А ПОПАДАЕТ НЕВЕДОМО КУДА

Брайан поднял на Мака несчастные глаза. Они сидели на полянке, окруженной кустами, рядом стоял «роллс-ройс» с помятым бампером и безнадежно кончившимся горючим. Последние три часа они отчаянно и бесцельно колесили по этой странной местности, где не было ни одного шоссе, только какие-то леса и буераки. Тейлор долго сохранял оптимизм и выкрикивал: «Ничего, ребята, вот сейчас свернем и будет дорога, это Сассекс, я его знаю», но не фига. Они ехали в новый загородный дом Тейлора, надеясь там отдохнуть и поработать, по уши загруженные аппаратурой и прочими делами. Вдруг машину тряхнуло, раздалась ослепительная вспышка и все изменилось так страшно, что поверить в это было невозможно. Дорога исчезла, показалось подозрительное лысое всхолмье, покрытое редкими кустиками, а потом этот кошмарный лес.

Дикон бережно раскладывал захваченную из Лондона еду на газете, Фредди вскрывал шампанское, а Брайан спросил:

— Мак, ты — единственный разумный человек в этом дурдоме. Скажи, это не галлюцинация?

— Нет, — покачал головой звукорежиссер и, стряхнув с бутерброда налипшую хвою, вонзил в него зубы.

— Точно, нет, — ответил Роджер, хотя его никто и не спрашивал. — Меня муравьи покусали.

— Где? — тут же заинтересовался Фредди.

— Отвянь, — ударник не был настроен на идиотские подначки. — Лучше придумай, что нам теперь делать.

Фредди беззаботно пожал плечами.

— Как-нибудь выкрутимся.

Некоторое время ели молча. Дикон, пользуясь отсутствием Шерри, ел варенье ложкой из банки и облизывал пальцы. Отчаяние, написанное на лице Мея, приобрело устрашающие размеры, когда они услышали стук копыт. Фредди тут же вскочил и кинулся к плотной стене кустов, отгораживающих группу от посторонних взглядов. Некоторое время он смотрел, а потом повернулся к компании, лицо у него было очень довольное.

— Ребята, какие там мальчики! — произнес он сладострастно. — Вы только поглядите…

Кусты с треском раздались, и на поляну, отшвырнув Фредди грудью, вылетел вороной конь. Закутанный в черный плащ всадник резко осадил его и оглядел сидящую на земле компанию. Вслед за ним в образовавшуюся в кустах брешь влетели еще четверо таких же всадников.

«Точно, все с ума посходили», — отчетливо пронеслось в голове у Роджера.

На всадниках были черные плащи, под которыми виднелись черные же камзолы, руки скрывали черные кожаные перчатки с крагами. На боку у каждого висел меч.

— Что за люди? — спросил первый всадник, в котором угадывался начальник. Он оглядел странную компанию: Фредди в облегающем черном кожаном комбинезоне, Брайана в клешах и ярко-желтой куртке, Тейлора в бархатных синих штанах с ослепительными подтяжками и рубашке, на голове у ударника красовался большой картуз с длинным козырьком, Дикона в джинсах и майке и Мака тоже в джинсах, джинсовой куртке и больших темных очках.

Мак, который считал себя обязанным выступать от имени своих подопечных, поднялся и сказал:

— Здравствуйте, мы — группа «Куин», собирались добраться до загородного дома нашего ударника, — он кивнул на Роджера, — и немного сбились с пути. Не будете ли вы любезны сказать нам, где мы находимся?

— Вы находитесь на землях Ангбанда, — сухо ответил всадник, — и сейчас отправитесь с нами.

— Чего? — спросил Тейлор, вставая и снимая черные очки. — Куда это мы сейчас отправимся? А в морду не хочешь, чучело?!

Начальник не счел нужным ответить, зато у остальных в руках появились невесть откуда взявшиеся луки.

Дикон дернул Роджера за штаны, и пораженный ударник рухнул обратно в траву.

— Не дергайся, — шепнул он. — Это какой-то чокнутый миллионер играется в рыцарей. Помнишь, мы книжку читали «Властелин колец», сейчас все на этом деле едут. Сиди спокойно, сейчас они нас отпустят.

— Еще всякое дерьмо собачье будет меня отпускать, — взвился Тейлор, — со своими деревяшками!

Стрела, свистнув у него над головой, впилась в ствол дерева. Роджер оглянулся на дрожащее оперенное древко. Когда он обернулся, на лице его уже не было желания немедленно ринуться в драку.

— Поднимайтесь! — приказал всадник. — И следуйте за нами, — он криво улыбнулся, подражая своему обожаемому повелителю. — Если у вас нет недобрых намерений по отношению к Черному Властелину, вас никто не тронет.

Дикон значительно посмотрел на Роджера, у того в глазах появился обычный пофигизм. Ударник решил ничему не удивляться.

Фредди в это время, забыв обо всем, во все глаза смотрел на главного всадника. Лошадь под ним, гарцуя, поворачивалась то одним, то другим боком, но всадник неподвижно застыл в седле, упираясь ногами в стремена.

«Какой! — восхищенно думал Фредди. — Как мне нравится этот костюмчик! Надо будет взять телефон».

Тут его в спину пихнул Мей, прошипев:

— Кончай млеть, кретин, вмазались по полной программе, теперь будем какому-то козлу два часа впаривать, что мы не эльфы.

— Смотря кто, — отрезал Фред. — Посмотри на Тейлора. Типичный эльф.

Тут им пришлось подняться, и всадники окружили их кольцом.

— Послушайте… — начал Мак. — Может быть, вы оставите кого-нибудь присмотреть за нашей машиной? Мы понимаем, что это против правил вашей игры, но там довольно ценная аппаратура, не хотелось бы, чтоб она пропала.

Всадники недоуменно переглянулись:

— Машина? — спросил один. — Где она?

— Да вот! — заорал Тейлор, все-таки полетели у него какие-то клапаны. — Вот стоит, кончай дурака валять, придурок!

— Ты эльф? — спокойно спросил всадник.

Фредди впоследствии утверждал, что никогда его приятель не был так близок к смерти от удара. Никто и никогда не оскорблял Роджера так сильно. Даже когда один эксцентричный промышленник с изысканными вкусами прислал в магазинчик, который они содержали с Тейлором, письмо с вымышленным описанием безудержной эротики с участием Роджера.

— Нет, — поспешил вмешаться солист, — что бы вы ни имели в виду.

Всадник опять развернулся к Маку и сказал:

— За вашими вещами присмотрят.

Понурая группа «Куин» под конвоем направилась к северу.

ГЛАВА ВТОРАЯ, В КОТОРОЙ ГЕРОИ ПОПАДАЮТ СРАЗУ НА ДВА ПРИЕМА К О-О-ОЧЕНЬ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫМ ЛИЦАМ

Последние три недели Владыка Ангбанда пребывал в таком блаженстве и эйфории, что войди к нему какой-нибудь наследник Феанора и в самом хамском тоне потребуй Сильмариллы, Мелькор бы только сказал: «Возьми там, в тронном зале» и тут же забыл бы, о чем его спрашивали. Манвэ был с ним. Он принадлежал Черному Вале всецело, и ничто не омрачало их счастья. Даже возможная война с Валинором. Сейчас, хотя был уже час дня, братья лежали на широком ложе в покоях Могучего, полуприкрытые искусно выделанной медвежьей шкурой. Манвэ склонил голову на грудь Мелькора, а тот гладил его спутанные темные волосы. Они тихонько разговаривали — так, ни о чем, о планах на день, о всякой чепухе, интересной только им двоим. В дверь постучали.

— Войди,- сказал Владыка. Все в Ангбанде уже знали, в каких отношениях он состоит с новоприобретенным заложником, и почитали это за высшую мудрость повелителя. Темные менестрели слагали песни о их любви, барлоги смотрели на Манвэ с почтением, никто не смел беспокоить Моргота в те часы, которые он проводил с братом. Кроме Гортхауэра. Впрочем, это и был он.

Майа вошел в опочивальню. Братья, привыкшие к его присутствию, не пошевелились, только Манвэ натянул одеяло на голое плечо.

— В чем дело?

— Владыка, патруль захватил очень странных пленных. Тебе бы хорошо взглянуть на них.

— Ты сам не можешь разобраться?

— К стыду моему, нет.

И тут Мелькор заметил на бледной щеке Гортхауэра отчетливый яркий отпечаток губ, как будто кто-то ел вишневое варенье, а потом смачно поцеловал Саурона в щеку.

— Хорошо, веди их в тронный зал.

— Они за дверью.

— Ладно, сейчас оденусь, — знаком попросив Манвэ остаться лежать (Мелькор отлично знал, насколько младшенький не любит выбираться из-под одеяла), Мятежный встал, оделся и сел в кресло.

— Давай, — сказал он Гортхауэру. — Посмотрим, что за пленники.

Когда музыканты добрались до Ангбанда, все соображения о психованном миллионере вылетели у них из головы. Ни одному миллионеру не под силу было выстроить это, одновременно кошмарное и прекрасное, гигантское сооружение, вросшее в высокий горный пик, каковые, к слову сказать, в туманном Альбионе не наблюдались. Остолбеневший Мей подумал было про Шотландию, но если бы такой замок где-либо существовал, его бы показали по телевизору хоть раз, определенно.

Второе потрясение они испытали при виде привратников, орков в броне.

— Слушай, — простонал Тейлор, — чего ты купил у этого козла? — (Имелся в виду приятель Фредди, который продавал ему кокаин.) — Чего мы нанюхались по твоей милости? У меня уже глюки.

— А у тебя какие? — спросил солист, несколько подрастерявший свой энтузиазм.

— Да чучела какие-то мерещатся.

— Мне тоже.

— И мне, — Дикон ежился и оглядывался по сторонам. — Я ничего не нюхал, а от варенья глюков не бывает.

— Если есть его столько, сколько ты, не только чучела, розовые слоны покажутся, — ответил грубый ударник.

— Кончайте собачиться, — мрачно проговорил Мак. — Это не глюки, это правда. Я боюсь, что это вообще какое-то другое место.

«Другое место» прибило группу окончательно, и они, озираясь и вздрагивая, вошли в Черную Твердыню.

Их долго вели плохо освещенными коридорами, пока, поднявшись на несколько уровней вверх, они не оказались перед высокими, покрытыми резьбой дверями. Обстановка в этой части замка разительно отличалась от той, которая предстала глазам музыкантов внизу. Там были стены, сложенные из необработанного камня, и потрескивающие факелы, здесь — плиты отшлифованного черного мрамора и светильники под матовыми плафонами, дающие ровный неяркий свет.

— К какой-то шишке привели, — пробормотал потрясенный Тейлор.

— Веди себя прилично! — приказал ему Фредди, как всегда перед ответственным визитом. Эту фразу он, видимо адресовал все же и себе.

За дверями оказалась просторная комната с тремя сводчатыми окошками довольно высоко над полом. Центр комнаты занимал огромный письменный стол, залитый светом множества свечей, горевших в затейливом шандале. Поверхности стола не было видно под ворохом самых разных предметов — от свитков карт до моделей непонятных механизмов. Над столом склонился человек, во всяком случае музыкантам показалось, что они видят перед собой именно человека, хотя что-то странное и слишком совершенное было в его правильном узком лице и сухощавой фигуре. На короткую секунду Тейлору показалось, что он окружен ореолом бледного пламени, ударник мотнул головой и все исчезло. Человек поднял на них глаза и спросил:

— Кто вы такие?

Мак выступил вперед и произнес бессмертную тираду про несчастную заблудившуюся группу «Куин». Фредди вздыхал за его спиной, его очень впечатлило красивое, носившее отпечаток горделивого и самовольного характера лицо. Человек за столом выслушал Мака внимательно. Он поглядел на странную компанию черными, чернее, чем у Фредди, сверкающими глазами и сказал, скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Вы не эльфы, не гномы, не орки.

— Да, мы не эльфы, — радостно заорал ударник, которому тип этот сразу понравился. До этого он стоял за плечом у Брайана, а тут вылез вперед. Глаза у стоящего за столом расширились на мгновение.

— Ты похож на эльфа из дома Финрода, но я все же думаю, что ты человек. Объясните мне, как вы попали на земли Черного Властелина?

Ничего особенно угрожающего в его тоне не было, и музыканты сразу загомонили, пытаясь разъяснить ситуацию. На спрашивающего вывалили вагон информации о том, куда они ехали, как, на чем, чего нюхали, пили, ели и какой обворожительный парень начальник патруля. Наконец Маку удалось заткнуть разбушевавшихся «квинов» — Брайан Мей как раз давал подробный отчет в том, что они пили вчера и как это подействовало на его драгоценный желудок, — и рассказать всю историю. Его выслушали внимательно и задали вопрос, повергший музыкантов в полный ступор:

— А что такое «группа»?

Минуту продолжалось тупое молчание, наконец Брайан открыл рот и стал осторожно объяснять. Также ему пришлось рассказать, что такое «роллс-ройс», Лондон, аппаратура и кучу разных вещей подобного рода.

— Что ж, — спрашивающий, очевидно, был поражен всем услышанным. — Насколько я понимаю, вы либо безумны, во что я не верю, либо попали сюда из какого-то другого мира. Я слышал, такое бывало. Мое имя Гортхауэр, я даю вам слово, что вас здесь не обидят. Вы получите приют, но сперва вы должны предстать перед Владыкой.

Фредди, поняв, что ни убивать, ни превращать в эльфов или орков их не собираются, птичкой метнулся вперед, повис на шее у не ожидавшего такого подвоха Гортхауэра и звонко поцеловал его в щеку. Тот остолбенел и даже не сопротивлялся.

— Меня зовут Фредди, дорогуша, — промурлыкал солист, глядя ему в глаза. — Я к твоим услугам.

Но тут Мак и Мей, уже опомнившиеся, оттащили его от майа.

Когда они вошли в покои Владыки, Фредди быстро огляделся и издал звонкое «Ах!». Громадные покои были освещены только серым светом, льющимся в высокое стрельчатое окно. У окна, в каменном кресле сидел человек высокого роста с длинными светлыми волосами, весь в черном. Ему-то адресовался фреддин «Ах». Даже гетеросексуальный Мак оценил его красивое суровое лицо и яростно синие глаза. Солист даже подумал, что харизма этого человека превосходит его собственную, он охотно представил, что целые армии идут на смерть, повинуясь одному его взгляду. Тут его острый слух отметил какое-то шевеление сбоку, и Фред обернулся на звук. Он увидел широкую низкую кровать, на которой, завернувшись в мохнатую шкуру и опершись на локоть, лежал молодой парень такой фантастической красоты, что солист даже ахнуть не смог. Темные волосы, как дорогой шелк, струились по плечам, громадные голубые глаза в длиннющих и черных, как сажа, ресницах смотрят заинтересованно, а такие лица могут быть только у ангелов. Придя в себя от этого зрелища, Фредди тут же сообразил, что вряд ли этот красавчик здесь лежит просто так и скорее всего они с хозяином… В общем, можно только позавидовать. Гортхауэр тем временем докладывал на ухо сидящему обнаруженные им обстоятельства. Тот кивнул и спросил неожиданно мягким хрипловатым голосом:

— Там, в своем мире, кому вы служите?

— Э-э-э, простите? — спросил Мак.

Музыканты недоуменно захлопали глазами.

— Кому… — проговорил Мей. — Если вы хотите знать, у кого мы работаем, то мы работаем у фирмы звукозаписи.

Хозяин внимательно посмотрел на них и кивнул:

— Ну, хорошо, назовите ваши имена.

Музыканты по очереди представились. Фредди одарил Мелькора нежной улыбкой и назвал его «дорогушей».

— А чем вы занимались у себя дома? — послышался голос с постели.

Манвэ приподнялся, опираясь рукой о подушки и с интересом глядя на группу «Куин».

— Мы — музыканты, — почти хором ответили они.

— Значит, вы можете сыграть нам? — проговорил Манвэ.

«Для тебя — все что угодно, дорогуша, — мысленно проговорил Фредди, — и для твоего приятеля».

— Мы, конечно, можем, — осторожно заметил Мак, — но у нас довольно сложная аппаратура, которую мы оставили в автомобиле недалеко от вашего… замка. Если ее доставят сюда и дадут нам время настроиться, мы вам сыграем.

Манвэ вопросительно посмотрел на Мелькора, Мелькор вопросительно посмотрел на Гортхаура.

— Странную колесницу, на которой приехали эти люди, уже привезли в замок. Она стоит во внутреннем дворе.

— Прекрасно, — сказал Манвэ.- Значит, сегодня вечером мы сможем послушать вас.

Он одарил притихших музыкантов улыбкой, одной из тех, которые останавливали движение облачных гряд и направляли полеты ветров.

Музыканты поняли, что это позволение откланяться, и тихо вышли из опочивальни. Никому не хотелось разговаривать, словно они побывали на небывало торжественном богослужении, только грубый Тейлор во всеуслышание заявил:

— Во вделались, а думали — отдохнем.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОТОРОЙ АНГБАНД СТАНОВИТСЯ ЦЕНТРОМ РОК-ДВИЖЕНИЯ ВО ВСЕМ БЕЛЕРИАНДЕ

Получив аппаратуру, музыканты ощутили себя в своей стихии. Они моментально освоились с подручными орками и темными эльфами и только покрикивали на них за бестолковость. Переносной генератор установили в тронном зале. Гортхауэр жмурился от наслаждения и норовил разобрать все по винтикам. Мак сладким голосом уговаривал его подождать, дескать, потом ему все покажут и расскажут. Брайан, полностью отключившись от происходящего, настраивал гитару при помощи особо одаренного эльфийского менестреля на пульте. Тот смотрел на длинного гитариста, как влюбленная девушка, и, слушая невероятный звук, думал: «Если он меня пальцем поманит, я за ним в Валинор пойду. Через льды. Как он играет… Я до конца жизни так не научусь». За час саунд-чека молодой менестрель по имени Ахтэ влюбился в Мея по уши. Тейлор почему-то все время сталкивался с Гортхауэром и ловил на себе пристальный взгляд его черных глаз. Майа не мог оторваться от созерцания барабанщика. Никогда он не представлял себе, что ему может что-то понравиться больше, чем его ученые штудии. А несколько наивная и грубоватая мужественность, которую пытался изобразить красавчик ударник, заводила беднягу еще сильней. Он уже понял, что Роджер не из этих, но надежды не терял. В конце концов, он великий изобретатель или кто?

Дикон, занявшись работой, расслабился и даже стал находить в приключении что-то забавное. А Мак просто полностью погрузился в кипучую трудовую деятельность, с трепетом думая, как бы его мальчики не осрамились перед Великими Валар.

Фредди все время ловил Гортхауэра за рукав и втолковывал ему примерно следующее:

— Слушай, Гор, а нет у вас чего-нибудь такого, что бы взрывалось и светилось? Знаешь, так, разными цветами, и долго. А взрывалось безопасно, и тогда, когда я скажу. Ну, чтобы был большой «Бум!», и тут появляюсь я, представляешь?

Майа отупело кивал головой и судорожно пытался представить себе эту картину.

Наконец, все было готово, динамики установлены, аппаратура настроена, Гортхауэр даже сообразил, как можно сделать светомузыку и взрывы, увлекшись предстоящим шоу до невменяемости. Кто-то побежал за Черным Валой и его братом.

Для Мелькора и его брата поставили троны перед самой сценой.

— Как романтично, — пел Фредди, которого Дикон и Тейлор всаживали в сценическое трико с черно-белыми ромбами. — Кажется, мы впервые выступаем в такой изысканной обстановке. Жаль, что здесь нет фотографов.

Ребята молчали, только пыхтели. Наконец Фредди наложил грим, который считал потребным для такой изысканной обстановки, Мей настроил гитару, Мак с сосредоточенным видом протащил через всю сцену последний провод. Можно было начинать.

В небо взметнулись два столба света, и под звуки гимна «Боже, храни королеву» появился Фредди. Он вышел, как всегда выходил, словно его встречала многотысячная, издающая при виде его единый рев толпа поклонников. Он вылетел на сцену, словно пляшущий демон, словно фигурка из сна, с поднятой в приветствии рукой.

Он остановился на краю сцены, откинувшись назад, окинул публику взглядом, одновременно горделивым и манящим, поднял руку и щелкнул пальцами. Дикон и Мей заиграли первые такты «Killer Queen».

Мелькор и Манвэ с первых слов начали понимать чужой язык.

Мелькор с усмешкой смотрел на солиста, который, подойдя к самому краю сцены и производя довольно откровенные манипуляции с микрофоном, не отрывал от него глаз. Повернув голову к брату, Черный Вала увидел, что у того разгорелись щеки и руки сжались в кулаки.

«О, братишка, — подумал Мелькор. — Потерпи немного, я скоро позволю тебе размяться как следует».

Позади них собралась довольно большая толпа из орков, привлеченных громкими звуками и вспышками света, эльфов Тьмы и людей, и эта толпа все прибывала.

Фредди вошел во вкус, он носился по сцене, как черно-белый тайфун в потоках разноцветного света. Он как будто всем телом чувствовал прикованные к нему взгляды, изгибался и сверкал глазами. Фредди забыл даже приставать к Брайану, все внимание сосредоточив на аудитории. Аудитория была покорена вся, до последнего орка. Песни Фредди будили грубую чувственность, знакомую и оркам, и рафинированным эльфам Тьмы. Горящие глаза были прикованы к изламывающийся на сцене фигуре Фредди.

Гортхауэр не отрывал взгляд от ударной установки, досадуя, что она расположена в глубине и он не может видеть лица барабанщика. Но и того что он видел — бешено работающие руки, взлетающие белые волосы, — ему хватало для того, чтоб потерять всякое представление о реальности. Когда Тейлор на особенно трудном соло привстал, запрокинув голову и обнажая в коротком и очень сексуальном оскале белые с крупными резцами зубы, и извлек из барабанов безумную дробь, словно был связан с ними, как одно существо, Гортхауэр с замиранием сердца дал себе слово, что это дивное, похожее на эльфа создание от него не уйдет.

Концерт продолжался до поздней ночи и остановился только, когда Фредди стал заметно похрипывать. Со сцены он ушел под бешеные овации и грохот мечей о щиты. Сам Мелькор, привстав на троне, рявкнул что-то одобрительное так, что стены дрогнули.

Выступление потрясло всех. Не было такого эльфа или орка в Черной Цитадели, который, засыпая этим вечером, не представлял себе тонкую фигурку и черные глаза Меркьюри, а начальник поймавшего музыкантов патруля не спал всю ночь, думая, как бы ему извиниться перед этим чудом.

Ахтэ тоже не спал, пытаясь повторить на лютне рифы Мея, и находился в таком возбуждении, что его не брал даже маковый отвар.

Мелькор был доволен. Музыка ему понравилась. Это было не слезливое и героическое треньканье менестрелей, которое он не переносил и слушал только из вежливости. Это была жизнь, огонь, сила, если бы он знал, что это называется рок?н?ролл, он бы объявил себя рок-фанатом. Брата своего он вынес с концерта чуть ли не на руках. И как только они вошли в спальню Моргота, Манвэ прильнул к нему с таким страстным и требовательным стоном, что Могучий дал себе слово устраивать подобные концерты как минимум раз в три дня.

Гортхауэр тоже не сомкнул глаз. На концерте он деятельно помогал Маку и кое в чем уже разобрался. Полночи он придумывал источник питания, стараясь не думать о небольшом рте, громадных глазах и гладкой обнаженной груди в вырезе распахнутой рубашки. Вторую половину ночи он ковырялся с машиной музыкантов, исправил ее почти полностью, оставалось разобраться с горючим. Он уже понял, как объекту его страсти дорог этот агрегат, и поклялся сделать все, чтобы доставить ударнику удовольствие.

Музыканты же едва держались на ногах от усталости. Их отвели в роскошные покои, клятвенно обещав, что завтра у каждого из них будут такие же, и уложили на огромной кровати, на которой могла бы разместиться целая футбольная команда. Стаскивая узкие джинсы, Мей заметил:

— Классная публика. Одно удовольствие играть.

— Классно, — подтвердил Фредди, старательно укладывая упирающегося Дикона к себе под бок. — А какой мужик этот Мелькор… Закачаешься.

— А мне понравился Гортхауэр, — внезапно сказал Мак, уже лежащий посерединке между Меем и Фредди. — Золотые у него руки. Его бы к нам, он такие бы бабки заколачивал.

— Обещал машину починить, — сообщил Роджер, засыпая.

Над Ангбандом воцарилась ночь.

Утром Гортхауэр вошел в комнату музыкантов, спавших вповалку на постели. Он подошел к Роджеру, который лежал с краю, прижавшись щекой к подушке, одна его рука свешивалась до полу. Майа облизнул внезапно пересохшие губы.

У Тейлора во сне был невинный и безмятежный вид, он улыбался загадочно и лукаво, как спящий ребенок. Могучий майа вдруг опустился на колени и бережно взял руку барабанщика в свои. Он был уверен, что никто из музыкантов не проснется. Рука была красивой формы, но в ней чувствовалась сила, это была рука, привыкшая работать.

— Ты будешь моим, — думал Гортхауэр. — Хочешь ты этого или нет. Можешь бежать от меня хоть на край света, я найду тебя и там.

Роджер во сне заворочался, натягивая одеяло на плечо. Гортхауэр склонился над ним, получше укрыл своего возлюбленного и отошел. Ледяное сердце майа таяло, как воск. Он, никогда не знавший любовного смятения, чувствовал, что голова его идет кругом, а по спине пробегает сладкая дрожь. Теперь он понимал своего сходящего с ума от любви повелителя.

В середине кровати заворочался Мак, который плохо спал оттого, что рядом с ним лежал горячий, как печка, Фредди и все время норовил положить тяжелую голову звукорежиссеру на грудь.

— Доброе утро, — пробормотал он, сквозь все еще застилающую глаза сонною пелену разглядев худощавую фигуру майа.

— Буди их, — тихо сказал Гортхауэр. — Владыка хочет говорить с тобой и твоими друзьями.

— Хорошо, — Мак начал выпутываться из одеяла и длинных ног Брайана.

Полусонные музыканты притащились к покоям Мелькора и вошли внутрь, предводительствуемые Гортхауэром, который изо всех сил старался держать себя в руках и не смотреть на Тейлора.

Мелькор принял их полностью одетый, Манвэ тоже был уже на ногах, в форме Цитадели, и, несмотря на темные круги под глазами, сиял так, что Фредди сразу себе представил все предстоящие события в мельчайших подробностях и плотоядно усмехнулся. Музыкантам предложили садиться.

— Вы великие мастера, — тихо начал Могучий. — То, что мы видели вчера, поразило и меня, и моего брата.

«Знаю я, как тебя это поразило, — подумал Фредди, — небось, всю ночь его трахал, остановиться не мог, — впрочем, это была высшая форма восхищения, которую признавал неугомонный солист. — Интересно, почему он называет этого красавчика братом? Они и не похожи вовсе».

— Сейчас беспокойное время, в Белерианде война, вам опасно идти куда бы то ни было. Оставайтесь в Цитадели, мы будем счастливы принять вас.

Музыканты поклонились. Они уже поняли, что Черный Владыка крут неизмеримо и с ним придется считаться.

— Я заплачу вам столько, сколько попросите, за вашу музыку, и вы будете самыми почетными гостями.

— Спасибо, дорогуша, — с чувством сказал романтичный Фредди. — Ты нам тоже очень нравишься.

Манвэ хихикнул.

Мак тут же начал выяснять, существует ли способ вернуться обратно, но оба Черных, задумчиво покачав головами, сказали, что не знают, но подумают. Затем последовало приглашение на ужин в покои Мелькора, и их отпустили.

Мелькор работал, сидя за письменным столом. Манвэ, примостившись на краешке стола, смотрел за окно.

— Что ты там увидел, малыш? — не поднимая головы, спросил Мелькор.

— Я вспоминаю этих музыкантов. Мелько, ты знаешь как отправить их обратно, откуда они прибыли?

— Нет, — покачал головой Могучий. — Ты тоже не знаешь?

— Даже если бы и знал, — уклончиво заметил Манвэ, — то не спешил бы говорить им об этом.

Мелькор протянул руки, и король Арды гибким движением соскользнул со стола и очутился на коленях у брата.

— Что ты имеешь в виду, котенок? — спросил Мелькор.

— Мне бы хотелось, чтоб они погостили у нас подольше. Мне они нравятся. Тебе ведь тоже.

В глазах Повелителя Воздуха зажглась лукавая искорка, и Мелькор захохотал. Он помнил, как страстно Манвэ предавался любви после Фреддиного концерта. Мелькор тогда совсем обезумел и к утру заездил Манвэ почти до обморока.

— Ах, вот оно что, — сказал он. — Тебе, значит, понравилось их пение. А помнишь, как ты жаловался наутро, что у тебя все тело болит. И что ты теперь неделю ко мне в постель не ляжешь.

Манвэ потянулся губами к его рту.

— Ладно, — пробормотал Мелькор. — Оставим их подольше.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ «КУИН» ОСВАИВАЕТСЯ НА МЕСТЕ, ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЯ, ЧЕМ ИМ ЭТО УГРОЖАЕТ, А ВЕЛИКИЙ МАНВЭ СУЛИМО ПОЛУЧАЕТ КОНСУЛЬТАЦИЮ У ПСИХОАНАЛИТИКА

После завтрака Мей брел по коридору, машинально разминая пальцы и знакомясь с обстановкой. Из всех присутствующих он лучше всех помнил Толкиена и даже читал «Сильмариллион». Он уже понял, что все несколько не так, как описано у великого писателя. Размышляя об этом, он не замечал, что легкая фигурка следует за ним в отдалении.

Наконец Ахтэ решился подойти к гитаристу. Тронул его за рукав.

— Прости, мастер, могу я поговорить с тобой?

Брайан, удивленный таким обращением, сделал брови домиком.

— Можно просто Брайан. О чем ты хотел поговорить?

Юноша сжал руки и вдруг упал на колени перед обомлевшим музыкантом:

— Прошу тебя, возьми меня в ученики. Я буду послушен тебе, как раб. Звук твоей гитары живет в моем сердце, как только я услышал его… Прошу тебя…

Мей, ужасно испугавшись, стал отдирать юношу от пола, тот пытался целовать ему руки. Наконец бедняга гитарист согласился на все и повел Ахтэ смотреть гитару.

В это время Гортхауэр робко демонстрировал Тейлору исправленный и даже вычищенный руками искусных нолдорских пленников автомобиль. В состояние робости Гортхауэра, прозванного Жестоким, повергала стройная, затянутая в джинсовую ткань фигура и дивные голубые глаза барабанщика. Роджер остался доволен как состоянием машины, так и разговором с подручным Мелькора.

«Ничего мужик, — думал он, — все понимает, если изобретет бензин…»

«И водку», — подсказал внутренний голос.

«…И водку, тогда буду с ним пить, хоть сутками напролет».

— Может быть, ты научишь меня обращаться с этим странным экипажем, — заглядывая в глаза предмету чувств, попросил Гор.

— Сейчас бесполезно, — небрежно бросил Тейлор, постукивая носком кроссовки по шине. — Нет бензина. Если бы тебе удалось изобрести такую горючую смесь…

Он пустился в путаные объяснения, в основном руководствуясь внешним видом бензина и действием, оказываемым им на двигатель.

Гортхауэр ел его глазами и бормотал:

— Да, я подумаю,… конечно, я так и думал.

Хотя думал он совсем не об этом. А о том, до чего же суров и прекрасен его новый возлюбленный. Не то что эти нервные нолдорские воины, которых достаточно подержать недельку в камере без пищи и воды или пригрозить пытками, как они готовы на все. Правда, скрипя зубами, но Гортхауэра не зря прозвали Жестоким. Ему это даже нравилось. Но с этим мальчишкой все будет совсем не так. Молодой барабанщик полюбит его. Гортхауэр еще не знал, как этого добиться, но собирался сделать это любой ценой.

Во всяком случае Тейлор болтал с ним весело и с удовольствием. И майа готов был обсуждать с ним что угодно, хоть до вечера, только бы слышать его мальчишеский смех и мягкий, чуть сорванный голос.

А Роджер радовался, что ему попался такой понимающий человек. Он свято верил, что Гор изобретет бензин и водку, придумает питание для их электрических штучек. У Тейлора была слабость к профессионалам. Хорошенько обсудив бензин, они отправились туда, где хранилась аппаратура, которую сейчас размонтировали эльфы под строгим присмотром Дикона и Мака. Подхватив с собой басиста и звукорежиссера, все направились в лабораторию Гортхауэра, где электронщик Дикон собирался ему продемонстрировать, как и при каких условиях возникает электричество.

Фредди же балдел. Успех вчера был оглушительный, а солист хорошо понимал, что Черный Властелин и этот таинственный красавчик Манвэ люди не простые. Это даже не королевская семья. Это что-то покруче. Он лежал в ванне, в которую влили какую-то темную жидкость, окрасив воду в цвет нефти. Она слегка пузырилась, и Фредди ощущал необыкновенную бодрость. Лекарь, отдавая Фредди пузырек, сказал, что она оказывает не только тонизирующее действие, но и улучшает кожу. Певец несколько нервничал — а вдруг наврали? — но все-таки надеялся на лучшее. Во всяком случае лежать в ванне, которая магическим образом все время сохраняла нужную температуру, он намеревался долго. Вдруг дверь скрипнула, и в комнату осторожно вошел Манвэ.

— Прости, — сказал он, увидев, где покоится Фредди. — Я хотел немного поговорить с тобой.

— Ну и отлично! — обрадовался солист. — Бери кресло, присаживайся, а то мне сказали, что меньше двух часов лежать смысла не имеет.

— В смысле? — Манвэ взял табурет и уселся на него. Он глядел на Фредди с интересом и плохо скрытой жадностью. Великий Манвэ Сулимо был уверен, что наконец ему попался человек, с которым можно поговорить о своих нелегких личных проблемах.

Фредди поведал о наказе лекаря. Манвэ покивал головой.

— Все правильно. Когда вылезешь из ванны — сам увидишь, кожа будет нежной, как лепесток розы.

Фредди ужасно обрадовался и стал допытываться у Манвэ, как ему удается так ухаживать за собой, чтобы быть таким ослепительно красивым. Вала рассмеялся и объяснил, кто он и что он. Фредди это слегка пришибло, но его собеседник ничем не отличался от обычного парня, и солист опять расцвел. Они поболтали о косметике, при этом Манвэ наслаждался искренне, это был первый подобный разговор в его жизни. Он не знал, как перейти к тому, что его волновало, но тут Фред сам сказал абсолютно нормальным тоном:

— А классный у тебя парень. Где ты его отхватил?

Манвэ вспыхнул, но нашел в себе силу ответить достаточно беззаботно:

— Это долгая история.

Фредди сверкнул на него глазами.

— Расскажи, — попросил он. — Обожаю любовные истории.

И Владыка Ветров, сам себе удивляясь, начал рассказывать Меркьюри историю своей любви к Мелькору. Он рассказал все, даже ужасную сцену в камере. Когда он закончил, в глазах у Фреда стояли слезы.

— Здорово, — всхлипывая, проговорил солист. — У меня такого никогда не было. Как он тебя любит… Рыжий меня все время от себя гоняет. А этот… Знаешь, из этого получился бы классный фильм.

— А что такое фильм?

Фредди объяснил. Манвэ кивнул.

— Да, наверное. Вообще-то я даже не знаю, как это все получилось, но, понимаешь, я все думаю, что это, наверное, все очень плохо, да? Что я его так люблю и мне так нравится все, что он делает со мной…

— В постели, ты имеешь в виду? — спросил догадливый Фредди.

Тут Манвэ совсем засмущался.

— Ну да. Это просто ужасно, я не знаю, что с этим делать. Ты скажи мне, ведь ты тоже…

— Тоже, тоже. У нас это называется — гей.

— А у нас никак, — Манвэ тяжело вздохнул. — Я чувствую себя, как это сказать, совершенно неправильным, понимаешь?

— Ну и глупости. Каждый должен быть тем, чем является. Если ты его с самого рождения любишь, я ведь тебя правильно понял? Ну вот, разве можно себя так мучить? Женился еще зачем-то. Странно.

— То есть ты думаешь, что это все ничего? — робко спросил Дух Воздуха.

— Это хорошо, — веско ответил Фред. — Такой мужик. И так тебя любит. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Обалдеть можно.

Манвэ был просто счастлив. Манера Фредди называть все простыми словами приводила его в восторг. А мысль о том, что Мелькор просто «его парень», превращала сложные терзания Владыки Арды из-за его любви к всеобщему Врагу в обычную историю, которая могла случиться с каждым.

— Не переживай, — Фредди достал мокрую руку из воды и покровительственно похлопал Короля по колену. — Тебе просто повезло, как никому.

Они проговорили еще очень долго, и ушел Манвэ совершенно осчастливленный. Он наконец почувствовал себя нормальным человеком.

Тем временем Гортхауэр, Дикон, Мак и Тейлор возились, пытаясь если не построить электростанцию, то хотя бы изобрести горючее. Гортхауэр колдовал над какими-то колбами, Дикон из подручных средств строил опытную модель генератора, Мак ему помогал, а Тейлор стоял за плечом майа и смотрел за его манипуляциями. Это страшно отвлекало правую руку Мелькора. Он чувствовал над своим ухом тихое дыхание барабанщика, ощущал его тепло, и все валилось из его ослабевших рук. Но сказать Тейлору, чтобы он отошел, сил у него не хватало. Наконец он добился какого-то результата: нефть ему была известна, он давно использовал ее для всяких опытов, и теперь путем множественной перегонки из нее получилось ведро неплохого бензина. Когда все поняли, что это победа, абсолютно счастливый Роджер, не сдержавшись, крепко обнял хитроумного майа. Тот замер, как оглушенный, и на секунду ощутил себя счастливейшим из бессмертных. Он робко похлопал ударника по спине и был вознагражден таким же дружеским похлопыванием.

«Он до меня дотронулся… — думал потерявший голову майа, когда они шли к машине. — Он меня обнял. Сам. Я сейчас в обморок упаду от счастья…»

Машина не завелась, Гор чуть не умер от стыда и разочарования, но неунывающий Тейлор объяснил, что дело не в бензине, а в еще не притершемся двигателе, потому что машина только куплена. Дикон и Мак ушли испытывать горючее на генераторе, а будущий Саурон и ударник группы «Куин» провели четыре упоительных часа, перебирая по винтику двигатель внутреннего сгорания. Посередине к ним присоединился сам Владыка, совершенно заинтригованный новыми возможностями, и к концу процесса Тейлор уже называл его Мел и хлопал по плечу измазанной в машинном масле рукой.

От Мелькора не укрылось смятение, в котором находился его помощник, и когда Тейлора позвали репетировать, он спросил Гортхауэра:

— Что случилось, Гор? Тебе не нравится этот парень?

— Наоборот, он мне слишком нравится, — хрипло произнес майа.

— Это плохо, — покачал головой Мелькор. — Вряд ли он пойдет тебе навстречу.

— Я знаю.

И тут Гор поднял глаза на Моргота и пылко произнес:

— Я, кажется, влюбился в него, Владыка, скажи мне, как добиться взаимности?

— Не знаю. Подожди, может что-то изменится. Может, он увидит тебя по-другому, полюбит. Я не знаю, Гор.

Убитый Гортхауэр пошел к себе в покои и долго сидел на подоконнике, куря сигарету за сигаретой и не зная, что же ему все-таки делать.

Фредди вышел из ванной очень довольный. Кожа действительно на ощупь стала совершенно бархатной, он выслушал обалденную историю, подружился с одним из здешних хозяев (у него все-таки крутилась в голове мысль попроситься к ним третьим) и, кажется, написал песню. Он быстро набросал ее на листочке и понес показывать Брайану. В покоях, отведенных гитаристу, все уже приобрело тот вид, который всегда отличал жилища Брайана Мея. Все четыре привезенных гитары, кроме баса Джона, были разложены на пригодных для такой ценной ноши поверхностях, на широком ложе разбросаны листки бумаги и какие-то потребные гитаристу бебехи, рядом лежит лютня. Сам Брайан сидел на краю постели с акустической гитарой в руках. Перед ним на полу сидел эльф — Фредди уже научился их различать, — с густой копной пепельных волос, из-под которой были видны его острые ушки, и прелестным тонким, чуть асимметричным лицом, глаза у него были серые, чудного оттенка раннего туманного утра. Он смотрел на Мея, как апостол на Христа, и млел. Фредди хмыкнул, представив себе, сколько этому обворожительному существу придется убить сил и времени, что бы добиться чего-нибудь от его длинного приятеля, но это, в конце концов, было не его дело. Он стал показывать Мею свеженаписанное, и они увлеклись настолько, что опомнились только тогда, когда вошел Мак и сообщил, что их ждут.

Мелькор устроил потрясающий ужин. Жратвы, причем самой изысканной, было навалом, вина — залейся, музыканты пробовали все подряд, и даже Тейлор, мечтавший о чем-нибудь покрепче, с удовольствием нажирался белым вином с северных виноградников. Манвэ болтал с Меем, поскольку сам был хорошим музыкантом, они тут же нашли общий язык, и скоро Владыка Ветров уже напевал гитаристу что-то из своего репертуара, а тот записывал на салфетке особенно понравившиеся ему куски. Они даже договорились, что кое-что Брайан аранжирует и сыграет на следующем концерте. Мелькор, Дикон, Мак и Гортхауэр полностью погрузились в технические подробности, и вывести их из транса могло только прямое попадание молнии. Фредди с интересом следил за всеми и обменивался репликами с Роджером. Он сразу заметил, как майа следит за его ударником и как краска выступает на его бледных щеках, когда их глаза встречаются. Он, естественно, тут же открыл рот, чтобы как всегда подначить Тейлора, но тут же его закрыл. Он представил себе, как нервный Роджер, чтобы избавиться от дальнейших намеков, шугает Гортхауэра и тот по милости беспутного Фреддиного язычка лишается даже тех жалких крох счастья, что у него есть. Фредди был добрым человеком и уважал чужие чувства.

К вечеру следующего дня расстановка сил выяснилась окончательно. Тейлор с Маком и Гортхауэром пили в покоях Жестокого. Самый крепкий напиток, который нашелся в Черной Цитадели — орочья водка, — дегустации не вынес и был с негодованием отвергнут. Компания перешла на южные вина, которые Тейлор и Мак пренебрежительно называли «компотиком». Однако после первых пяти бутылок Мак уже с трудом нашел дверь, когда ему понадобилось выйти по нужде. Но остаться наедине с Роджером Гортхауэру не удалось. В комнату с решительным и неприступным видом влетела одна из темных эльфиек, по особой просьбе Тейлора прикрепленных к нему в качестве прислуги и наспех перекрещенных в Кэтти, Сьюзен и Шерри в честь жены Дикона.

В руках эльфийка несла поднос с новой партией бутылок. Облегающее бархатное платье несколько освежал белый передничек. Тейлор сразу сказал, что от черного его с души воротит, а переодеваться в бикини эльфийки отказались и долго бегали реветь к Мелькору. Но Владыка был занят, на поднадоевших эльфиек — всех, как одна, взбалмошных и истеричных, — рявкнул, поэтому сошлись на компромиссном варианте — черное платье с белым передником.

Эльфийка грянула поднос на стол, обиженно глядя прямо перед собой, развернулась и вышла из комнаты. Гортхауэр с надеждой посмотрел на совершенно трезвое, только похорошевшее от вина лицо Роджера, но тут в двери ввалился Мак. Майа мысленно застонал и принялся усердно подливать в бокал барабанщика. За сутки знакомства он успел составить себе четкий список излюбленных предметов Роджера, как то: автомобили, барабанная установка и спиртное, и готов был использовать тягу Тейлора к последнему на полную катушку.

Фредди с Джоном обживали Фреддины апартаменты. Это выражалось в том, что солист вертелся перед огромным зеркалом в комнате, отведенной под гардеробную, а Дикон сидел в кресле и развлекал Фредди разговорами.

— Как тебе кажется, дорогуша, белое здесь носить не стоит. Здесь любят черный цвет. Багровый тоже, как хорошо, что я захватил все свои красные рубашки.

Фредди с удовольствием оглядел себя с ног до головы, от ботинок на платформе до глаз, сверкающих из под подстриженной челки.

— Тебе здесь нравится, — проговорил Дикон, глядя на него из своего угла.

— Да, а тебе, дорогуша?

— Мне — нет, — категорически заявил Джон.

— А почему? — Фредди подсел к нему на подлокотник кресла и взял его за подбородок. — Что тебе здесь не нравится?

Дикон посмотрел на него обиженными глазами и тихо проговорил, почти прошептал:

— Слишком тут много… всяких.

Имелся в виду, очевидно, начальник патруля, приходивший сегодня днем приносить извинения Фредди. Солист принимал его извинения в спальне в течение часа с четвертью и нанес этим еще одну незаживающую рану в сердце Джона.

— Ну, малыш, — совершенно искренне сказал Фредди, глядя ему в глаза, — ты же знаешь мой мерзкий характер, я ничего не могу с собой поделать. Не могу принадлежать одному человеку. Я ничей. Но тебя я всегда буду любить. Только не смотри на меня такими глазами, а то я заплачу.

Джон вздохнул и, собрав все силы, улыбнулся. Он прекрасно знал все, что мог в таких случаях сказать солист, и не обвинял его.

— Ладно, — прошептал он. — Пустяки.

Фредди подсел к нему в кресло, в котором как раз хватало места для них двоих.

— Сегодня проведем ночь вместе, — сказал он. — Я прикажу принести вина и пирожных, если они здесь водятся, и мы чудно проведем время.

Что же касается Мея, последнего члена группы, то он увлеченно давал уроки эльфийскому менестрелю. Мальчик оказался на диво восприимчив к новому и столь же одержим, как и Брайан.

— Еще один ненормальный, — сказал Роджер, когда брел после попойки в свою комнату и наткнулся на гитаристов, сидящих с сигаретами в зубах в проеме окна и возбужденно болтающих на музыкальные темы.

Честно говоря, ударник не был вовсе таким асексуальным существом, интересовавшимся только машинами и выпивкой. Напротив, он обладал бешеным темпераментом и нежным сердцем, которое он готов был положить к ногам того, кого полюбит. Но тяжелая жизнь рядом с гиперсексуальным Фредди приучила его к осторожности. Тейлор ничего не имел против гомосекса и, если уж открывать все тайны, имел в нем кое-какой опыт. Но он искренне любил Фредди и дорожил их дружбой. Ему совершенно не хотелось в один прекрасный день оказаться в его постели, разбить сердце Дикону, а потом быть выброшенным за ненадобностью. А отстаивание своей гетеросексуальности было привычкой, просто Роджеру совершенно не хотелось каждый раз доказывать прессе, что он не верблюд. Здесь же можно было позволить себе некоторые шалости вполне безобидного толка, поскольку Фредди, увлеченный своим успехом и прочими делами, мало обращал на ударника внимание.

Однако была еще одна загвоздка. Местные женщины не нравились Тейлору. Ему вообще осточертели девицы, беспрестанно лезущие к нему в постель, а эти плоскогрудые и большеглазые дамы в стиле «унисекс» не привлекали его вовсе. Ну и смотрели они на него с таким видом, что, мол, только подойди, и я тебе покажу, как служат Черному Владыке. Тейлор бы лучше переспал с этим невероятным красавчиком, братом или любовником, черт их разберет, Мелькора. Но Могучего Валу он сразу зауважал, и не в его привычках было брать чужое. В любом случае ударник испытывал неясное томление и понимал, что ему хочется любви. «Только вот где ее взять?» — думал он, падая на шелковое покрывало. Он погрузился в какие-то невнятные эротические мечты, в которых присутствовали и женщины, и мужчины, и красавчик Манвэ, и даже почему-то Гортхауэр. Постепенно он уснул.

ГЛАВА ПЯТАЯ, В КОТОРОЙ ГОРТХАУЭР ИЗОБРЕТАЕТ ВОДКУ, НО И ЭТО ЕМУ НЕ ПОМОГАЕТ…

Гортхауэр уже не знал, чем угодить своему любимому. Когда машина заработала и Тейлор пожаловался на отсутствие хороших дорог, за одну ночь позади цитадели появился роскошный гоночный трек длиной в пять километров, которому позавидовала бы даже «Формула-1». Тейлор прыгал от счастья, а майа был вознагражден мощным ударом по плечу и поездкой на скорости двести миль в час. Потом Гортхауэр занялся водкой. Многократно очищенное и перегнанное на различных листьях пойло вызвало бешеное одобрение «квинов». Этим же вечером они устроили непотребную попойку в покоях Фредди, пригласив на нее Гора, Манвэ и Мелькора. Манвэ захмелел тут же и, положив темноволосую голову на плечо брата, смотрел на все размаянными, томными глазами, вызывая у всех присутствующих, включая правильного Мака, мысли вполне определенного порядка. Дикон после четырех рюмок лег на диван и встать уже не мог. Брайан выпил бутылку и периодически, витиевато извинившись перед компанией, на заплетающихся ногах удалялся. Ахтэ в компанию Великих Валар не допустили, и эльф ожидал учителя в коридоре. Мак тоже налегал на редкий напиток и скоро уже смотрел на всех счастливо и очень сонно, все порываясь рассказать какую-то бесконечную историю из своей жизни, связанную со звездами, с которыми он работал. Пока речь шла о Deep Purple и Pink Floyd все еще было ничего, но когда в его речи замелькали Джон Леннон и Элвис, верить ему перестали. Он обижался и рассказывал все сначала. Фредди сиял и рассыпался мелким бисером, не забывая опустошать рюмки. Мелькор и Гортхауэр пили спиртное, как воду, не меняясь в лице, только синие глаза Могучего сияли все пронзительней, а майа лишь бледнел еще больше и не отрывал глаз от ударника. Тейлор тоже держался долго, но потом опьянел так, что не смог встать на ноги. Он сидел в кресле, смотрел на всех пьяными и несчастными глазами и спрашивал:

— Что же это такое, ребята, я встать не могу…

Раскисший от выпитого, с горящими щеками он был так обольстителен, что Гортхауэр чуть ли не силой удержал себя от всяких глупостей. Доброжелательный Фредди, который выпил гораздо меньше ударника, предложил Гору, глядя на него лукаво:

— Проводи его к нему в комнату, видишь, он совсем готов.

Майа с готовностью вскочил и попытался поставить Роджера на ноги, но тот все время сползал на землю. Тогда Гортхауэр просто подхватил сомлевшего ударника на руки и понес. Тейлор не вырывался, только бормотал что-то про «Астин-мартин», который ему очень хотелось приобрести, и он намеревался ссудить денег у своего друга Мелькора. Гортхауэр уложил его в постель, стараясь не думать ни о чем предосудительном, раздел и укрыл одеялом. Наверное, если бы сейчас Тейлор попался в руки мастерам застенка цитадели, а не нежному и влюбленному майа, он и то бы ничего не заметил, но Гор не хотел пользоваться его беспомощностью. Он хотел любви или хотя бы желания.

Музыканты быстро освоились в Цитадели Моргота. Фредди активно общался с Манвэ, со вздохом оставив идею залезть в постель к Мелькору. Решил не связываться и закрутил бурный роман с одним из людей Пограничных отрядов, красивым, сероглазым, покрытым шрамами воякой, который цедил по слову в час и смотрел на Фредди, как на редкую райскую птицу, опустившуюся ему в руки совершенно случайно. С ним солист развлекался днем, а ночью утешал Дикона, за которым зорко следил, не отпуская из своих покоев и не давая приближаться к красивым эльфам. Фредди был очень ревнив. Мей то погружался в музыкальный транс, то выходил из него и тогда бродил по цитадели, с интересом разглядывал все, разговаривал с обитателями. Его везде сопровождал Ахтэ. Особенно Брайана полюбили орки, с которыми гитарист разговаривал с такой же вежливостью, как и с самим Хозяином. Непривычный к доброму отношению народ обожал Мея, вдобавок музыкант подобрал на гитаре их грубые воинственные песни, аранжировал их в металлическом стиле и сыграл на одном из концертов. После этого каждый встреченный им орк обещал отдать жизнь за Брайана, если понадобится. Гитарист смущался и благодарил.

Дикон много работал с Мелькором, Маком и Гортхауэром, переживал из-за Фредди и подолгу торчал на кухне, где у него завелся приятель. Это был кот Моргота, Тевильдо, который сразу почувствовал к застенчивому басисту дружеское расположение. Они пили чай с молоком на кухне, и громадный котяра, жмуря желтые холодные глаза, с сочувствием и любопытством выслушивал излияния Джона по поводу его отношений с неугомонным Фредди.

Мак же был совершенно счастлив. Во-первых, вся команда была в сборе, в одном месте и не надо было отлавливать их по лондонским кабакам. Во-вторых, не было всяких глупостей с контрактами и фирмами звукозаписи. В-третьих, ему очень нравились хозяева, глядевшие на звукорежиссера с уважением. Бедняга Мак еще не знал, что ему готовит недалекое будущее.

Тейлор много времени проводил с Гором. Он учил его водить машину, пил с ним водку, расспрашивал о Средиземье. По объяснениям Тейлора и подробным исследованиям «роллса» Гортхауэр собрал ударнику новую гоночную машину. Тейлор чуть в обморок не упал от счастья.

Когда делать было нечего, Роджер торчал в лаборатории Гора: разглядывал всякие магические штучки, наблюдал за работой майа или сидел просто так. При этом довольно часто присутствовал Мак, но Гортхауэр уже не раздражался его наличием, напротив, он боялся, что если ему придется долго пробыть с ударником наедине, он вскоре будет валяться у него в ногах и обливать слезами его кроссовки. Майа утратил всю свою самоуверенность. Он уже не надеялся уложить ударника в постель. Он робко желал лишь одного — видеть его так же часто и не навлечь на себя подозрения в каких бы то ни было поползновениях. Тейлор настолько сурово высказывался насчет своей ориентации, что Гор отчаялся окончательно.

Он раньше и не представлял, что живое сердце может вынести такие страдания. Когда он увидел Тейлора в первый раз, увидел эти большие серо-голубые глаза и длинные темные ресницы, короткий нос с чуть заметной неправильной горбинкой, мягкий мальчишеский очерк скул, упрямую линию гладкого подбородка, красивый небольшой рот, увидел, как меняется это классически прекрасное, не мужское и не женское лицо, как оно оживает и становится лукавым и веселым, милым до невозможности, как Роджер двигается, улыбается, коротко пожимает плечами или слушает кого-то, сведя брови к переносице, отчего лоб прорезает вертикальная складка, а его лицо становится настолько ослепительно прекрасным, что нельзя глаз оторвать, когда он увидел все это, Гор почувствовал, что дрожь ужасного испуга охватывает его. Он цепенел перед этим мальчишкой. В Роджере, в его пленительной красоте была заключена какая-то тайна, не подвластная такому интеллектуалу, как Гор. Он просто был, сам по себе, не замечающий своей прелести, не помнящий о ней, но каждое его движение, каждая черта его неповторимого облика были одновременно и величайшей тайной, и потрясающим откровением для майа. Он мог смотреть на Роджера часами, забыв обо всем. Никого желанней и недоступней не было в его жизни. После каждого очередного концерта Гортхауэр приползал к себе в покои, обессилев от дикого возбуждения, которому не было выхода, падал на кровать и представлял себе, что Роджер с ним, ласкал его в своем воображении, перебирал светлые волосы, целовал маленький рот, нашептывал какие-то неуклюжие и страстные слова, а тело его горело в неугасимом адском пламени. Он даже представить себе не мог, сколько еще продержится, чтобы не упасть ударнику в ноги и не открыть ему свое измученное сердце. Он хотел видеть Роджера постоянно, без него жизнь была не мила Гору, его охватывало омерзительное чувство сосущей пустоты и он, сам не справляясь с собой, брел на поиски своего любимого. Гортхауэр понимал только одно — это должно было как-то разрешиться. Каждый день он говорил себе, что больше не может, и каждый день, увидев Роджера, обмирал от счастья и ужаса, молясь только об одном, чтобы никто ничего не заметил.

В этот день было солнечно и тепло. Над равнинами Анфауглиф поднимались испарения от бесчисленных озер и болотцев. Пахло травами, и даже мрачная Черная Цитадель, казалось, отдыхает от своего обычного устрашающего вида. Дисциплина в Ангбанде упала на несколько пунктов. Орки вылезали из казарм и, лениво переругиваясь, больше по привычке, сушили на солнце сапоги.

На невысоком парапете, огораживающем недавно выстроенный автотрек, сидела компания возбужденно чирикающих темных эльфов. Эльфы любили солнышко, так редко навещающее эти скучные земли, хотя, стоило ему задержаться в северном небе на лишний час, и они уже жаловались друг другу, что от него болят их огромные глаза. Теперь эльфы были вполне довольны, к тому же для довершения всеобщего блаженства по рукам ходила коротенькая трубочка с наркотическими травами.

Но тут со стороны цитадели послышался нарастающий приглушенный вой и на трек вылетел, сверкая серебром, низкий гоночный автомобиль Тейлора. Его появление вызвало раздоры в дружной эльфийской компании. Одна половина спешила убраться подальше от завывающего чудовища и тянула за собой другую половину. Но другая половина состояла из созданий любопытных и во что бы то ни стало хотела досмотреть небывалое зрелище до конца. После долгих уговоров и перебранок особенно деликатная парочка удалилась, остальные устроились поудобнее и приготовились смотреть. Трубочка была аккуратно выбита и бережно уложена в кисет — неизменную принадлежность любого темного эльфа.

Но автомобиль на этот раз не начинал стремительно летать по широкой черной петле. Он остановился в противоположном конце трассы, из него вышли двое людей, один в форме цитадели, другой в странной одежде чужака, и поменялись местами: шофер сел на переднее пассажирское сидение.

В этот день Гортхауэр уломал-таки Тейлора научить его водить машину. До этого он съеживался на переднем сидении и затаив дыхание смотрел на разворачивающуюся под колесами гудронную ленту. Скорость пленила его. Ему хотелось так же сливаться в единое целое с машиной, небрежным движением рук направлять разогнавшуюся до страшных скоростей груду блестящего металла, как это делает Роджер. И наконец свершилось.

Тейлор кинул ему на колени перчатки и сказал:

— Поменяемся местами.

Сидение еще хранило тепло его тела, от этого ощущения Гортхауэр немедленно поплыл и только усилием воли заставил себя собраться. Роджер, успевший занять место пассажира, наклонился к нему:

— Положи руки на руль.

Он взял Гортхауэра за запястья и заставил его взяться за баранку.

— Что же это? — подумал несчастный майа. — Он же прикасается ко мне… Я сейчас потеряю сознание.

Но сознания он не потерял. Наоборот, прикосновение Роджера только отрезвило его. Он встряхнул головой и даже осмелился посмотреть направо, туда, где находился неотразимый ударник.

— Смотри на дорогу, — немедленно напомнил ему Тейлор.

Майа судорожно отдернул голову.

— Посмотри вниз. Видишь: три педали. Левая — сцепление, средняя — тормоз, правая — газ. Так. Теперь смотри сюда.

Майа послушно посмотрел.

— Видишь, это ключ зажигания. Сейчас я его поверну, и видишь, на панели управления… Это называется «панель управления», — на всякий случай заметил Роджер, — зажглись все огни. Теперь отожми до упора педаль сцепления. Мягко! — взвыл Тейлор, потому что Гор, изо всех сил стараясь быть послушным, едва не выдавил злополучную педаль в мотор. — Ставь рычажок на первую скорость.

Гортхауэру приходилось собирать все силы, чтоб слышать указания Роджера и выполнять их. Ведь Роджер сидел, повернувшись к майа, и все время смотрел на него. От этого у Жестокого кружилась голова, и тело наполнялось истомой. Он держал взгляд у верхней точки руля и на всякий случай проговаривал про себя команды Тейлора, прежде чем выполнить их. Он был совершенно не уверен в себе.

— Так, — продолжал Тейлор. — Теперь очень плавно отпускаешь педаль сцепления и нажимаешь газ. Пошел.

Гортхауэр послушался. Автомобиль ужасно взревел мотором, дернулся и замер. Роджер страдальчески скривил лицо.

— Не так, — сказал он. — Не выдавливай газ до упора. Слышишь, как машина ревет?

Тейлору очень хотелось сказать «бедняжка». Он сильно переживал за своего четырехколесного друга.

Со второго раза Гортхауэру удалось стронуть машину с места с отчаянным ревом двигателя и подергиванием всего корпуса. Тейлор страдал.

Автомобиль, набирая скорость, понесся по треку. Гортхауэр скоро научился чувствовать автомобиль, видно, была у него к тому способность. И его ноги уже сами надавливали на газ и тормоз на виражах.

— Здорово! — орал Тейлор, высунув руку в окно и держась за крышу. — Йо-хо!!!

Гортхауэр мельком обернулся, чтоб посмотреть на него. Ветер трепал светлые волосы барабанщика, глаза он прищурил и выглядел при этом по-мальчишески бесшабашно и азартно. Словно один из младших духов ветра, подчиненный Манвэ Сулимо. Гортхауэру захотелось хохотать, все в нем пело и от скорости, и от триумфа, и от восторга. Разве не сидит он рядом с Роджером, разве не уносит их вместе неведомая сила, способная разорвать путы земного притяжения и взмыть в небеса? Наконец, мотор зачихал и смолк. Автомобиль некоторое время катился по инерции, пока опомнившийся майа не затормозил.

— Бензин кончился, — с сожалением сказал Роджер. — Здорово погоняли. Ты прирожденный гонщик, Гор. Немного попрактиковаться, и тебе равных не будет.

Майа польщено улыбнулся. Теперь ему больше всего хотелось оказаться на твердой земле. Гор вылез из машины и с наслаждением расправил длинные ноги. По другую сторону автомобиля Роджер сосредоточено прикуривал сигарету, щурясь на солнце. Длинные ресницы лежали на щеках. Гор сглотнул всухую и сказал вслух:

— Орки отвезут машину в гараж.

— ОК, — откликнулся Роджер. — Пошли.

И они пошли к цитадели.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, В КОТОРОЙ МЫ УЗНАЕМ, ДЛЯ ЧЕГО ГОРТХАУЭРУ КРОВАТЬ, ТЕЙЛОР ИДЕТ ВРАЗНОС, А ФРЕДДИ УЗНАЕТ МНОГО НОВОГО

Тейлор понимал, что что-то не так. Перед его глазами все стояло белое, как бумага, лицо Жестокого и его взгляд, которым он наградил Роджера, обнимавшегося с этой нервной дурой. Взгляд был как у человека, которого ведут по коридору в блоке смертников в какой-нибудь американской тюрьме. И жить ему осталось неделю. Такое отчаянье и обреченность были в черных глазах помощника Моргота. Ударник мучительно придумывал, как бы ему подмазаться к майа, который вторые сутки не выходил из лаборатории и выпить не звал. Бензин и водка регулярно доставлялись, но Гортхауэра Роджер не видел. Ему даже пить не хотелось. Наконец Тейлор решил пойти туда. В конце концов надо же все-таки спросить, что произошло, может, он его чем обидел?

Гортхауэр сидел в своих покоях безвылазно. Мелькор не беспокоил его, как будто понимал, что дела плохи. Все валилось из рук майа, а перед глазами стояла увиденная в коридоре картина, как барабанщик притискивает в углу недовольную эльфийку и склоняется к ее уху, шепча что-то неразборчивое. «Это ничего не значит, — уговаривал себя Гор, — он может и на меня обратить внимание, — и тут же зло говорил сам себе: — Правильно говорят, что от любви даже самые умные люди глупеют. Тебе ничего не светит. Тебя никто не любит и никогда не полюбит. Ты — Саурон Жестокий, тебе не на что рассчитывать, а особенно от него, неужели ты не можешь понять, что его не влечет к мужчинам. Тебе лучше не видеть его».

Тут дверь открылась и вошел Тейлор. Гортхауэр покачнулся и оперся о стол, чтобы не упасть. Ударник был весел, но несколько нервен.

— Привет, — сказал он бодро. — Что-то тебя не видно. Работаешь?

— Да, — слабо ответил майа.

— Здорово. Спасибо за бензин.

Говоря это, он подошел ближе, и Гортхауэр отшатнулся.

— Ты чего? — нервно спросил ударник.

— Все в порядке.

— Кончай мне мозги канифолить, — рассердился Роджер. — Давай, выкладывай, что стряслось, мы же друзья, — и он взял майа за плечо. Тот закрыл глаза, и Тейлор увидел, как страшная бледность заливает и без того неяркое лицо помощника Мелькора. Гортхауэр издал невнятный всхлип и вдруг оказался на коленях перед барабанщиком. Он схватил его руки и принялся осыпать их поцелуями. Непрекращающаяся боль в его душе прорвалась, как нарыв. Тейлор, остолбенев, стоял и не двигался. Губы майа были такими горячими, что Роджеру казалось, что от них останутся ожоги.

— Прошу, пожалуйста, Роджер, — бессвязно лепетал Гор, — у тебя же есть сердце… Сжалься надо мной. Я не могу жить без тебя… Я схожу с ума,. — в его лице и безумных глазах уже даже не было простого сексуального желания, только отчаяние и мольба.

— Да ты чего? — почему-то прошептал ударник, чувствуя, как его захлестывает странное и, на его взгляд, совершенно неуместное возбуждение. — Встань немедленно.

— Нет, — отчаянно мотнул головой Гортхауэр, — ты можешь прогнать меня и запретить показываться тебе на глаза, но позволь мне хоть раз прикоснуться к тебе. Один единственный раз, я клянусь, что не попрошу большего, ты меня больше не увидишь. Я попрошу Владыку отправить меня к войскам. Роджер, Роди, если у тебя есть хоть капля жалости ко мне…

— Подожди, зачем ты все это говоришь? — Тейлор ощущал, что все как-то странно покачивается перед его глазами. Страсть Гортхауэра окутывала его, как душный жаркий туман.

Гор несмело, вздрагивающей рукой провел по его бедру и коснулся «молнии» на джинсах.

— Прошу тебя, позволь хотя бы доставить тебе удовольствие, я ничего больше не попрошу, — задыхаясь, умолял он.

— Господи Иисусе, — простонал ударник, которому уже было очень тесно в облегающих джинсах. — Зачем ты просишь, просто сделай и все.

Майа, обламывая ногти, рванул язычок змейки вниз. Тейлор схватил его за волосы и посмотрел в искаженное вожделением лицо.

— Пошли на кровать, — сказал он хрипло. — И разденься, я не собираюсь заниматься любовью одетым.

Ударник стащил с себя узкие джинсы, про рубашку он как-то забыл, но желание сжигало его так, что он уже ничего не соображал. Он лег на подушки и смотрел, как Гортхауэр трясущимися руками стягивает свою черную одежду. Несмотря на бешеный прилив гормонов к голове, Тейлор восхитился его точеным безупречным телом, от одного лицезрения которого Леонардо да Винчи точно бы хватил удар.

Когда Гортхауэр со стоном приник к нему и принялся целовать живот и бедра, Тейлор запустил руки в его густые мягкие кудри и уже не отпускал их до самого конца. Гор чувствовал себя, как грешник в адской печи и как ангел в раю одновременно. Эта странная полублизость, грубый физический акт, в котором настоящей близости было столько же, сколько и острого унижения для гордого майа, сводил его с ума. Он готов был делать это сколько угодно, только бы чувствовать губами напряженную плоть возлюбленного, только бы ощущать, как он вздрагивает под его руками, слышать, как он хрипло стонет от удовольствия. Крепкие пальцы ерошили волосы майа, и это ощущение было восхитительным.

Тейлор так стиснул бедрами его шею, что будь майа человеком, он уже бы помер от асфиксии, но папа Эру делал на совесть и Гор даже ничего не почувствовал. Одно то, что он дотрагивается до этого вожделенного тела, уже доставляло ему такое острое непрекращающееся наслаждение, что он кричал бы, если б мог.

Все произошло очень быстро, Тейлору много не надо было — он так истосковался по любви, что кончил через несколько минут, дико вскрикнув и вцепившись в густую шевелюру Гортхауэра. Это был оргазм такой силы, что ударник боялся открыть глаза и увидеть свои мозги на потолке. Майа торопливо отодвинулся от него, полагая, что теперь, когда желание удовлетворено, Роджер не сможет глядеть на него без отвращения. Он отполз в угол кровати, пожирая глазами раскинувшегося Тейлора в расстегнутой рубашке, щеки которого горели от удовольствия, а глаза были закрыты. Сам Гор ощущал, что бешеная кровь стучит во всем теле, как сошедший с ума рок?н?рольный ритм, а дыхание останавливается где-то на полпути. Наконец ударник открыл глаза.

— Ни одна баба с тобой не сравнится, — честно признал он. — Это было что-то потрясающее. Оказывается, ты умеешь не только водку гнать.

На эту шутливую реплику Гор ответить не мог, язык присох у него к небу, и он только представлял мысленно, как Тейлор встает, одевается и уходит, оставив его одного, теряющего сознание от вожделения. Ударник пристально посмотрел ему в лицо и внезапно сказал, наслаждаясь своей властью над этим сильным и гордым человеком, который выглядел сейчас, как его раб, покорно ожидающий ласки или удара — чего заблагорассудится хозяину:

— Можешь сделать со мной все, что хочешь. Давай, иди сюда.

Не веря своему счастью, Гортхауэр придвинулся к Роджеру, тот притянул его к себе и с опять пробуждающимся желанием провел языком по гладкой груди майа, нашарил твердый сосок и начал его покусывать. Бедняге Гору этого хватило с головой, он издал громкий стон, и через секунду Тейлор уже лежал лицом в подушку, а Гортхауэр сильными движениями входил в него все глубже.

Тейлору уже приходилось бывать в подобной роли, она не была для него такой уж неприятной, но и удовольствия не доставляла, однако сейчас все было иначе. Пылающие руки стискивали его в железном объятии, и от каждого ласкающего прикосновения ударник блаженно стонал. Его совершенно не беспокоило ощущение чужого тела в своем, оно ему, пожалуй, даже нравилось. Очень нравилось. Незаметно войдя в ритм, заданный Гором, он уже вскрикивал и мотал головой, светлые волосы хлестали майа по лицу, что только усиливало наслаждение.

— Как здорово, — бормотал Тейлор, — давай еще, мне очень хорошо, совсем не больно, давай…

Гортхауэр никогда не знал никаких ласковых слов, да и не умел их произносить. Поэтому он только повторял имя своего возлюбленного, захлебываясь им, как умирающий от жажды человек захлебывается ледяной родниковой водой.

— Роди, — стонал он, все убыстряя движения. — Роди… О-о, Роди…

Это безумное повторение коротенького слова доводило ударника до экстаза, страсть, терзавшая Гортхауэра, проникала в каждую его клеточку, как яд. Майа пытался какое-то время удержать себя на грани наслаждения, он был уверен, что это никогда не повторится, и хотел получить как можно больше. Но неверное тело подвело, и он низринулся в огненную бездну, слабеющим слухом уловив отчаянный вскрик любовника.

Какое-то время они лежали, не двигаясь и ощущая себя, как одно тело. Потом Тейлор зашевелился и попытался приподняться. Гор отпустил его. Ударник посмотрел на него, на лице майа блаженство сменялось мучительным ожиданием какой-нибудь резкости, а то и удара. Тейлор вовсе не собирался бить или отталкивать человека, который доставил ему такое потрясающее удовольствие, но что сказать, он тоже не знал. Наконец в его еще пустую от наслаждения голову пришла спасительная мысль.

— Черт, мне пора на репетицию, — сказал он, глядя на оставшиеся на руке часы. — Меня ребята ждут.

Гортхауэр безмолвно кивнул. Ему было достаточно и того, что его грубо не отталкивают и не посылают к черту.

Одеваясь, Тейлор судорожно придумывал, как бы ему забить стрелку на после концерта. Когда он представлял, что можно было бы еще сделать, будь у них в распоряжении целая ночь, у него мутилось в голове. Сидящий на постели и жадно глядящий на него Гор вызывал в нем такое желание и нежность, что ударник насильно удерживал себя от попытки подойти к нему и повторить все еще разок. Можно даже в той же позиции. А можно и нет. Представив себе, как он трахает майа, Тейлор понял, что, если он не уйдет сию секунду, то именно это и сделает. Поэтому он вылетел за дверь, буркнув: «Увидимся».

Когда он ушел, Гортхауэр понял, что так ни разу и не поцеловал ударника в губы.

Вечером должен был состояться очередной концерт.

За два часа до него группа собралась в отведенной им комнатке около большого зала, где уже копошились орки и темные эльфы, собирая сцену. Готмог, почти не напрягаясь, ворочал тяжелые фермы и покрикивал на помощников.

Мак с неудовольствием оглядел своих подопечных. Дикон лежал на низенькой кушетке, заложив руки за голову, на шее у него виднелись отчетливые следы губ солиста, и басист явно все еще находился где-то там, в его объятиях. Фредди был нехорошо оживлен, как всегда перед выступлением и почти не слушал, что ему говорят. «Неужели он где-то достал кокаин? Только где?» — думал Мак, глядя на его блестящие глаза. Мей пребывал в эмпиреях, рядом с ним сидел Ахтэ, который оказывался везде, где появлялся гитарист и выковырять его оттуда не было никакой возможности. С Тейлором тоже творилось что-то ужасное. Вид у него был вороватый и таинственный, как будто ударник пытался скрыть что-то от всех, а еще параллельно поскорее удалиться в неизвестном направлении. «Точно, кокаин, — обмирая, решил Мак. — Или что похуже. Надо предупредить Гора, чтобы он не шел на их провокации и нечего для них не делал. Кстати, а где он?»

Тут вошел Гортхауэр и, напоровшись взглядом на барабанщика, остановился в дверях. Покраснел, побледнел и тихо прошел на свое место.

Началось обсуждение технических деталей. Роджер, который обычно с жаром участвовал в подобных дискуссиях, молчал, как зарезанный, и прятал глаза. Фредди подал дикую идею, что выступать надо в форме Цитадели, чтобы сделать приятное хозяину, и от этой мысли отступать не хотел, хотя все взвыли от ужаса, представив на сцене эту компанию фашиствующих молодчиков. Наконец, все было обговорено, и музыканты пошли одеваться.

Группа «Куин», чертыхаясь, путалась в крючках, застежках и пряжках. На Мее все перекосилось так, что гитарист выглядел несколько кривобоким, и Ахтэ, пытаясь понять, что он мог застегнуть так неправильно, расстегивал все подряд. Два эльфа, не смея дышать от почтительности, запудривали шею Дикона, а басист поворачивался к ним то одним то другим боком, сохраняя равнодушное и усталое выражение лица человека, привыкшего к знакам внимания. Тейлор безнадежно запутался и, уже даже не пытаясь справиться с проклятой формой, заорал в ярости, что этого в его контракте не было и он тут же переодевается в джинсы и майку.

— Позволь мне помочь тебе, — услышал он над ухом знакомый голос и, повернувшись, увидел Гортхауэра. Тейлор онемел, некоторое время он смотрел в глаза майа, завороженный нежным и страстным светом, лившимся из них, потом молча кивнул.

Когда руки Гортхауэра прикоснулись к нему сквозь несколько слоев замши и шерстяной ткани, Роджер невольно вздрогнул. Майа деловито расстегивал и заново застегивал пряжки, затягивал тонкие ремешки. Лицо у него было сосредоточенное, так что никто не смог бы заподозрить его в чем бы то ни было, кроме искреннего желания помочь. И все же руки его ласкали тело Роджера, обещали неслыханное наслаждение потом, после концерта, на широкой постели. Барабанщик не мог пошевелиться, он подумал, что лицо у него, наверное, совершенно обалдевшее, но тут же плюнул на это.

— О, Господи, — пронеслось у него в голове, — скорее бы отыграть этот гребаный концерт и вернуться к нему. Интересно, смогу я держать в руках палочки?

Фредди уже несколько раз начинал заинтересованно разглядывать его, но солиста всякий раз отрывал Мак, который, шипя и ругаясь, исполнял обязанности няньки.

— Я буду очень ждать тебя, — прошептал Гортхауэр, наклоняясь к плечу Тейлора, словно бы для того, чтоб оправить воротник его куртки, и незаметно целуя Роджера в шею. Тейлор в полуобморочном состоянии сделал вялое движение губами и отошел в сторону. Поцелуй Гортхауэра горел на его коже, как ожог. Он чувствовал, что должен сесть и незамедлительно принять что-нибудь освежающее. Мальчишка из людей Цитадели, один из счастливчиков, набившихся в подручные к Маку, подал ему стакан джина с тоником. Благодаря Фреддиным горячим проповедям, посвященным разнообразным радостям жизни, в Ангбанде водилось уже и такое. Тейлор машинально, не чувствуя вкуса, выхлебал стакан и, повинуясь руководящим воплям Мака, побрел на сцену.

Когда все увидели Фредди в форме Цитадели, зал взвыл так, что не было даже слышно звуков гимна. Нолдорский разведчик, стоявший в толпе орков, обомлел, увидев это чудо, и взмолился Светлой Элберет, чтобы он уберегла его от искушения. Но через десять минут он уже орал так же, как и все, и думал, что он украдет эту команду и доставит ее в Гондолин, чего бы ему это ни стоило.

Гортхауэр сидел за пультом вместе с Маком, выполнял его команды автоматически и думал только об одном, придет сегодня к нему Тейлор или нет: «Он устанет после концерта, ему надо будет поспать… А вдруг он все-таки не питает ко мне отвращения? Он в конце концов сам согласился. Великий Эру, помоги мне, ну пусть он придет. Поспит у меня, в конце концов».

После концерта Гортхауэр сразу ушел в свои покои и, не в силах усидеть на месте, стал метаться по комнате. Он подсчитывал, сколько минут нужно музыкантам, чтобы переодеться и прийти в себя, получалось несусветно много. Наконец дверь открылась, и в нее протиснулся очень смущенный Тейлор. Вся его обычная наглость куда-то подевалась.

— Прости, я тебе не помешал?

— Нет, что ты.

И тут они выяснили, что как бы им ни хотелось кинуться друг другу в объятия, сделать это нет никакой возможности. Ударник сел на письменный стол, посмотрел на майа и спросил, запинаясь:

— Ну как, тебе понравился концерт?

— Великолепно. Я смотрел только на тебя.

Тут они оба опустили глаза.

«Ну, ты, козел, все же ясно, давай, иди к нему, или опять хочешь тискать этих дур?» — думал Тейлор и не двигался с места.

Гортхауэр думал примерно то же самое, но к его мыслям примешивалась еще и твердая уверенность в том, что если он сейчас протянет к Роджеру руки, тот оттолкнет его или посмотрит презрительно, и тогда всему конец.

«Если он уйдет, — решительно подумал Гортхауэр, — завтра же прошусь на границу простым воином».

— Заходил бы как-нибудь на репетицию, — выдавил из себя Роджер.

— Спасибо за приглашение, а я никому не помешаю?

— Да нет, что ты.

Опять воцарилось неловкое молчание. Потом Тейлор как-то сразу увял и пробормотал:

— Ладно, я пойду.

— Подожди, — помимо воли вырвалось у Гортхауэра.

Он не поверил глазам, так поспешно обернулся к нему Роджер. Глаза его так и светились надеждой. Все сомнения вдруг покинули майа.

— Иди сюда, — сказал он охрипшим от страсти голосом, и ударник тут же оказался рядом.

Он обнял Гортхауэра за шею и прижался к его рту приоткрытыми губами.

В начале знакомства, когда Фредди из чисто спортивного интереса приставал к хорошенькому Роджеру, он всегда делал комплименты его умению целоваться. А ведь тогда Тейлор отвечал ему только из безразличия и легкого любопытства. Теперь же он вложил в поцелуй весь пыл души. Гортхауэр так сомлел в его объятиях, что ударнику пришлось поддержать твердокаменного майа, что бы тот опять не рухнул к его ногам.

— Ну, ты чего? — спросил Роджер, отрываясь от его губ и глядя в черные ониксовые глаза.

— Я так боялся, что ты не придешь… Я думал, что противен тебе или ты захочешь отдохнуть, — пролепетал Гортхауэр, не отрываясь от голубых глаз Роджера.

— Да ты чего? — искренне изумился барабанщик. — После того, что было, я умирал бы, а приполз.

Майа счастливо засмеялся. Тейлор смотрел на него, улыбаясь.

— Как ты хорошо улыбаешься… — шепнул Гортхауэр и провел пальцем по его губам.

Палец был немедленно поцелован, и Тейлор сказал хрипло и грубовато:

— Ты все-таки дурень, что ты молчал столько времени?

— Прости.

Гортхауэр сжимал его в объятиях, сильные пальцы Роджера возились с пряжками на его одежде и нетерпеливо обрывали тонкие кожаные ремешки.

— Сними эту амуницию, — наконец не выдержал он, — не могу больше терпеть.

Когда они оба разделись, Тейлор легко подтолкнул Гора к большому креслу, выточенному целиком из черного блестящего камня, и когда тот сел, опустился на пол и посмотрел на майа снизу вверх такими томными и жадными глазами, что на помощника Мелькора это произвело более сильное впечатление, чем самая изысканная и интимная ласка. Ударник гладил его ноги, живот и грудь, нежно проводя ладонями по изящным линиям тела Гортхауэра и восхищенно шептал, изъясняясь на привычном ему жаргоне:

— Какое у тебя обалденное тело… Просто атас… Будь я проклят, с тебя надо лепить падшего ангела… Сдохнуть можно, какой ты красивый…

Гортхауэр, которому никто и никогда не говорил, какой он красивый, да, и, к слову сказать, он никогда не занимался любовью, сняв одежду, — стоило тратить лишнее время на такое ничтожное дело и таких ничтожных тварей, как пленные нолдор, — поехал совершенно. Он смотрел в прекрасное лицо возлюбленного и только тяжело дышал от возбуждения. Скоро к руками присоединились губы и язык, и Гору показалось, что он сейчас растает или развоплотится от этих горячих и влажных прикосновений. Когда же Тейлор, не спешивший, но и не собиравшийся затягивать процесс, добрался до главного, Гортхауэр вдруг испугался и попытался отстранить ударника. Тот непонимающе посмотрел на него горящими от желания глазами:

— Ты чего?

— Не надо, Роди, зачем?

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — объяснил ему ударник терпеливо, — мне тоже от этого хорошо, разве ты не понимаешь? Ты только скажи, что тебе нравится, и я все сделаю.

Гортхауэру нравилось все, и он полностью отдался на волю рук и губ Роджера. Они были в такой любовной горячке, что не заметили, как в комнату заглянул Фредди. Он искал ударника везде и зашел к Гортхауэру, надеясь, что Роджер там пьет. Кресло стояло к входу в три четверти, на столе горели свечи и вся картина вырисовывалась в подробностях. Посмотрел на точеное, худощавое тело млевшего, запрокинув голову, Гортхауэра, на стоящего перед ним на коленях барабанщика, светлые длинные волосы которого рассыпались по бедрам Гора, и присвистнул тихонько:

«Вот тебе и чистый гетеросексуал! Во дает! Как будто всю жизнь только этим и занимался. Но какая же дрянь! Мне за всю жизнь — фиг с маслом, хотя я бы его не заставлял оказывать мне подобные услуги, а этому — все, что хотите». Вообще-то Фредди не сердился на мрачноватого майа и на своего друга, напротив, он был за то, чтобы все любили друг дружку. Однако он пообещал себе, что при случае припомнит Тейлору его гетеросексуальность.

Когда Гортхауэр достиг последней точки блаженства (а он до самого конца не мог поверить, что все происходит в реальности, что губы Тейлора ласкают его, что он не спит и не видит одуряющий эротический сон), раскрасневшийся Роджер отстранился от него и сказал, слегка задыхаясь:

— Пошли в постель.

В постели Гортхауэр, сходящий с ума от нежности и любви, начал так пылко и искусно ласкать своего любовника, что тот совсем поплыл. Наконец, Роджер, у которого голос от возбуждения почти пропал, приказал ему хрипло:

— Ложись, сейчас моя очередь. — И майа, не говоря ни слова, лег ничком. Ударник сел на него верхом и провел рукой по бархатной коже спины, покрытой у позвоночника золотистым пушком.

— Ну, держись, — проговорил он, тряхнув волосами, и упершись руками в плечи майа, сильно и быстро овладел им. Гор только глубоко вздохнул. Все происходящее было какой-то чудесной и невероятной фантазией. Сам факт, что он любил и был любимым — ну, хорошо, про любовь пока непонятно, но хотя бы желанным, — был уже сам по себе настолько необычным, что в него еще следовало поверить как следует. А то, что любил его этот казавшийся таким недоступным молодой парень, красивый волшебной и сводящей с ума красотой андрогина, вообще не укладывалось в голове помощника Мелькора. Пока он знал только одно — Роджер рядом с ним, в нем, касается его, целует затылок и плечи и можно первый раз в жизни забыть обо всем, кроме наслаждения.

Когда затихший Тейлор просто лежал в его объятиях, Гортхауэр спросил его тихонько:

— Ты не хочешь поспать? Ты же, наверное, очень устал.

Роджер понял длинные ресницы и поинтересовался:

— Ты не хочешь больше?

— Конечно, хочу, — замерев от счастья при мысли, что эта чудесная ночь еще не окончена, ответил Гор. — Я просто подумал…

— Неправильно подумал, — ворчливо отозвался Тейлор. — Слушай, у меня только времени этого дела не было, что я сейчас могу до утра, не останавливаясь. Только попроси. Правда, — сказал он, помедлив, — я жрать хочу, умираю. Придумай что-нибудь, а?

Гортхауэр выскочил в коридор, накинув черный плащ, и позвал охранника. Через десять минут в распоряжении Тейлора была гора еды и море белого вина. Ударник жадно ел мясо с мягкой белой лепешкой и хлестал вино прямо из горла. Вдруг он посмотрел на майа, сидевшего рядом и следившего за ним влюбленными глазами, и спросил:

— А ты чего не ешь?

— Да мне не обязательно. Я и не сплю никогда.

Тейлор покрутил головой, давясь большим куском, который он заглотал из жадности:

— Но ты же ел, я видел.

— Если хочешь, я поем, — покорно сказал майа и, раскрошив лепешку, запил ее вином.

Наевшийся Тейлор демонстрировал чудеса изобретательности в любовных утехах, но человеческий организм слаб и после четвертого раза ударник заснул ровно через минуту, как прозвучал его последний исступленный стон. Гортхауэр даже отдышаться не успел, а Роджер уже спал, прижавшись головой к его груди. Майа некоторое время глядел на него, время от времени целуя возлюбленного в потемневшие веки и длинные ресницы, потом его сморил первый в его жизни сон.

Гортхауэр проспал восемь часов без сновидений, как сильно уставший человек. Когда он проснулся, ударник все еще дрых, раскинувшись на постели и оттеснив майа на край. Гор укрыл его получше и тихо вылез из-под одеяла. Не спеша оделся и сел на свое любимое место — на подоконник. Он закурил и некоторое время лениво глазел, как его расторопный помощник из людей гоняет по плацу новообучаемых орков, увидел Мака, который наблюдал за тем же самым, сидя на камушке у входа с сигаретой, поглядел на разминавшегося над сторожевой башней Гвиахира и подумал, что это странное чувство счастливого довольства и сладкой лени ему никогда не было знакомо. Гортхауэр отлично знал, что через некоторое время он опять начнет страшно дергаться и думать, что Тейлор спал с ним только из одолжения, что он бросит его тут же, но сейчас майа был просто счастлив и больше ничего. Он слез с подоконника и немного поработал, составляя план внутренней обороны. Работая, он размышлял о том, не ищут ли его уже по всему Ангбанду с собаками и что думает Владыка по поводу его затворничества. Периодически в эти размышления вклинивались кое-какие воспоминания из минувшей ночи, и тогда Гор улыбался счастливой, немного сумасшедшей улыбкой.

Наконец Роджер заворочался на кровати и сонно спросил:

— Гор, сколько времени? — это был его обычный вопрос, если он спал не один.

— Полвторого, — ответил сидящий за столом майа, глядя на часы Тейлора, которые лежали рядом с ним.

— Во, елки… — проговорил ударник врастяжку, спуская ноги с кровати. — У меня в два репетиция, чтоб ее… — в голосе его звучало искреннее сожаление. Роджер натянул джинсы, с усилием застегнул ширинку и подошел к столу. Гортхауэр наблюдал за ним с ласковым интересом. Ударник со сна выглядел очень растрепанным, с припухшими большими глазами, нежные светлые губы чуть потрескались, в общем хоть укладывай в постель и начинай все сначала. Тейлор, прищурившись, посмотрел на остатки еды на столе, отщипнул себе винограду и взял кусочек хлеба. Жуя все это, он сел на стол рядом с бумагами помощника Мелькора и заглянул в них.

— Здорово. И ты в этом все понимаешь?

— Да. Это мой родной язык.

— Обалдеть, какой ты умный! — сказал Тейлор с восхищением.

Гортхауэр усмехнулся. Тейлор еще немного посидел, болтая ногами, как мальчишка на заборе, потом сообщил с набитым ртом:

— Фредди новую песню написал. Знаешь, как называется?

— Как?

— Маленькая сумасшедшая штучка под названием любовь.

Гор рассмеялся и посмотрел на ударника нежно, тот ответил ему таким же нежным и влюбленным взглядом, потом они, словно смутившись, отвели глаза.

— Мне пора, — вздохнул Тейлор и спрыгнул со стола. Майа поднялся. Ему очень хотелось приласкать Роджера, но он опасался, что ударник признает нежности между мужчинами только в постели.

— Так я зайду к тебе вечером? — спросил Роджер, старательно делая вид, что не придает этому вопросу большого значения.

— Я буду ждать, — коротко ответил Гортхауэр. Тейлор надел рубашку, застегнулся и, вздохнув еще раз, направился к двери. Дойдя до нее, он обернулся и попросил почти жалобно:

— Приходи к нам на репетицию, а? Если ты не занят.

— Обязательно, — Гор смотрел на него с такой любовью, что Тейлор не выдержал, подошел к нему и поцеловал в щеку.

— Ты жди меня, ладно? — шепнул он.

Спазм сжал горло майа, и он только и смог, что кивнуть.

Когда Тейлор шел по коридору в студию, раздумывая о своем нынешнем партнере, он вдруг осознал одну вещь, которую до сих пор как-то упускал из виду. Он остановился, звонко хлопнул себя по лбу и сказал вслух:

— Он же Саурон. Господи прости, я же переспал с самим Сауроном, — и захохотал.

Когда приступ смеха прошел, ударник опять зашагал по коридору, все еще улыбаясь и качая головой. Мысль о том, что он любовник злодея из детской книжки, веселила его страшно. А потом в его голове всплыло отчетливое воспоминание из минувшей ночи: он лежит на спине, обхватив ногами талию Гортхауэра, млея под его горячей тяжестью, майа, закрыв глаза, шарит губами по его груди, а его руки… когда Роджер подумал об этих ласковых руках с тонкими сильными пальцами, огненная дрожь прошла по его телу. Он тряхнул головой, стараясь переключиться на серьезный лад.

В студию он вошел почти в приличном виде. И обнаружил там Фредди, сидящего за его собственной родной любимой установкой и с увлечением отстукивающего какой-то незамысловатый ритм.

— Ты что, совсем обнаглел! — тут же заорал Роджер, забывший про все, кроме того, что кто-то посмел дотронуться до его обожаемых барабанов. — А ну пошел вон!

Фредди вскочил, он хорошо помнил, что Тейлор может больно дать в ухо.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал он, — я же только чуть-чуть.

— А где все остальные? — все еще подозрительно поглядывая на солиста, спросил Роджер.

— А черт их знает. Джон завел себе кота в приятели. Знаешь, такая здоровая черная скотина, величиной с теленка и разговаривает. Они на кухне чай пьют. Сказал — придет позже. Мак у Мела, мозги ему парит насчет всякой научной чернухи. А к Кудрявому я стучал, он дверь не открывает, небось сочиняет что-нибудь.

— Здорово. А чего я тогда приперся?

— Ну уж не знаю. Обязательный, наверное. Если хочешь, можно выпить.

Фредди достал откуда-то из угла двухлитровую темную бутыль.

— Сауроновка, — сказал он, подмигнув покрасневшему приятелю. — Забойная вещь.

— Ладно, наливай, — Тейлор ногой подтянул к столику табурет и сел.

Фредди разлил прозрачную жидкость по стаканам.

Тейлор выглотал свой в два глотка, сладострастно всхлипывая. Фредди цедил свою водку и пристально следил за приятелем. Едва Роджер со стуком опустил пустой стакан на стол, как Фредди тут же налил ему второй.

— Не части, — буркнул ударник. Он безмерно жалел, что приперся в студию. Хитрые глаза солиста не внушали ему доверия. Тейлор знал, до чего Фредди падок до любовных излияний и как трудно удержать в тайне от него новый роман.

— Ну и как там Саурон? — поинтересовался Фредди, по возможности притушив любопытный блеск в глазах.

— Что Саурон? — немедленно взъерошился Тейлор. — Его зовут Гортхауэр.

— Угу, — с широкой улыбкой ответил Фредди. — Ну и как?

— Отвянь. Все с ним в порядке. Живет себе, что ему сделается.

Фредди принял самый скромный и добропорядочный вид и занялся водкой. Когда примерно половина бутылки перелилась в желудки музыкантов, дверь студии открылась и на пороге возник Мак.

— Вы не репетируете? — удивленно спросил он.

Фредди замахал на него рукой:

— Репетируем, только не сейчас. Видишь, никто не пришел.

Мак сделал скептическое лицо и убрался.

Фредди начал разговор с другой стороны. Поминутно вздыхая и стреляя глазами во все углы комнаты, он поведал Роджеру о своей сложной жизни с Диконом. Какой он обидчивый и ревнивый и как из него слова не выбьешь. Роджер смотрел на солиста, у него на языке вертелось рассказать Фредди о своем новом романе.

— Да, только тебе, Роджер, это все, конечно, до фени. Ты у нас гетеросексуал.

— Да, ну и что, — Роджер мрачно поглядел в угол, как будто надеялся найти там остатки своей гетеросексуальности. — Я вполне понимаю. У меня самого тут…

Фредди смотрел на него понимающими глазами и обычных воплей не издавал. Это немного ободрило Тейлора.

— Тут, понимаешь, клеится ко мне Гортхауэр. Ничего тоже не говорит, только смотрит. Я сначала ничего не понял, а потом вижу, что-то дело нечисто. Ну я к нему пошел, поговорить, а он, представляешь, бряк передо мной на колени, ну и вот. И, говорит, жить без тебя не могу. Помираю, говорит.

Фредди покивал. Сам он на колени становился разве что перед унитазом, вот перед ним, бывало, становились.

Тейлор осмелел, выпитая водка побуждала к откровенности.

— Ну, знаешь, я подумал, что я теряю? Я же не невинная барышня. Невинность моя — сам знаешь, где. А он смотрит на меня, как бешеный, глаза на полвосьмого, просто жуть, что с человеком творится. Ну и вообще, красивый мужик, тело как у ангела, все дела. Короче, легли мы с ним… — Тейлор мечтательно и криво улыбнулся. — Знаешь, ни с одной бабой я такого не испытывал. Думал, концы отдам. Когда он мне минет делал, я думал, еще чуть-чуть — взорвусь, как атомная бомба. Я, когда кончал, так заорал, что если бы здесь была такая же звукоизоляция, как в наших лондонских домах, весь Ангбанд бы сбежался, смотреть, кого тут режут. Слава Богу, стены каменные. А он, похоже, все свои две тысячи лет, или сколько он там живет, любовью не занимался.

— Ну, а как он, знает, что делать надо? — живо заинтересовался Фредди.

— Не то что бы, но он это так делает… Никаких фокусов не надо.

— А как у него? — Фредди сделал неопределенный, но вполне понятный жест рукой.

Тейлор усмехнулся:

— Получше, чем у тебя.

Фредди наморщил нос и засмеялся.

— А как вы с ним этим занимались?

Тейлор посмотрел на него круглыми белыми глазами и Фредди поспешил налить ему еще водки.

Водка произвела нужный эффект. Тейлор подпер лоб кулаком и проговорил:

— Знаешь, какой он обалденный. Мы с ним целую ночь трахались и, если бы я не заснул, наверное, и сейчас бы в постели валялись. Сначала я сам под него лег, потому что хотел, чтоб ему было хорошо. Ну и интересно было, как это с майа.

— Ну и как? — облизнулся Фредди.

— Фигня все твои мужики, — неожиданно отрезал Тейлор. — Слизняки. Ни фига не умеют. Мне с ним казалось, что я женщина, и как же это было в кайф! Я мог бы с ним всегда так спать, если бы он попросил.

Фредди смотрел на него не мигая и, кажется, не дыша.

— А потом, после концерта…

«Ага, вот чего ты был такой вареный», — подумал Фредди.

— Я к нему снова пришел. Ну и мы еще раз повторили, но только теперь уже я был сверху. Господи, да ему ночи было мало, так он меня хотел. Даже сказать не могу, кто кого оттрахал. Я так и заснул, просто вырубился на полдороге. А когда проснулся — на репетицию пошел. Кой черт, лежал бы сейчас у него.

Тейлор окончательно разошелся, глаза у него сделались, как у сумасшедшей белки, и совершенно потемнели от расширившихся зрачков.

— Понимаешь, я не знаю, что у него там было с сексом, но явно ничего хорошего. Чего он там обо мне думает, черт его знает, но он так себя со мной вел, как будто всю жизнь только обо мне и мечтал, — тут ударник улыбнулся сладкой и счастливой улыбкой, — он, когда меня трахал, все по имени звал, таким голосом, что от одного этого с ума сойти было можно…

Тут дверь снова открылась и в нее плечом к плечу вошли Брайан и Джон, подталкиваемые в спины Маком.

Фредди поспешно припрятал водку.

Брайан выглядел еще более отстраненным. Свою гитару не узнал и несколько секунд тупо на нее смотрел. На недовольном лице Джона не было следов варенья, впрочем, Фредди был уверен, что басист, которого все ужасно доставали из-за его любви к сладкому, как следует умылся.

Мак некоторое время смотрел на чинного и вдребезги пьяного Фредди и Тейлора, томно лежащего на столе, и сплюнул.

— Я вам что, нянька? — едва сдерживаясь, проговорил он. — Не хотите работать, черта с два я буду за вами бегать и упрашивать. Пусть с вами Гор работает.

Услышав знакомое имя, Тейлор поднял было голову, но не обнаружив поблизости предмета, немедленно уронил ее обратно на стол.

Мак вылетел из студии и хлопнул дверью.

Мей взял душераздирающий аккорд на гитаре.

— Возьмем Гора в звукорежиссеры, — сказал он в пространство, сделав брови домиком.

Через пять минут в студию решительным шагом вошел Гортхауэр, сопровождаемый Маком, который выглядел в точности, как рассерженная школьная учительница, которая не смогла справиться с классом и вызвала директора для авторитетности.

Он оглядел Мея, извлекающего из гитары самые меланхолические ноты, Джона, с оттопыренной губой деловито отстреливаюшего электронных пиратов в карманной игре. И, наконец, его глаза остановились на ударнике. Тейлор вздернулся, посмотрел на Гортхауэра ничего не выражающими глазами и попытался подняться.

Майа мысленно застонал от невозможности оттрахать его здесь и сейчас, так хорош был его Роджер. Он пожелал Маку с его дисциплинированностью провалиться в самые глубокие подземелья Ангбанда. Но Мак никуда не делся, наоборот, дышал праведным гневом над плечом.

Гортхауэр вздохнул и покосился на звукорежиссера.

— Я ничего не могу сделать, — сказал он. — У меня нет ничего против опьянения. Лучше их пока отпустить.

Мак посопел носом и согласился. Тем более, что дело близилось к вечеру, а вечером Мелькор пригласил его на ужин. Ужины у Мелькора Маку нравились. Там можно было демонстрировать логический склад ума и выдвигать планы. Брайан подозрительно обрадовался.

— Мне надо поработать, — сказал он. — Я пойду, только не надо ко мне таскаться через каждые пять минут и ломиться в дверь. Это к тебе относится, Фред.

Фред пожал плечами и ничего не сказал. У него были свои соображения на этот счет. Солист только притворялся дурачком, а на самом деле следил за своими друзьями пристально и с громадным интересом.

Гортхауэр взял размякшего Роджера за плечо и тот, наградив возлюбленного бессмысленной улыбкой, покорно поднялся. На ногах Роджер держался, но плохо. Майар покрепче взял его за локоть и повел к себе.

Когда они вышли в коридор и завернули за угол, Гортхауэр выяснил интересную подробность. Ударник, конечно, был пьян, но вовсе не так, как он пытался изобразить. Он неожиданно сильным движением притиснул и без того дрожавшего от желания майа в амбразуру окна и сказал, дыша ему в лицо:

— Я тебя хочу. Сейчас.

— Сумасшедший, — улыбнулся майа, беря его за плечи.

Но ударник, дыша запахом пряностей, которые Гортхауэр не жалел для своего пойла, прижимался к нему все сильней.

Майа с усмешкой навел вокруг себя и своего любовника магическую завесу и, обняв Роджера, припал губами к его рту.

Для того, чтоб справиться с одеждой, не понадобилось много времени, и скоро любовники уже вовсю принадлежали друг другу. Мимо с деловым видом протопал взвод орков, но на них внимания не обратили. Тейлор шепотом командовал движениями Гортхауэра, вызывая в майа еще более сильные позывы страсти.

— Роди, ты меня с ума сведешь, — шептал Гор ему на ухо, не прерываясь ни на секунду.

— Давай, давай, еще, парень, трахни меня, как следует! — подбадривал его Роджер, складываясь пополам и упираясь руками в каменный подоконник, чтоб любовник мог полней овладеть им. Майа торопливо гладил его спину, выступающие лопатки, потом обхватил руками худощавый торс и прильнул губами к шее под волосами, ощущая, как трепещет под ним ударник.

Наконец Гортхауэр исступленно застонал и отпустил его. Тейлор сладострастно вздохнул и убрал со лба мокрые от пота волосы.

— Там вроде кто-то проходил? — спросил он у Гортхауэра, который стоял, прислонившись к стене, рядом с ним и пытался восстановить сбившееся дыхание.

— Ага, взвод орков.

— Ни фига себе. А я почти не заметил.

Гор рассмеялся. Притянул к себе Роджера.

— Я от тебя с ума схожу. — сказал он серьезно. — Никогда в жизни ничего подобного не испытывал.

— Ты знаешь, я тоже. — не менее серьезно ответил ему ударник. — Пошли к тебе, — предложил он, надевая джинсы. — Я хочу продолжить.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, В КОТОРОЙ МЕЙ ВЫЯСНЯЕТ ИНТЕРЕСНЫЕ ПОДРОБНОСТИ О НРАВАХ ЭЛЬФИЙСКИХ МЕНЕСТРЕЛЕЙ

Между тем, у Мея были свои дела, распространяться о которых ему хотелось меньше всего. Ахтэ каждую ночь котенком сворачивался у его груди. Быстрый язычок пробегал по его коже, вызывая сладострастную дрожь. Мей вспомнил, как неожиданно начался этот странный роман. Под вечер Ахтэ попросил позволения поговорить о чем-то, и Брайан повел его в спальню. Он сел на постель, начиная раздеваться, и вдруг почувствовал рядом горячее тело. Ахтэ, подобрав ноги, сидел рядом с ним, тесно прижавшись к боку учителя, и смотрел на него затуманенными глазами.

— Ты что?! — в первый момент испугался Брайан, кто их знает, этих эльфов.

Но у мальчика было выражение лица, не допускающее сомнений, тонкая рука нежно гладила грудь гитариста, пальцы другой перебирали завитки волос.

— Я нравлюсь тебе? — тихо спросил Ахтэ.

У Мея в горле остановился комок. Он понимал, что прогнать красивого мальчишку не сможет. Да и разве это мальчишка? Нежнейшая из любовниц.

— Поцелуй меня, — попросил Ахтэ.

Мей послушно наклонился к его губам, которые оказались горячими и сладкими.

— Тебе будет хорошо, учитель, позволь только снять с тебя одежду.

Проворные руки в момент, Брайан не успел даже глазом моргнуть, раздели его. Мальчик ловко расправился со своими пряжками и ремнями, и тонкое, не юношеское и не девичье тело очутилось под одеялом подле тела Мея. Ахтэ смущало то, что его учитель как будто не понимает, что с ним делают, но приписывал это отсутствию опыта в любви. Он лег на спину и заставил Брайана лечь на себя. Ноги его обвили бедра учителя, нежно поглаживая их внутренними сторонами.

— Тебе понравится, — шептал Ахтэ, гладя лицо Брайана. — Поцелуй же меня сам.

От этих прикосновений что-то наконец прорвалось в Мее. Он вдруг почувствовал, как сладострастно прогибается под его весом изящное тело эльфа. Желание охватило его целиком. Он принялся целовать своего Ахтэ так, что у того перехватило дыхание. Мальчик засмеялся и ловко извернулся под ним, переворачиваясь на живот. Теперь Брайан целовал хрупкие плечи и шею, горячую под копной шелковистых волос.

Ахтэ стонал и ждал. Когда Брайан вошел в него, он изогнулся дугой, приподнявшись на локтях, и издал вскрик. Он был счастлив, как никогда в жизни, и хотел теперь, чтоб был счастлив и его учитель. Ахтэ перебрал все самые изысканные приемы, которые в ходу у эльфийских любовников. Его легкие пальцы пробегали по спине и груди гитариста, возвращая силы в его тело. Брайану казалось, что эта ночь никогда не кончится. Никогда ему не было так легко, и никогда любое его желание не исполнялось с такой поспешностью и пылом. Эльф словно угадывал его мысли. Ахтэ заставлял учителя менять позу, всякий раз внимательно следя за выражением его лица. Ему хотелось во что бы то ни стало узнать, чем он может доставить ему наибольшее наслаждение. Они почти не разговаривали, только стонали, тяжело дышали и вскрикивали. Ахтэ млел и таял под телом гитариста, на котором выступила испарина. Брайан вообще не мог ни о чем думать. Он только наслаждался и подчинялся во всем нежным рукам и требовательному шепоту. Он сам не понимал, с кем спит. Он кончил, кажется, раза два или три, все слилось в его голове в сплошной клубок страсти. Наконец он уснул на руках эльфа, услышав напоследок:

— Теперь спи, учитель, ты очень устал.

Ахтэ держал на руках тяжелую голову гитариста, длинные кудрявые волосы которого слиплись и потемнели от пота. Потом он осторожно поднялся, неслышно подошел к столику перед зеркалом и взял гребень. Эльфы Тьмы расчесывают друг другу волосы после занятий любовью, если они влюблены и вполне довольны друг другом. Ахтэ собирался оказать Брайану эту изысканную услугу.

«Все же я не понимаю, — думал он, механически проводя гребнем по вьющимся прядям, бережно придерживая их рукой, — испытал ли он такое же удовольствие, как и я? Может быть, конечно, не стоило так скоро усыплять его. Но он выглядел таким утомленным. Но как же быть, если наутро он одумается и прогонит меня?»

Ахтэ опустил гребень на меховой коврик возле кровати и, забравшись под одеяло, снова прижался к горячему худому телу гитариста. Он уткнулся носом в его бок и скоро заснул. А Мей во сне положил руку на его плечи. Теперь они вполне походили на влюбленную пару.

Наутро Мей проснулся с тяжелой головой и ощущением приятной легкости в теле. С усилием повернув голову, он увидел Ахтэ, безмятежно спящего подле него.

«О Боже, — пронеслось у него в голове, — что же это?!! Я спал с этим мальчиком?!!»

Он поспешно поднялся и трясущимися руками вытащил из кармана штанов мятую пачку «Кента», в которую он запихивал сигареты, изготовляемые в Ангбанде. Хранить их в плоских серебряных коробочках он как-то не научился.

Отчаянно дымя, Брайан лихорадочно размышлял.

«Что же делать? Уйти? Но я не знаю, что он сам-то чувствует».

Брайан бросил взгляд на свернувшегося под одеялом мальчика, мордочка у того была вполне довольная, но, может быть, он это только во сне, а проснется и будет плакать. Гитарист передернулся.

Ахтэ вдруг сладко потянулся и открыл глаза. Брайан мысленно зажмурился.

— Доброе утро, учитель, — весело сказал ему эльф. — Как ты спал?

— А… Хорошо. А как ты?

— Прекрасно.

Мальчик откинул одеяло и поднялся. Гитарист с жадностью разглядывал его дивное тело, уже не очень переживая из-за морального состояния ученика. Мальчик сел в постели, скрестив ноги и смотрел на Брайана.

«Что он делает?! — пронеслось в голове у гитариста. — Я же не выдержу. Но это невозможно. Это же мальчик!»

— Ты не хочешь одеться? — спросил он. — Здесь не очень тепло.

— Если ты хочешь этого, я оденусь, — проговорил огорченный Ахтэ. Теперь он был наверняка уверен в том, что не угодил учителю и тот спешит отделаться от него.

«Должно быть, я не нравлюсь ему. Да, но я же помню, как он смотрел на меня, помню его стоны. Он наслаждался и, готов спорить с кем угодно, наслаждался, как никогда в жизни. Но, может быть, он любит кого-то еще, и одно наслаждение для него ничего не значит. Как это обидно». Ахтэ поднялся и, одевшись, подошел к Брайану. Он почтительно взял тонкую руку музыканта и с поклоном прижал к своим губам. Лицо у Мея стало несчастным, брови сами собой сломались домиком.

«Я ничего не понимаю. Ведь я оскорбил его. А он теперь… Неужели он так уважает меня как учителя? Хорош учитель!»

— Когда мне прийти к тебе в другой раз? — спросил Ахтэ. — Ты будешь в студии после обеда?

— Да, — выдавил из себя гитарист, — я буду. Приходи.

Когда за Ахтэ бесшумно закрылась дверь, у Мея было два равных по силе желания: пойти поплакать в жилетку Фредди или немедленно повеситься.

Однако подходящего крюка не нашлось, а Фредди просто мог посмеяться над испуганным Меем, и пришлось воздержаться и от того, и от другого. Гитарист нашел альтернативу, совершенно идиотскую, на взгляд любого нормального человека, но ему она показалась лучшим выходом из этого кошмара.

Он стал усиленно избегать Ахтэ. Когда он видел эльфа и в его памяти тут же всплывало, как мальчик целовал его длинные пальцы, глядя на него снизу вверх мерцающими серыми глазами в мохнатых ресницах, а он после этого…

«Да чего там вспоминать, свинья и есть свинья, — терзал себя Брайан. — Господи, как же мне его хочется еще раз. Один разочек. Я должен немедленно успокоиться, и мне вообще лучше его не видеть. Ради его же блага». Наедине они больше не оставались, дверь в покои Брайан запирал, пил водку с Маком и Тейлором и пытался понять, что за гнусные наклонности в нем пробудились.

Ахтэ сразу понял, что учитель не хочет видеть его. Некоторое время, несмотря на врожденную деликатность, он ходил за ним в отчаянной надежде, что Брайан сжалится и опять переспит с ним. Потом, поняв, что тот просто видеть его не может, впал в глубокую депрессию. Он сидел в своей комнатке, обняв колени и тупо уставившись перед собой, думая о Мее, о его милом неправильном узком лице, о его шелковистых на ощупь кудрях, о том, как сладко и жарко было в его объятиях.

Приятели беспокоились о нем, понимая, что несчастная любовь — это серьезно, пытались развлечь, предлагали свои услуги с милой доверчивостью существ, не имеющих никакого представления о морали. Все было тщетно, Ахтэ увял, как сорванный цветок.

Когда он исчез из поля зрения Брайана, тот сперва вздохнул с облегчением, а потом занервничал. Он шатался по коридорам в надежде увидеть ученика, любой эльф Тьмы с пепельными волосами вызывал у гитариста судорожное сердцебиение. Мей перебирал кое-какие оставшиеся от Ахтэ вещички, и воспоминания жгли его сердце.

«Что же я наделал? — думал гитарист. — Что происходит? Мне надо найти его и поговорить. Может, удастся все уладить».

Тут дверь тихо приоткрылась и в комнату заглянул какой-то незнакомый эльф с русыми волосами до плеч, которые были тщательно растрепаны в подражание неотразимому барабанщику.

— Могу ли я поговорить с тобой, мастер?

— Да, конечно, — Мей с трудом сдерживал раздражение, ему хотелось остаться одному и думать об Ахтэ.

— Ахтэ… — начал эльф, и Мей поднял на него испуганные глаза.

— Что с ним?

— С ним очень плохо, мастер. С тех пор, как ты отверг его любовь, он не хочет есть и спать, сидит один. Его сердце разбито. Пойди к нему, может, он образумится.

— Я отверг его любовь? — тупо переспросил Мей.

— Да, ты отказался с ним спать, — пожал плечами эльф, глядя на гитариста простодушно.

— То есть, ты хочешь сказать, что у вас это так принято?

— Да, а у вас нет?

— У нас — нет. — Мей пружинисто вскочил с кресла, чувствуя невероятное облегчение. — Пошли к нему. В темпе.

Они пронеслись темными коридорами, и Мей ворвался в дверь комнаты Ахтэ. Рыжий эльф деликатно остался за порогом.

Ахтэ как пружина взвился над кроватью, на которой лежал неподвижно, свернувшись калачиком, последние сутки.

Мей всеми костями грянулся об пол перед ним. Отшиб колени и даже не заметил этого.

— Прости меня! — взмолился он, — Я же ничего не знал. Я думал, ты меня презираешь и не хочешь видеть.

Глаза у Ахтэ стали совсем уж огромными, казалось, он ему до сих пор не верит.

— Учитель…

Мей, не вставая с колен, добрался до него и стиснул в руках хрупкие пальцы мальчика.

Ахтэ прикрыл глаза, дрожа всем телом.

— Учитель, — повторял он, забыв все остальные слова. Он не совсем понимал, что говорит ему Брайан. Понимал только, что обожаемый человек стоит рядом, сжимает до боли его пальцы.

— Ахтэ, ну скажи же мне что-нибудь… — умолял несчастный Брайан, целуя руки эльфа.

Ахтэ легко провел ладонью по его волосам.

— Брайан, — все еще слабым, но уже начинающим звенеть голосом сказал он, — ты такой лохматый. Тебя никто не расчесывал все это время…

— Теперь это будешь делать только ты, — пообещал Мей. — Поцелуй меня, пожалуйста, чтоб я понял, что прощен.

Ахтэ рассмеялся и прыгнул в его объятия.

Они улеглись прямо на ковер., и эльф, склоняясь над Меем, спросил жарко:

— Как ты хочешь сделать это, учитель? Скажи мне…

— Как угодно, — пробормотал Брайан, раздевая мальчика, — только, пожалуйста, не зови меня так больше. Зови меня по имени.

Он освободился от одежды и усадил Ахтэ на колени. Мальчик почти ничего не весил, и это легкое тело казалось Мею самым желанным на свете. Тот сильно прижался к нему, положив руки Брайану на грудь. Гитарист обхватил ладонями неправдоподобно тоненькую талию мальчика, ему казалось, что он может сделать это двумя пальцами. Лицо эльфа было в сантиметре от его лица, нечеловечески прекрасное, с громадными сияющими глазами, зрачки сжались в точку. Ахтэ приоткрыл губы и прижался ими к губам гитариста. Язык Мея проник ему в рот, жадно и настойчиво, человек не был таким утонченным и изысканным, как все его предыдущие эльфийские возлюбленные, но именно его грубость и нетерпение сводили Ахтэ с ума. Большие ладони Брайана ласкали его, как будто хотели вобрать в себя целиком. Ахтэ, продолжая его целовать, подвинулся так, чтобы гитаристу было удобно войти в него, и сам, чуть изогнувшись, направил его рукой. Его гибкое тело могло принимать любые, самые невероятные позы, и эльф собирался этим воспользоваться. Он хотел видеть лицо своего учителя. Брайан застонал и, оторвавшись от рта Ахтэ, уронил голову ему на плечо. От прикосновения этой теплой вьющейся массы кудрей к своей шее и щеке менестрель вздрогнул, приходя в еще большее возбуждение, и заерзал на коленях у Мея. Его длинные стройные ноги обвивали спину Брайана. Гитарист, не прекращая медленных ритмичных движений, поднял глаза на эльфа и сказал, задыхаясь:

— Ты лучше всех. Мне ни с кем не было так хорошо.

— Я люблю тебя, — ответил Ахтэ. Мей улыбнулся, откидывая голову назад, и эта улыбка сказала эльфу больше, чем тысячи слов, которые так жаждет услышать земная женщина. Мей не любил никого другого. Он любил его.

К вечеру этого дня все эльфы цитадели узнали, что один из Великих Менестрелей, Голос Ночи, Мастер Гитары взял себе в любовники Ахтэ, темного эльфа, менестреля. Что он позволил ему называть себя по имени и сам пришел к нему просить о любви. Фредди с темными эльфами общался мало, и эти слухи до него не дошли.

Примерно об этом и думал Мей, возвращаясь к себе в покои, где его ждал Ахтэ. Он вошел, запер дверь и быстро огляделся, ища глазами эльфа. Тот сидел в постели с большим томом на коленях. На нем была одна из рубашек Мея, на столике стоял недоеденный завтрак, к которому гитарист даже не прикоснулся, потому что очень спешил, а Ахтэ только чуть-чуть поклевал. Гитарист подошел к кровати и стал есть, не отрывая глаз от маленького менестреля. Тот глядел на него, улыбаясь.

— Все уже закончилось, милый? — спросил он.

— Все даже не начиналось. Фредди и Тейлор напились, как свиньи, Мак ужасно орал. А Гор сказал, что протрезвить их все равно не удастся и потащил Тейлора к себе, наверное, в себя приводить будет.

Ахтэ хихикнул.

— Чего смеешься? — спросил Мей, запивая кусок мяса крепким яблочным сидром.

— Саурон влюблен в вашего барабанщика.

— С чего ты взял? — вытаращил глаза Мей.

— Это вся Цитадель знает. Он просто сам не свой. Ты думаешь, чего он так для вас старается? Сау не такой уж любитель музыки.

— Черт, и как я не сообразил? — покачал головой Мей. — Вот бедняга, ему ничего не светит…

— Ты так думаешь? А я вот видел их вчера вместе и уверен, что они уже были близки.

— Да ты что? — окончательно обалдел Брайан.

— А иначе с чего бы Гору целовать его в шею? — ответил наблюдательный, как все эльфы, Ахтэ.

— А ты это видел?

— Как тебя.

— И что Роджер?

— Ничего, покраснел, — засмеялся менестрель. — Он очаровательный. В него влюблена половина наших, но я думаю, лучше чтоб он достался Гортхауэру. Гор всегда был очень несчастен. Пусть и ему будет хорошо. Как мне с тобой. — Эльф отложил книгу и, встав на колени сзади Брайана, обнял его за шею. Он целовал кудрявый затылок Мея, пока тот не прекратил есть, не обернулся к Ахтэ и не повалил его на кровать.

Страшную тайну Роджера Фредди узнал. Теперь осталось узнать тайну Мея. Специально с этой целью Фредди устроил колоссальную пьянку, пригласив на нее только своих и воспользовавшись тем, что Мак, Мелькор и Гор заперлись в лаборатории, обсуждая какие-то сложные технические проблемы. Гортхауэр сидел там, активно участвовал в обсуждении и мечтал, как он вернется в свои покои и прижмет к себе теплое тело Роджера.

Дикон отпал сразу. Сам Фредди через час тоже притворился смертельно пьяным, предоставив гитаристу и ударнику накачиваться сауроновкой в одиночку. Сперва разговор шел по работе, а потом свернул на личные темы. Фредди навострил уши.

— Понимаешь, как тебе сказать, — говорил Мей, слегка покачиваясь и положив локти глубоко на стол. — У меня тут… Ну, в общем, Родж, я опять влюбился.

— В кого?

— Ну есть тут…

— Баба какая-нибудь?

— Нет… В том-то все и дело. Только Фреду не говори, — он подозрительно посмотрел на дремавшего в кресле Фредди. — Мальчишка этот, который все за мной таскается. Слушай, Тейлор, я влюбился в него по уши.

— И что? Ты с ним переспал? — у Тейлора как от сердца отлегло.

— Ага. Еще как.

— Ну и?

— Я не знаю, Блондинчик, — медленно произнес Брайан, называя Тейлора старым прозвищем. — Я наверное, какой-то урод, но все женщины по сравнению с этими эльфами просто тупые коровы.

— Во-во, о чем я и говорю… — оживился Роджер, — вот и Гор… — и он тут же осекся.

— А правда, что Гор в тебя влюблен? — с интересом спросил пьяный Мей, растерявший всю свою деликатность.

— Правда, — ответил ударник и его голубые глаза приобрели мечтательное выражение. — А ты откуда знаешь?

— Ахтэ сказал.

— Ясно. Об этом знает весь Ангбанд.

— Ну, не весь, а большая часть. И как ты… ну, ты с ним… Вобщем, сам понимаешь.

— Не понимаю, — ядовито ответил Тейлор.

— Ты с ним… — Брайан пошевелил в воздухе тонкими пальцами. Не то, что он был очень застенчивым, но, как и все друзья Тейлора, не любил получать в ухо. — Переспал ты с ним или нет?

— У, какой любопытный. От любопытства кошка сдохла. Ты давай, расскажи про своего эльфа, я тебе потом тоже, может быть, что-нибудь расскажу.

Брайан начал рассказывать про эльфа. Под конец он так разомлел, что начал объяснять ударнику, как умирает от любви.

— Понимаешь, он такой весь, как птичка, его сажаешь на колени и веса не чувствуешь. Я его просто обожаю. У него ноги, ни у одной фотомодели таких нет. И кожа как лепесток цветка. У людей такой не бывает. Как я его люблю, если б ты знал. Он меня возбуждает, как ни одна женщина. Я с ним готов двадцать четыре часа в сутки без перерыва.

— Во-во, — повторил Тейлор, с тоской подумав о дурацких, никому не нужных заседаниях. — Слушай, а забавно, что они вообще-то не люди, ну, твой эльф и Гор тоже… Ты когда-нибудь об этом думал?

— Так, иногда. А что, Гор чем-нибудь отличается? Ну, анатомия там, физиология…

— Да вроде ничем. Красивый, собака, как бог, а так… хотя… — И Тейлор, нагнувшись к уху Мея, поделился с ним кое-какими совсем уж неприличными подробностями. Фредди ничего не услышал и очень расстроился.

— Интересно… — задумчиво пробормотал Брайан. — Ну, а мой… Его, конечно, можно в узел завязать во всех направлениях, только это не отличие. Ушки, там, глаза слишком большие. Темперамент. У людей такого не бывает.

— Это точно. Гор, по-моему, может, когда угодно, где угодно и сколько угодно.

Фредди мысленно застонал от зависти.

Тема темперамента интересовала всех. Тейлор поведал о том, как они с Гором занимались любовью везде, где только можно, не в силах дойти до чьей-нибудь комнаты, а Брайан ответил подробным отчетом о минувшей ночи. Фредди балдел и изо всех сил сдерживал улыбку. В середине пылких излияний, когда и гитарист, и барабанщик уже подумывали о том, как бы вернуться к себе и перейти на практику, от дверей раздалось деликатное покашливание. Это был Гортхауэр.

— Гор, иди к нам! — заорал обрадованный Тейлор, наливая ему водки в стакан Фредди. Гортхауэр сел рядом с ним и лихо, залпом осушил стакан. Роджер поглядел на него с любовью.

— Уже очень поздно — своим тихим голосом произнес майа. — Вы не хотите пойти спать? Завтра у вас концерт.

— Ага, хотим, — ответил Мей, поднимаясь. Тейлор, нисколько не стесняясь, поцеловал Гора в губы долгим сладким поцелуем. Когда поцелуй кончился, майа поглядел на Фредди и сказал:

— Пойдем ко мне, не будем им мешать, пусть спят.

Фредди расстроился. Но он услышал достаточно, чтобы иметь достаточно полную информацию о происходящем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛОНДОН

Посвящается Джуду,
без которого этого продолжения
никогда бы не случилось.

С любовью и благодарностью,
Авторы.

O love
Like a screaming flower
Love
Dying every hour
…You say love there are have no rules
Sweetheart
You?re so cruel

U-2
So cruel

Необходимое предварение

Данное произведение представляет собой исключительно плод воображения авторов. Никакого отношения к помянутым здесь историческим лицам герои не имеют. Точно так же, как и встретившиеся вам герои Толкиена представляют собой чистой воды эксклюзив и совершенно не претендуют на истинное отражение творений Профессора. Описываемое время не указывается специально, предположительно — конец девяностых, так что в тексте полно анахронизмов. Описанный здесь город Лондон также является плодом фантазии, поскольку авторы в Лондоне никогда не были. Так что упреки в этнографических неточностях принимаются только вместе с оплаченной экскурсией в Англию для устранения таковых. Если же вы являетесь яростным поклонником Мелькора и считаете его своим учителем, вам лучше, во избежание конфликтов с действительностью, не читать этого произведения.

И последнее. Эта вещь СОВЕРШЕННО СЕРЬЕЗНАЯ! Она про любовь. Очень просим это учесть.

С любовью, авторы.

1.

Чудовищная ветвистая лиловая молния встала на несколько мгновений от неба до земли, замерла, и тут же ужасный треск и грохот расколол тишину напополам. Что-то гремело и ворочалось в небе за черными налитыми тучами, что-то большее, чем гроза, но Тейлору было не до этого.

Он не замечал ничего: ни сверкания молний и грохота грома, ни того, что здесь, на гигантском плацу уже собирались войска и кто-то сорванным голосом выкрикивал команды, ни своих друзей, которые в страшной спешке кидали в «роллс-ройс» их вещи, ни Брайана Мея, периодически дергавшего его за рукав и оравшего на ухо: «Давай скорее, Родж, ну, давай же!». Роджер стоял на стертой сапогами брусчатке ангбандского плаца и, сжимая руки Гортхауэра, твердил:

— Поехали с нами, Гор, как же так, поехали…

Помощник Мелькора, не отрывая от лица барабанщика измученных темных глаз, говорил:

— Я не могу, Роди, я не могу, Великий Эру, пожалуйста, Роди, я просто не могу.

Это была катастрофа. В Ангбанде начиналась война, теперь уже настоящая, а не позиционные перепехивания с нолдор. Валинор собирался забрать у Владыки ценного заложника, совершенно не понимая, что заложник отдал бы все на свете, чтобы остаться здесь. Нарушенное равновесие сил сместило что-то в окружающем мире, и та щель, через которую английские музыканты пробрались в Белерианд, вскрылась опять. Прямо над треком, который Саурон выстроил для своего обожаемого барабанщика, пространство раскрылось, и огромная, черная, веретенообразная трещина гудела и искрилась в течение уже нескольких часов. Это был шанс и шанс очень своевременный для всех, кроме Роджера и Гора. Тейлор, увидев, что Мей не собирается расставаться с Ахтэ, почувствовал, что в его сердце затеплилась слабая надежда, может, и Гор решится наконец, в конце концов, что его здесь держит, а можно жить и там, но тут же выяснилось, что помощника Мелькора держит здесь очень и очень многое. Но сейчас, глядя в его черные глаза, Тейлор понимал, что расставание для Саурона так же мучительно, как если бы у него отрезали половину сердца.

— Роди, я не могу. Не могу, — твердил он, задыхаясь, его пальцы так стискивали кисти Роджера, что барабанщику было больно, но ему было на это наплевать.

— Тогда я останусь! — закричал он. — Слышишь, я останусь с тобой!

С лица Гора сошла краска. Секунду Роджер видел написанную на нем бешеную радость, нереальное, почти невозможное счастье, и тут же все пропало.

— Нет, — с трудом выговорил Гор. — Ты не можешь, — он порывисто притянул к себе Роджера и зашептал на ухо, — нет, Роджер, слушай меня, эта война, скорее всего мы все погибнем в ней, ты просто не понимаешь, о чем говоришь, нет, Роди…

— А если нет? — онемевшими губами спросил Тейлор.

— Тогда я найду способ встретится с тобой.

Это было нелепой и невозможной надеждой, но она стала тем единственным, что заставило Тейлора хоть чуть-чуть смириться с положением дел.

— Обещай мне, Гор, — потребовал он, — обещай мне.

— Клянусь тебе вечной Тьмой, чем захочешь… — шепот майа обжигал Роджеру шею, ударник задыхался от ужаса, боли и рвущихся наружу слез. Все это было совершенно невозможно. Казалось, он понял, насколько ему дорог Гор, только сейчас, когда они расставались.

— Роджер, мать твою, давай же, сейчас все закроется! — раздался у него под ухом голос Фредди, и Роджер с рычанием обернулся.

— Пошел к черту! Убирайся! — рявкнул он. Фредди отшатнулся, он никогда не видел у Роджера таких пылающих глаз, такого выражения лица.

— Мак! — заорал он. Фредди все понимал лучше, чем кто бы то ни было, но он не видел другого выхода. Надо было убираться отсюда. Мак подлетел к ним и посмотрел на Роджера, которого сжимал в объятиях Гортхауэр. Лицом Тейлор уткнулся майа в плечо, руками обвил шею, и было видно, что оттащить его можно только тягачом. Мак коснулся плеча барабанщика.

— Родж, — сказал он мягко, — давай, надо идти. Правда, надо. Гор, скажи ему.

Саурон разжал руки. Его лицо было почти серым, губы дрожали.

— Иди, Роди, — проговорил он искаженным голосом. — Иди, мы еще встретимся.

Роджер кивнул. Он еще раз притянул к себе майа, поцеловал в губы и, развернувшись, пошел к машине. Он шел, как во сне, как в воде. Он не знал, что будет с этим делать, куда он это все денет, эту боль, заполнившую его целиком, такую огромную, что он даже изумлялся ей, словно она и вовсе была не его. Теперь он точно понял, что значит банальное выражение «разбитое сердце». Его сердце было разбито и болело так, что хотелось кричать. Он сел на водительское сидение и повернул ключ в замке зажигания. Он видел высокую фигуру Гортхауэра в длинной, до пят, черной хламиде, белое пятно его лица. Слезы текли из глаз Тейлора ручьем, капали с подбородка, он даже не мог их утереть. Он увидел, как Гор взмахнул рукой, и, подняв руку над крышей, помахал в ответ. Нажал на газ и направил машину прямо в черное мерцание. Он прикусил нижнюю губу так, что показалась кровь, и прибавил скорость. «Прощай, Гор, — подумал он, — прощай, любовь моя».

Гортхауэр побрел обратно. Он знал, что должен взять себя в руки и дойти до Мелькора, получить новые распоряжения, но больше всего ему хотелось кататься по земле и выть. Он не знал, что вибрирующая щель не закрылась, когда в нее проскочил длинный автомобиль, как и не знал, что в двух шагах от того места, где стоял багаж музыкантов, нолдорский разведчик, никем не замеченный в этой суматохе, лежит на земле, потеряв сознание от страшной боли в обоженных руках.

2.

В лондонской квартире Тейлора царил полный бардак. Всюду валялись пустые бутылки, окурки, пакеты от чипсов (последние две недели Роджер питался только чипсами, закусывая ими водку), спал он, где его смаривал сон, не пытаясь даже раздеться, а иногда целыми днями лежал в ванне с банкой пива и смотрел в потолок. Никакие уговоры Брайана, Фредди и Мака ему не помогали. Дикон и уговаривать не пытался, он хорошо понимал барабанщика. Тина, девушка Тейлора, позвонившая ему на следующий день после приезда, получила в ответ злобное: «Пошла к черту» и больше не звонила. Тейлор думал о Гортхауэре.

«Что-то он сейчас делает? И где он сейчас? Зачем я ушел оттуда? Все Мак, козел. Надо было сразу сказать, что я не поеду. И пусть делают, что хотят. А, да что теперь».

Тейлор купил у знакомого продавца травки и курил ее целыми днями. От этого он начинал видеть Гортхауэра. Тот входил в квартиру барабанщика, запирал за собой дверь, а потом начиналось такое, что Тейлор никогда не смог бы не только воспроизвести в реальности, но даже припомнить. Однажды Гортхауэр вошел к нему, как обычно, но вместо того, чтоб снять одежду, посмотрел на Роджера, наклонив голову, и сказал голосом Дикона:

— Этот в Японию не полетит. Летят наши гастроли.

Тейлор начал представлять себе летящие в небе гастроли, помотал головой, кажется, даже сказал вслух:

— Что за бред.

И все тут же пришло в норму. Гор принялся стягивать с него рубашку.

На следующий день травка кончилась. Тейлор, почти ничего не видя перед собой воспаленными глазами и поминутно падая, долго ползал по квартире, обшаривая ящики и потайные местечки, куда он прятал от Фредди наркотики, но все было тщетно. Тогда он сел в кресло в гостиной и подпер руками свою несчастную голову. Только теперь до него начал доходить трагический смысл слов: «Не уйти от реальности», которые он таким проникновенным голосом пел в клипе.

В таком состоянии его и застали остальные члены группы, когда вломились в его квартиру с помощью фреддиного ключа.

— Ну, ты, свинья! — закричал Фредди с порога, — Хочешь, чтоб у нас накрылся контракт?! Скотина!

Тейлор тупо посмотрел на него:

— Сам… — начал было он, но голос его не послушался. — А что такое?

— Мы завтра должны лететь в Японию, — серьезно сказал Дикон.

— В какую Японию? — не понял Тейлор.

— Кретин! Ты смотри на кого ты похож! Обкуренная рожа! — орал Фредди, — Не собираюсь из-за тебя терять кучу денег. Я хочу новый рояль! И «мерседес» с шофером.

— И шофера с «мерседесом», — тихо уточнил Мей. Но его не услышали.

Фредди был разозлен, как никогда в жизни. Еще немного, и он бы побил беднягу Тейлора. Все устроил Дикон. Он утащил Фреда на диванчик, поговорил с ним немного, и солист, все еще булькая и задыхаясь, позволил ему распоряжаться дальше.

Тейлор был мягко, но решительно препровожден в ванную. Вымыт, побрит и переодет. Мей тем временем готовил в кухне завтрак и варил кофе.

Когда Тейлор вернулся в кухню, то выглядел почти пристойно. Фредди, впрочем, все равно обозвал его «опухшим крокодилом». Решено было для предотвращения дальнейшего падения барабанщика остаться всем в его доме до отлета. Дикон собрал пустые бутылки, шипя и ругаясь на беспорядок. Мей позвонил Ахтэ и вызвал его к себе. Ахтэ был куплен паспорт, и он вполне официально жил в доме Брайана под именем Эйлин. Эльфу даже организовали профессию дизайнера, подтверждением чему являлся диплом, и он повсюду следовал за группой, точнее, за Брайаном.

Итак, Ахтэ прибыл, осмотрелся и принялся помогать Дикону прибирать. По-кошачьи привередливый эльф не выносил даже намека на пыль.

— Как ты думаешь, — конфиденциально спросил он Мея, вытащив его для этого в коридор, — может быть его (имелся в виду Тейлор) надо утешить?

— Ты это про что? — не понял Брайан.

— Ну, я мог бы, понимаешь, как к нам люди относятся, а мне бы это не составило труда, — пояснил эльф, искренне глядя на Мея большущими глазами.

Гитарист мысленно возвел глаза к небесам. Полнейшая невинность темных эльфов в вопросах пола была для людей убийственна.

— Не надо, — сказал он. — И знаешь что, ты только не вздумай предлагать себя первому встречному, если он тебе понравится. Здесь ты можешь попасть в беду.

— Я знаю, — очень серьезно ответил эльф. — Ты не думай. Я все понимаю. У нас этого тоже нельзя делать. Я никогда не буду так поступать. Но Роджера я знаю, он твой друг и очень переживает из-за Гортхауэра. Мне его жаль.

Брайан обнял эльфа одной рукой за хрупкие плечи.

— Глупый ты, — прошептал он. — Хороший мой… — Недавно он представил Ахтэ маме под видом своей девушки, приехавшей из Финляндии, и эльф маму совершенно очаровал. — Ну ладно, пойдем к остальным.

Но сначала Ахтэ крепко и страстно поцеловал своего возлюбленного.

Наутро они вылетели в Японию. Уже вполне пришедшего в себя Тейлора бдительный Фредди вел под руку. И на просьбу в аэропорту выпить кружку пива ответил огненным взглядом из-под очков и сопением. Призрак сорванных гастролей все еще жил в воображении солиста.

Гортхауэру нравился новый мир. Пробыв в нем неделю, он освоился совершенно, перестал шарахаться от машин и поездов, купил себе фотоаппарат и снимал Мелькора с Манвэ на фоне лондонских достопримечательностей. Однако вовсе не это занимало его мысли. Где-то в этом мире был Роджер. Это был его город. Он ходил по этим улицам, на эти камни наступали его благословенные Великим Эру кроссовки, и Гор везде ощущал его присутствие. Из газет он знал, что «квины» сейчас в Японии, но после их возращения майа не собирался встречаться со своим возлюбленным. Он был уверен, что здесь ждала Тейлора любимая женщина, и все, что было в Ангбанде, было лишь счастливой случайностью, невероятной удачей, подаренной майа непонятно за какие заслуги. Он думал о Роджере непрерывно и решил, что, как только группа вернется с гастролей, он тут же отправится на их концерт, хоть издали посмотрит. Мелькор уговаривал его не валять дурака — Тейлор все равно узнал бы, что они здесь, но Гор только мотал головой, в отчаянном ужасе представляя себе, как ударник снисходительно объясняет ему, что это было прелестное приключение, но теперь он должен понять, что никакого продолжения не будет. После этих слов оставалось бы только утопиться в Темзе.

И вот в один прекрасный день Гортхауэр прочитал в утренней газете, что «Куин» завтра вечером, в полседьмого прибывает в аэропорт Хитроу. Он в ужасе заметался по гостиной их роскошного номера в «Хилтоне» Манвэ посмотрел на него с беспокойством.

— Приезжают?

— Да. Что мне делать?

— Не знаю, — буркнул Мелькор, валявшийся на диване и рассматривавший иллюстрированный журнал. — Ты же совсем спятил из-за этого мальчишки. С чего ты взял, что у него здесь кто-то есть?

— Знаешь, Мелько, — осторожно сказал Король Арды, — было бы странно, если бы не было. Ты помнишь, как он выглядит?

— Помню. Все равно, я не понимаю, почему ты не хочешь с ним увидеться.

Гортхауэр промолчал, отведя глаза. Но в день прилета «Куин» умолил Великих Валар ехать в Хитроу. Они сели во взятый напрокат (с покупкой Мелькор не захотел связываться) автомобиль и помчались в аэропорт. Гортхауэр сидел за рулем, выжимая предельную скорость, и не отрывал глаз от дороги. Манвэ подчеркнуто вежливым голосом попросил его ехать немного медленнее.

Майа, впрочем, не услышал его. Все его мысли занимал Тейлор. Он представлял себе прелестное лицо и улыбку барабанщика, представлял, что сейчас снова увидит его, и тело Гортхауэра сотрясала дрожь нетерпения. Даже то соображение, что ему вряд ли удастся даже приблизиться к обожаемому Роджеру, только возбуждало его еще больше. Он не помнил, как добрался до аэропорта, оставляя позади болезненно травмированные нервы более осторожных водителей, кое-как припарковался и ринулся в зал ожидания.

Газеты читал не только Саурон. В здание набилась куча поклонниц, все, как одна, в истерическом нетерпении. Уже выставили оцепление там, где должны были пройти музыканты, и здоровенные полицейские в синей форме с трудом сдерживали бьющуюся толпу. Оставив Мелькора и Манвэ, на которых оглядывались все, кому не лень, пить кофе в буфете, Гор вклинился в клубящихся у оцепления девушек и юношей. На нос он надвинул темные очки (идея темных очков нравилась ему страшно, только не в применении к Роджеру), подобрался к самой цепи и стал ждать.

Тейлор проспал всю дорогу из Японии. Он сильно устал, ему в общем-то понравилось, но мысль о том, что он сейчас вернется в пустую квартиру, где безнадежно нет и никогда не будет Гора, сводила его с ума. Поэтому он выпил стакан джина и заснул.

Когда группа «Куин» вошла в здание, все издали единый слитный вопль и рванулись вперед. Цепь дрогнула, но выдержала. Гортхауэр, прижатый к плечу полицейского, получивший локтем под ребра и двенадцатисантиметровой шпилькой по ноге, не замечал ничего. Он видел, как Роджер идет по проходу в своем картузике с длинным козырьком. Он покрасился в темно-рыжий и стал еще обольстительней. Гор с жалостью увидел, как похудел ударник, как под глазами у него залегли темные круги. Не в силах сопротивляться страшной тяге, он слепо рванулся через цепь и был остановлен за плечо полицейским, сказавшим ему добродушно:

— Ты куда, туда нельзя.

Обладавший нечеловеческой силой майа легонько оттолкнул стража порядка, и тот, не удержавшись на ногах, рухнул в толпу. Тут Гора схватили четверо.

Тейлор, незаметно морщась от громких криков и внутренне ненавидя всех этих девочек и мальчиков, брел по проходу за Меем, который взмахивал рукой и улыбался, и тут какое-то движение привлекло его взгляд. Он обернулся и увидел, как четверо полицейских пытаются справиться с каким-то типом в черных очках. Тип очень агрессивно выдирался, и тут сердце Тейлора упало вниз и остановилось. Он узнал широкие плечи и мягкие темные кудри майа. В первую минуту он подумал, что ему показалось, но тут очки слетели и хрустнули под ногой какой-то девицы. На Роджера глянули знакомые черные глаза, в которых плескалась боль пополам со страстью.

— Эй, ты, козел! — заорал Тейлор, срываясь на свой знаменитый фальцет. — А ну отпусти его, я тебе говорю! Гор, мать твою, иди сюда!

До полицейского наконец дошло, что обращаются к нему. Он выпустил Гортхауэра, и тот медленно вышел в проход. Туда же попытались было ринуться несколько энергичных фанаток, но их перехватила быстро пришедшая в себя полиция.

Тейлор, мало понимая, что делает, схватил Гортхауэра под руку и поволок за собой. Вокруг них тут же засверкали вспышки фотоаппаратов. Тейлор немедленно натянул картузик на самый нос. Впрочем, их тут же подхватили под руки секъюрити и повлекли к ожидающим машинам. Как только за ними захлопнулась дверца и черный лимузин, завывая сиреной, сорвался с места, Тейлор обернулся к Гортхауэру, еще не пришедшему в себя после неожиданного воссоединения с объектом вожделения, и спросил:

— Это и вправду ты? Мне не кажется?

— Нет, — сказал майа. — И я безумно рад видеть тебя. Роджер, мне жизнь была не мила, когда вы уехали.

Тейлор подозрительно хлюпнул носом и прошептал:

— Мне тоже.

Ему очень хотелось кинуться в объятия Гортхауэра, но он мог позволить себе только незаметно от шофера взять его за руку, с трудом сдерживаясь, чтобы не поцеловать теплую ладонь.

— А что ты здесь делаешь? — хриплым голосом осведомился Тейлор, он чувствовал, что разговор на сколько-нибудь личные темы немедленно вызовет у него поток слез, и придерживался делового подхода.

— Понимаешь… — сказал Гортхауэр. — Лучше, конечно, чтоб тебе это рассказали Мелькор и Манвэ… Вы ничего не находили в вещах, когда приехали от нас?

— Не знаю, — протянул Тейлор, — мы их еще даже не распаковывали. А что?

— Понимаешь, у нас пропали Сильмариллы.

Тейлор сделал честную попытку вспомнить, что такое Сильмариллы.

— А что это? — спросил он наконец.

— Это камни, которыми была украшена корона Мелькора. Помнишь?

— А, да, конечно, такое не забывается. Так это называется Сильмариллы?

— Да, и они пропали. Понимаешь, они очень важны для нас. Говорят, в них заключена судьба Арды. Нам надо непременно вернуть их, — Гортхауэр помолчал и добавил: — Ну, и есть еще одна причина, по которой это хорошо бы сделать.

Тейлор хлопал глазами:

— Но ты же не думаешь, что мы взяли их специально. Черт возьми, да у нас никто не способен на такое.

— Нет-нет, Роджер, — поспешил успокоить его Гортхауэр. — Сильмариллы взял один из нолдор. Разведчик. Он выкрал их и, боясь попасться, сунул камни в первый попавшийся тайник. Потом попытался взять обратно, но не успел. Мы схватили и допросили его. Он указал на вашу поклажу. Поэтому мы здесь.

У Тейлора упало сердце:

— Только поэтому? — механически спросил он, отворачиваясь.

— Нет, конечно, — Гортхауэр, наплевав на шофера, взял Роджера за подбородок и заставил его повернуть голову к себе. — Я так скучал по тебе. Жду не дождусь, когда же мы останемся одни.

Роджер подумал, как трудно будет выставить приятелей из своего дома, куда они все направлялись, и как долго они будут накачиваться виски, чтоб возместить нервный ущерб, нанесенный разницей во времени между Лондоном и Токио.

«О Боже, — подумал он. — Как я иногда ненавижу этих козлов».

Машина въехала в узорчатые ворота и затормозила перед крыльцом особняка Тейлора. Роджер выпихнул из автомобиля Гортхауэра и вылез сам. Рядом немедленно очутились остальные, полезли обниматься с майа, и Фредди тут же сказал:

— Привет, Гор, ты один тут? Сейчас мы это отметим.

Майа немедленно был увлечен в дом, препровожден в гостиную и только, стоя с бокалом коктейля в руке, смог сказать несколько слов о Мелькоре и Манвэ. За эти слова тут же уцепился Ахтэ, который прекрасно понимал, как хочется Роджеру и Гортхауэру побыть наедине, и старался помочь им.

— Надо же найти их, — сказал эльф. — Они, должно быть, уже вернулись из аэропорта. Поедем к ним в гостиницу.

Маленький эльф весьма решительно выпроводил еще не пришедшую в себя после многочасового перелета группу «Куин» в коридор.

— Поедем к Мелькору и Манвэ, — сказал он им. — Надо дать Роджеру и Гору побыть вдвоем.

Его тут же поддержал сердобольный Фредди. Через пять минут музыканты уже мчались по направлению к отелю «Хилтон».

Когда Роджер понял, что они с Гортхауэром остались одни, он тут же подошел к нему и обнял майа.

— Как я по тебе скучал, — сказал он, глядя на Гора голубыми и очень влюбленными глазами. — Пойдем в спальню.

Раздеваться барабанщик начал еще по дороге, предоставляя прислуге подбирать за ним утром куртку, картузик и майку.

На Гортхауэре кроме вытертых джинсов и рубашки ничего не было, поэтому он остался одетым до самой спальни. Там майа немедленно скинул с себя одежду и лег на двуспальную кровать Роджера. Тот мигом оказался рядом. Они забрались под легкое одеяло, и Гортхауэр нашарил руку возлюбленного:

— Как же я рад снова видеть тебя.

— Не надо говорить, — ласково остановил его Роджер. — Иди сюда.

Гортхауэр крепко обнял его. Они исступленно целовались, катаясь по постели. Объятия походили на борьбу, в которой победил Гортхауэр. Задыхающийся от вожделения Роджер оказался под ним. Он обхватил руками голову любимого и прошептал:

— Давай, сделай меня. Я так долго этого ждал.

Майа словно ждал этих слов, чтобы окончательно потерять голову. Он всем телом навалился на Роджера, покрывая поцелуями его грудь, плечи, лицо. Потом перевернул его на живот и с содроганием страсти провел языком вдоль позвоночника. Роджер хрипло вскрикнул и изо всех сил вывернул шею, чтобы посмотреть в лицо Гортхауэру.

— Сейчас, любовь моя, — проговорил майа, словно драгоценность, держа в ладонях тело Роджера.

Ему хотелось продлить наслаждения этой ночи как можно дольше, но его возлюбленный был так нетерпелив, что Гортхауэр поспешил исполнить его желание.

Полночь. Комнату освещает только серебристый холодный свет уличного фонаря. Перед окном качается клен, и по углам пляшут причудливые тени.

Гортхауэр стоит на коленях на широкой постели, взявшись руками за деревянную спинку и опустив голову. Его черные, до плеч, волосы падают ему на лицо — Роджер откинул их, чтобы удобней было целовать шею и плечи возлюбленного. Сам ударник прижимается к нему сзади, обхватив руками талию майа и лаская ладонями грудь и живот. Тейлор исступленно трется лицом о его гладкую спину, периодически впиваясь в широкие плечи Гора жадными поцелуями. От этого горячая дрожь проходит по и без того пылающему от вожделения телу помощника Моргота. Он полностью погрузился в наслаждение, не в состоянии сдержать гортанных громких стонов. Худощавое, еще совсем мальчишеское тело Роджера находится в непрерывном мерном движении, каждый мускул на нем напряжен, лопатки ходят ходуном, словно он старается раствориться в теле майа, проникнуть в него целиком, слиться с ним. Вгоняя в любовника до упора, ударник чувствует, что тяжелая сладкая волна уже затапливает его тело, еще чуть-чуть и он не выдержит. Но он всем телом ощущает, как возбужденно вздрагивает майа, и ему хочется продлить удовольствие партнера как можно дольше. Подушечками своих чутких пальцев он ощущает напряжение любовника, и это заводит Тейлора еще больше. Наконец Гортхауэр содрогается, как от удара тока, один раз, другой, кричит, на руках, вцепившихся в спинку кровати, вздуваются мышцы, и Роджер быстро кусает его за плечо, сильно, так что остается след, и тоже пронзительно вскрикивает, ощущая, как все тело тает, растекается, заполняется медом, а кровь так колотится в висках, что он не слышит собственного крика.

Гортхауэр поднял голову с подушки, на которую он рухнул, когда Тейлор отпустил его. Он подумал, что если соседи слушали этот кошачий концерт, то полиция уже едет. Повернулся и сел, опершись спиной на изголовье. Роджер лежал, раскинувшись и закрыв глаза. Услышав, как пошевелился майа, он попросил сорванным голосом:

— Дай мне сигаретку, а?

Гортхауэр вслепую, не отрывая глаз от возлюбленного, нашарил на тумбочке пачку «Мальборо», вынул две сигареты, прикурил одну и отдал Тейлору. Тот благодарно вздохнул и затянулся. Потом переполз по постели поближе к майа и положил ему голову на колени. Затянулся еще раз и пустил в потолок длинную витую струю дыма.

— Как хорошо, — мечтательно произнес ударник. — Я думал, что этого уже никогда не будет.

Гортхауэр улыбнулся и, держа в одной руке сигарету, указательным пальцем другой провел по носу Роджера. Тот блаженно зажмурился.

— Только учти, если я узнаю, что ты сюда приехал только ради этих проклятых камешков, я повешусь, — нежным голосом промурлыкал Тейлор.

— Нет, что ты. За камешками Владыка мог и сам приехать, — ответил Гор, не переставая гладить лицо любимого.

— Это хорошо. Я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, — замирая, выговорил Гортхауэр. Они помолчали. Потом майа осторожно сказал:

— Роди, я хотел тебя спросить… Я тут… Я тебе не мешаю?

Тейлор открыл прижмуренные глаза:

— Не понял.

— Ну, может, у тебя кто-то есть?

— Гор, я всегда говорил, что ты очень умный, но большой дурак, — ответил Тейлор весело. — Заруби себе на носу, у меня нет никого, кроме тебя. Надеюсь, у тебя тоже. Девушку свою я послал, как только приехал. Могу отчитаться во всем. Пил. Курил травку. Предавался эротическим фантазиям с твоим участием. Ездил в Японию. Там, по слухам, трахнул какую-то гейшу, но сам не помню, слишком много саке выпил, мне Брайан рассказал. Сказал, что называл ее Гор. Врет, наверное. Издевается.

Гортхауэр весело рассмеялся. Отчет Тейлора доставил ему громадное наслаждение. В этих веселых словах он чувствовал любовь и нежность. Ударник признавался ему в любви на свой лад, говорил Гору, что принадлежит ему и больше никому. Но больше всего майа хотелось еще раз услышать это прямым текстом.

Тейлор словно прочитал его мысли.

— Я люблю тебя, — сказал он серьезным шепотом. Губы майа прошептали ответное признание, и он, нагнувшись, поцеловал Роджера. Потом приподнял его и заставил сесть к себе на колени, лицом к лицу.

— Какой ты сильный, — тихо сказал Роджер. — Таскаешь меня, как девчонку.

— Ты легкий, — майа глядел на него, не отрываясь. Провел ладонями по бокам ударника и покачал головой. — Как ты похудел. Одни ребра.

— Да я почти не ел, — беззаботно ответил Тейлор. Все прошлые терзания казались ему очень далекими. Гор был рядом, и все остальное имело мало значения. — Жрать не хотелось. Мне хотелось тебя.

Они уже потянулись друг к другу, чтобы поцеловаться, как зазвонил телефон. Тейлор, не слезая с колен Гора, протянул руку и взял трубку.

— Алло.

— Это ты, Роджер? — услышал он голос Мелькора. Могучий Вала был явно сильно навеселе.

— Я. Чего надо?

— Что вы там делаете?

— Трахаемся, — злобно ответил Тейлор. — А ты думал, гладью вышиваем?

Мелькор расхохотался:

— Заканчивайте и приезжайте сюда. К Фредди. Вас все ждут. Тут полно народу.

Тейлор зажал трубку ладонью и сказал вполголоса:

— Гор, это Мелькор. Они у Фредди. Зовут нас. Поедем?

— Попозже, хорошо? — тихим голосом ответил Гор, поглаживая узкие бедра ударника.

— Мел, мы приедем часа через полтора, ОК?

— ОК. Мы вас ждем, — и дал отбой.

Тейлор тут же прижался губами ко рту Гортхауэра. Пока длился поцелуй, майа как-то так извернулся под ним и передвинул Роджера, что тот сообразил, что происходит, только когда Гор уже был в нем. Тейлор слабо ахнул и откинулся назад, опершись на напряженные руки. Гортхауэр видел его стройную шею, на которой напряглись сухожилия, точеный подбородок, темную массу волос, лежавшую на плече и, застонав от страсти, вошел еще глубже. Тейлор изогнулся сильней, вдавливаясь в тело возлюбленного.

— О-о, как глубоко, — прошептал он, на его теле выступил пот, — он уже у меня в горле, Гор…

Гортхауэр подумал, что если от этих слов он не отдал концы от возбуждения, то теперь точно будет жить вечно. Он, не выпуская Роджера, подался вперед и прильнул ртом к влажной и соленой коже возлюбленного.

Через сорок минут Гор лежал на постели со стаканом в руке и наблюдал, как Роджер, в чем мать родила, стоит у шкафа и с видом раздраженной домохозяйки выбрасывает из него разнообразные тряпки.

Когда они натрахались чуть ли не до потери сознания, перебудив всю улицу своими криками, разговор зашел о том, что надо ехать.

— Ты не можешь ехать в таком виде, — объяснил Роджер Гортхауэру. — Там такая понтовая, прикинутая публика. Ростом ты повыше меня и плечи у тебя пошире, но я тебе что-нибудь найду.

Наконец Тейлор вытащил из шкафа кожаные штаны и цветастую шелковую рубашку. Кинул их на кровать.

— Надевай. Рубашка безразмерная, а штаны мне длинны.

Гор покорно оделся. Выглядел он в этом, как беззаботный итальянский турист. Роджер обошел вокруг него и покивал головой.

— Отлично, сейчас я оденусь и поедем. — Он быстро натянул белые штаны, узкую черную майку со шнуровкой на груди, и Гор с удивлением обнаружил, что и после всего этого безобразия он все равно готов продолжать дальше.

Когда они оказались в машине, ударник еще раз поцеловал майа перед тем, как повернуть ключ зажигания, и Гортхауэр почувствовал себя окончательно счастливым.

В лондонскую квартиру Фредди набилась уйма народу. Сидели, стояли, пили, курили травку, гремела музыка, кто-то танцевал, а кто-то уже целовался. Тейлор пробился сквозь толпу, отвечая на приветствия, а кое-где на объятия и поцелуи, но не отпуская Гортхауэра от себя ни на шаг. Наконец они добрались до центра происходящего.

Великие Валар стояли в центре толпы восхищенных поклонников. Около Мелькора крутился десяток сногсшибательных красоток, они заглядывали Могучему в глаза, прижимались к нему грудью при каждом удобном случае, а Вала возвышался среди них, как утес, и поглядывал вокруг с легким пренебрежением, не забывая отхлебывать из бокала. Рядом с ним стоял Элтон Джон и глядел на Мелькора с откровенным восхищением. Все чувства были написаны на лице у страшненького Элтона, и Тейлор посочувствовал ему. Манвэ был центром другого водоворота. Женщин там было меньше, но тоже хватало. Сейчас Манвэ разговаривал с каким-то крутым кентом, которой смотрел в прекрасное лицо Владыки Воздуха, как четыре дня не кормленный спаниель, и только что слюни не пускал. Манвэ улыбался. Тут же слонялся Фредди, млеющий от того, какой фурор произвели его гости. Тейлора приветствовали радостными возгласами. Он познакомил Гора со всеми, и тут к нему подошел Фредди.

— Посмотри на Ахтэ, — шепнул он. — Умереть можно.

В гостиной был еще и третий водоворот. Вокруг девушки Брайана Мея. Ахтэ, в узкой мини, в светлых чулках, обтягивающих его длинные ноги, в свободной блузке с открытыми плечами, на шпильках, стоял, прислонившись к своему дружку, и снисходительно беседовал с компанией волосатых музыкантов, что-то объясняя им своим высоким мелодичным голоском. Музыканты откровенно тащились. Мужики посолидней украдкой пялились на его ноги.

Тейлор поглядел на это пикантное зрелище, скрытый юмор которого понимали только несколько посвященных, и вдруг обнаружил, что Гор куда-то затерялся. Он поискал его глазами и обнаружил в углу на диванчике, с бокалом, в обществе Дикона и Дэвида Боуи. Он уже было двинулся к ним, но тут его потащила танцевать его бывшая подружка, с которой он очень по-хорошему расстался и не собирался обижать и впредь. Когда танец кончился, Роджер обнаружил, что Дикон куда-то убрался, а Гортхауэр и Дэвид что-то жарко обсуждают. Боуи вел себя вполне естественно, никто бы ничего не заподозрил, даже когда он дружески похлопал Гора по коленке, но Тейлор наметанным взглядом сразу различил, что певец прет вперед, как танк, и точно положил добиться своего. Ревность сухим комком встала в горле ударника, и он, рассекая толпу, пошел к ним. Подошел, постоял, дождался, пока на него подняли глаза, и с облегчением прочитал в чистом взоре майа, что тот ровным счетом ни во что не врубается, а думает только о нем. Но все-таки это дело надо было взять под контроль.

— Дейв, удели мне минутку, — сказал он вежливо.

Они вышли в коридор.

— Какой клевый парень, — сказал Дэвид тут же. — Ты его хорошо знаешь?

— Хорошо, — процедил Тейлор, не отрывая ледяного взгляда от разных глаз Боуи.

— Ты не знаешь, он случайно не голубой? Или хотя бы бисексуал?

— Значит, так. Дейв, ты мне друг, поэтому я скажу тебе прямо. Это мой парень. Держись от него подальше, а то я тебе морду разобью.

Дэвид вытаращил на ударника глаза:

— Ты серьезно?

— Серьезней не бывает.

— Ясно. Вопросов нет. Значит, и ты примкнул к нам?

— Ни к кому я не примкнул. Но что бы я тебя около него не видел, понял?

У Тейлора был такой выразительный вид, что Боуи замахал на него ладонью:

— Понял, понял.

— А расскажешь кому-нибудь, пеняй на себя.

Тейлор вернулся в комнату и сел рядом с Гором. Дикон посмотрел на него смеющимися глазами и ничего не сказал. Гордый Родж отвернулся.

Он обратил внимание, что в одном конце комнаты как будто наблюдается повышенное оживление. Там определенно появилось новое лицо. Новоприбывший гость не избежал контакта с Фредди, который не преминул поднять вокруг него шум и суматоху. Тейлор немного приподнялся, чтоб лучше видеть.

— Рыжий, это что, Фриц там? — спросил он у Дикона.

— Ага, — более пространных комментариев на появление Фридриха Гогенцоллерна, миллионера, мецената, благодетеля группы и сына крупного нью-йоркского гангстера, Дикон не дал.

— На вид, как эльф, — с застарелой неприязнью изрек Гортхауэр.

— Хуже всякого эльфа, — от всего сердца отозвался Тейлор.

Он все же встал с дивана и пошел вперед. Роджер боялся, что Фредди потащит Фрица к диванчику. Фриц отличался вкусом к красивым мужчинам, а также (имея в своем распоряжении целый штат отборных головорезов) устойчивостью к угрозам набить морду.

Фриц был невысок ростом и оттого казался младше своих лет. Лицо его, когда он опускал ресницы, походило на лик мадонны или какого-нибудь особенно субтильного ангела. Впрочем, в глазах Фрица, голубых и слишком больших для мужчины, читался совершенно не подходящий для святого интерес к жизни во всех ее проявлениях.

Фредди держал Фрица за обе руки и с жаром объяснял, как он рад его видеть. Энтузиазм Фредди подогревала порция шампанского. Фриц это чувствовал и пытался вырваться. Роджер снисходительно пришел к нему на помощь.

— Привет, Фриц, — сказал он. — Мы тебя не ждали.

— Я вижу, — сварливо произнес Фриц, вырываясь наконец от Фредди. — Я сбежал из Нью-Йорка, чтобы передохнуть от приемов.

— Это не прием! — запротестовал Фредди. — Это вечеринка!

Фриц покосился на него неодобрительно. После пятичасового перелета над океаном и толчеи в аэропорту он чувствовал себя взвинченным и раздраженным. Яркий свет, шум и обилие людей, скученных в одном месте, его настроение не улучшали. Он поминутно закатывал глаза, всем своим видом давая понять, что его высокое происхождение, деньги и репутация вообще-то не позволяют ему якшаться с низменными фреддиными гостями. Впрочем, выглядел он в самом деле утомленным, несчастным, а потому не опасным. Тейлор даже счел возможным пригласить Фрица на свой диван.

В ответ на приглашение Фриц кивнул головой и двинулся было с места, но тут же остановился и застыл на месте. Он увидел Мелькора.

Черный Вала хохотал над анекдотами, которыми его пытались развлекать поклонники и поклонницы. Они чуть только локтями друг друга не отталкивали, чтоб завладеть вниманием Мелькора. Манвэ скромно стоял в стороне, в поле зрения своего господина и повелителя. Его тоже развлекали. Владыка Воздуха в окружении пленительных красавиц в бриллиантах и жемчугах утомленно хлопал ресницами. Ему казалось, что он вернулся в Валинор.

— Кто это? — спросил Фриц.

— Это Мел, — сказал Тейлор, немного злорадствуя при мысли, что чаяниям Фрица не суждено сбыться. — А вон там Манвэ. Это его парень.

Фриц посмотрел в указанном направлении. Глаза его расширились. Будь Фриц воспитан чуточку хуже, он раскрыл бы рот.

— Кто это такие? — поинтересовался он, придя в себя.

— Наши знакомые, — ласково ответил Тейлор. — Пойдем, Фрицци, тебе надо присесть, ты что-то бледненький.

Фриц позволил довести себя до дивана, усилием воли избежав еще одного ступора при виде Гортхауэра. Тейлор принес ему коктейль, не побоявшись на минутку оставить Фрица наедине с Гором. Он надеялся на присмотр Дикона.

Вернувшись он, как и ожидал, увидел, что Фриц оживленно беседует с Сауроном. Усталость его как рукой сняло. Тейлор всунул бокал в безвольно протянутую руку Фрица и непринужденно уселся между ним и Гором. Фриц чуть сдвинул брови к переносице. Тейлор поежился под его понимающим и насмешливым взглядом. Фриц, вопреки своей внешности развращенного ангела, обладал острым умом. Он все понял. Тейлор надеялся, что Фриц, презирающий болтливость как чисто женский порок, никому не станет рассказывать о выводах, которые он сделал из поведения Тейлора. Роди все еще трясся над своей репутацией единственного в растленной группе «Queen» настоящего мужчины.

Прощаясь, Фриц протянул Гортхауэру руку и многозначительно сообщил:

— Я буду жить у Фредди. Надеюсь, вы к нам зайдете?

— Обязательно, — процедил Тейлор, — как только, так сразу, — он чуть было не добавил: «вот только шнурки поглажу», но удержался.

Фриц в ответ хмыкнул, на лице у него было написано «Я сам к вам приду».

В машине Гор, нисколько не утомленный бурным времяпровождением, посмотрел на засыпающего за рулем Тейлора и сказал:

— Какой интересный вечер. Родж, а ты не скажешь мне, почему они были к нам так внимательны?

Тейлор зарычал сквозь зубы.

3.

Неделю спустя Роджер и Гор смотрели дома футбол. Это был второй футбол в долгой жизни Саурона, но он со свойственной ему сметливостью уже уловил, в чем состоит цимес, ругал судей за неправильно назначенный штрафной, обсуждал с Роджером достоинства и недостатки игроков и ругался, когда мяч уходил в штангу. В общем, они с полным кайфом проводили время, пока не раздался телефонный звонок. Звонил Мелькор.

— Роджер? — спросил он низким голосом, по которому Тейлор тут же догадался, что Черный Вала чем-то встревожен.

— Ну да, что-то случилось, Мел?

— Позови мне пожалуйста, Гора, — отчетливо выговорил Мелькор. Он с телефонами уже освоился, но в силу своей черной подозрительности был уверен, что они что-то все-таки перевирают, и старался говорить как можно более ясно.

Гортхауэр взял трубку и некоторое время слушал, что ему говорят. Потом он сказал:

— Я скоро буду, Владыка, — и обернул к Роджеру потемневшее лицо.

— У нас неприятности, Роди, — сообщил он коротко. — Мне надо ехать.

— Я с тобой, — вскочил Тейлор, для которого все неприятности сводились к одному — Гора утащат обратно в чертово Средиземье.

— А ты не хочешь досмотреть футбол? — с подозрительной кротостью осведомился Гортхауэр.

— Да и так все ясно, Англия выиграла, — отмахнулся ударник. Ему это все не понравилось, и он теперь твердо решил ехать вместе с Гором, даже если для этого придется вцепиться зубами в его штанину и волочиться за ним по земле.

Однако в машине Гортхауэр его подозрения развеял.

— Еще один визитер, Роди, — сказал он сквозь зубы, глядя на лондонские пейзажи за окном. — Ему тоже нужны камни.

— Господи Исусе, — ударник только вздохнул тяжело, — просто помешались на них все. И кто он?

— Старший сын Феанора, — узкое лицо помощника Мелькора перекосила нервная судорога, Роджер подавил в себе желание провести рукой по щеке любовника, стирая эту ненавистную гримасу. — Это просто бешеная собака. Совершенно невыносимый тип, — и почему-то добавил: — У него нет правой кисти.

— Да? И как это связано с его невыносимостью? — осведомился Роджер.

— У него с нами свои счеты, — объяснил Гор. — Он был пленником в Ангбанде и семьдесят лет провисел на скале, прикованный за правую руку. — Тейлор посмотрел на Гора с ужасом. Тот ответил ему немигающим взглядом черных, как ночь, глаз. На лице майа не читалось ни малейшего сожаления по поводу нарушения Женевской конвенции и грубого обращения с военнопленными. «Интересно, — подумал Роджер, — чем же это он их так достал?» — Его освободил друг. Но наручники распилить не смог. — Гортхауэр удовлетворенно улыбнулся, и Роджер понял, что наручниками майа гордился.

— То есть, он отрезал ему руку? — уточнил Роджер.

— Ну да. А что ему еще оставалось делать?

— Он вас, наверное, не любит, — подытожил ударник, тормозя у «Хилтона».

— Да уж, не очень жалует, — откликнулся Гор, вылезая из машины.

В номере Мелькора напряжение ощущалось, как плотный слой ваты, через который приходилось пробиваться всеми силами. Черный Вала стоял у окна, на его красивом лице была презрительная гримаса. Манвэ, побледневший и от этого ставший еще более прекрасным, сидел на диване и смотрел в угол. Судя по всему, он пытался выступить всеобщим примирителем, но потерпел неудачу.

В кресле у стола, выпрямившись и расправив плечи, сидел новый визитер. Роджер повидал немало эльфов в Ангбанде, но эльфы Тьмы были хрупкими, невысокими и субтильными. Этот же — высоким, широкоплечим и статным. Волосы у него вились и были ослепительно рыжими, цвета октябрьских кленовых листьев, тонкое лицо напряжено, сине-зеленые блестящие глаза прищурены, словно он целился из лука. Он посмотрел на Тейлора, сперва на его лице мелькнула радость узнавания, потом уголок рта дернулся в разочарованной гримасе. Эльф перевел взгляд на Гортхауэра, и его лицо исказилось от отвращения. И в этот момент Роджер понял, что он влип. Рыжий посетитель явно на дух не переносил никого из присутствующих. Если не было возможности насильно затолкать его туда, откуда он прибыл, значит надо было его куда-то пристраивать. Но куда? Решать это вопрос, как понимал Тейлор, нужно было именно ему.

— Привет! — сказал он с ослепительной дружелюбной улыбкой.

Рыжий эльф смотрел на него заинтересованно, но в ответ ничего не сказал.

— Здравствуй, Роди, — откликнулся Манвэ. Он даже поднялся со своего места и подошел к Тейлору.

— А это Маэдрос, — представил он незнакомца.

— Привет, — еще раз проговорил Тейлор. — Рад вас видеть.

— Приветствую вас, — через силу отозвался Маэдрос.

Тейлор мысленно перевел дух. Им была одержана маленькая победа. Он старался держаться так, как будто перед ним собрались не властители и герои неведомого мира, а самая обычная малознакомая компания. Роди очень надеялся, что эта уловка сработает как надо. Гортхаур от его благих намерений не оставил камня на камне.

— Зачем ты сюда явился?! — набросился он на Маэдроса. — Что тебе здесь надо?!

— Ты знаешь, что! — рявкнул эльф.

Тейлор поежился. Рыжеволосый друг семейства не знал промежуточных стадий недовольства и раздражительности и переходил сразу к гневу.

После этой реплики всем, даже жителям Средиземья, уже слегка окультуренным навыками европейского общежития, стало не по себе.

— Маэдросу нужны Сильмариллы, — сказал Манвэ Тейлору с извиняющимся видом. Как видно, в определенных кругах Средиземья желание получить Сильмариллы по непристойности граничило с публичным отправлением неотложных надобностей.

— Ничем не могу помочь, — буркнул Роджер. Он действительно ничем не мог помочь: Сильмариллов в багаже не оказалось, а те три кофра, которые были задержаны на английской таможне, когда группа летела из Японии, были, к сожалению, недостижимы.

— Вдобавок, — язвительно сказал Мелькор, — даже если бы ты и получил их, мой отчаянный друг, то все равно не смог бы вернуться с ними домой.

— Это почему, собственно? — вскинулся рыжий эльф гневно, но Роджер увидел тревогу в его глазах.

— Потому что ты закрыл дорогу назад, идиот! — рявкнул Мелькор, и Тейлор понял, что они действительно влипли.

Фредди пришлось позвонить из коридора, с мобильного, потому что в номере стоял такой крик, что трещали барабанные перепонки. Собеседники припоминали друг другу все, что можно, и у Тейлора в ушах звенело от чьих-то непроизносимых имен, отцов, братьев, матерей, а также орлов, драконов и прочей живности. Манвэ вышел вместе с ним. Он в споре участия не принимал, хотя Тейлор, осведомленный в делах Средиземья довольно слабо, понимал, что Манвэ считает себя в чем-то виноватым и от этой вины мучается. Они сели на роскошную, обтянутую золотым шелком банкетку в коридоре, и Роджер принялся набирать номер.

— Надо покупать дом, — внезапно с тоской в голосе сказал Владыка Воздуха. — Мы здесь надолго.

Роджер вздохнул и погладил его по плечу.

До Фредди он дозвонился быстро, но солист собирался убегать, у него было назначено индивидуальное интервью американскому журналу, которое устроил ему Фриц, Тейлор совсем об этом забыл, особенно если учесть, что завтра ему предстояла та же процедура. Он наскоро изложил ситуацию, и Фредди, у которого голова работала не очень хорошо, зато быстро, тут же предложил ему вариант замены.

— Его заберет Фриц, — промурлыкал он, — проблем нет, только не надо ему ничего объяснять. Давай, Роди, я его сейчас позову и побежал. Я тебя целую, дорогуша.

— Пошел на фиг, — традиционно отозвался Тейлор. Ему понравилась идея. Был у него тут свой маленький корыстный интерес. Разумный Фриц, отлично понимая, что Мелькора у Манвэ все равно не отбить, счел Гора куда более легкой добычей и уже наведывался к ним в гости. Тейлор был уверен, что отпрыском американского гангстера движет чисто спортивный интерес, он собирался заполучить хотя бы одного из этих шикарных мужиков. Тейлору это было совершенно не нужно. Он подумал, что если Фрицу так хочется, то пусть соблазняет Маэдроса, в конце концов, если этот бешеный эльф перережет Фрицу глотку, это будут не их проблемы. В принципе Роджер с Фрицем дружил и хорошо к нему относился, но его все эти гейские разборки доводили до того, что изо рта пена начинала идти.

Фриц приехал через полчаса. Фредди, видимо, объяснил ему, что к чему, очень сумбурно, потому что у Фрица была настороженный вид человека, привычного ко всяким неприятностям. Он проскользнул в квартиру боком, и Тейлор, открывший ему дверь, мог бы поручиться, что под мышкой у Фрица спрятана кобура.

Крик в комнате уже улегся, но Тейлор все же избегал туда входить. И без того атмосфера взаимной неприязни подтекала под дверь комнаты и постепенно заполняла номер.

— Что случилось? — спросил Фриц.

— Фигня, — ответил Тейлор, прислонившись к косяку. — Пошли-ка поговорим.

Фриц послушно дал увести себя в спальню за неимением других свободных помещений. Тейлор усадил его на постель, приговаривая:

— Ты лучше сядь, Фрицци.

— В общем так, — сказал он, для верности тоже опускаясь на постель рядом с гангстером. — Имей в виду, я не шучу, не обкурился, и я не псих.

«И не эльф», — пронеслось у него в голове. Тейлор нервно хрюкнул, пытаясь подавить смешок. Фриц уставился на него подозрительно. Тейлор захихикал в голос, схватил себя за нос и, усилием воли подавив приступ хохота, заговорил серьезно:

— Все эти ребята, которых ты видел у Фредди, из Средиземья.

Лицо Фрица изобразило напряженное непонимание.

— Что? — переспросил он.

— Из Средиземья, ну знаешь, Толкиен, хоббиты там разные… — объяснил Тейлор. — Фриц, я тебя предупреждал. В это трудно поверить, у меня нет никаких доказательств, но ты же их видел, правда. Тут и доказательства никакие не нужны.

Фриц криво усмехнулся, глядя на Тейлора с жалостной издевкой:

— Хорошо, это значит Фродо, Гэндальф и …

— Нет, это Манвэ, Мелькор и Саурон, и еще Маэдрос.

— Роди, не надо держать меня за идиота, — Фриц сделал вид, что собирается подняться. — Понятия не имею, зачем тебе это понадобилось, но я этого не люблю.

В дверь спальни постучали.

— Кто там? — спросил Тейлор.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошел Манвэ. Несмотря на то, что одет он был в джинсы и футболку, вид Повелитель Воздуха имел совершенно неземной. Тейлору показалось даже, что с его появлением комнату наполнила свежая, полная запахов снега и льда атмосфера высокогорья.

— Фриц, Роди говорит правду, — сказал Манвэ, с улыбкой глядя на оцепеневшего гангстера.

Фриц уселся обратно на диван.

— Меня зовут Манвэ, — сказал Король Арды, осторожно усаживаясь возле Фрица и ласково глядя на него. — Нам всем очень нужна твоя помощь.

Тейлор потряс головой, чтоб избавиться от излишков обаяния Манвэ. Ему было искренне жаль Фрица, он рассчитывал только на то, что тот, предпочитая другой тип мужчин, не влюбится в Манвэ окончательно и безнадежно.

Но Тейлор недооценил Фрица. Ему не так-то просто было задурить голову.

— Что такое? — довольно холодно спросил он. Роджер подумал, что Фриц, привыкший быть центром внимания, приревновал к прелести Манвэ.

Горами в комнате больше не пахло, в ней воцарилась атмосфера чикагских рефрижераторов.

Манвэ вздохнул и опустил ресницы.

— Слушай, Фриц, — заявил Тейлор, решив, что пора перехватить инициативу. — Есть такая книжка «Сильмариллион». Там про все подробно написано.

Он в двух словах пересказал Фрицу историю войны за Сильмариллы.

— Сюда приперся Маэдрос, — сказал он в завершение. — Торчит здесь и требует Сильмариллы, а у нас их нет, они в багаже.

Фриц приложил руку ко лбу. На лице у него ясно читалось: «Выпустите меня отсюда!»

— Мы хотим, чтоб ты занялся этим типом, — заявил Тейлор, разнообразными ужимками давая понять Фрицу, что если он возьмется за это, то не прогадает. — Забери его с собой на пару деньков, а то наши Валар уже на последнем градусе. Вот-вот начнут громить отель. Сам понимаешь, Саурон, то, се, привык там у себя командовать, нервы ни к черту. В общем, судьба человечества в твоих руках.

Тейлор хорошо понимал, что гонит, и не старался придать своей речи хотя бы видимость осмысленности. Это жалкий лепет пресек Манвэ. Он осторожно взял своей узкой ладонью с длинными пальцами руку Фрица. Гангстер поднял на него глаза, и Тейлор с изумлением увидел, как они замутились, словно от дозы наркотика, рот приоткрылся, ресницы задрожали, потом Фриц отвел взгляд от прекрасного лица Короля и взглянул в центр комнаты, словно видел что-то, недоступное больше никому. Тейлор судорожно сглотнул и тоже уставился в указанном направлении. И увидел.

Узкий серебряный смерч завис между полом и потолком, трепеща и изгибаясь, сверкая, словно снег под солнцем. Он танцевал. Тейлору даже казалось, что он слышит эту мелодию, звук эльфийских лютен и флейт, перед ним как наяву встали темные стены Цитадели, серое северное небо, чудные существа с огромными глазами и острыми ушками, драконы, выкованные на медных дверях тронного зала, и страшный блеск запретных камней в железной короне Черного Валы. Он задохнулся, тряхнул головой и все пропало. Серебристый смерч распался миллионом сверкающих искр и исчез.

Фриц тряхнул головой и хрипло пробормотал:

— Так это… это… — и, обернувшись к Манвэ, спросил истеричным голосом: — Это что, фокус такой?

— Нет, — коротко ответил Светлый Вала.

Секунду Фриц молчал, испытующе глядя в его лицо. Потом кивнул.

— Ладно, — голос его был еще чуть хриплым, но уверенным. Тейлор восхитился его самообладанием. — Допустим, я поверил вам. Что нужно от меня?

— Ничего особенного, — Роджер тут же кинулся в образовавшуюся щель. — Просто один человек поживет у тебя, пока мы не разберемся, а ты за ним посмотришь. Он здесь ничего не знает, понимаешь? Фриц, ты же все равно собирался отдохнуть.

— Ничего себе отдых, — сказал Фриц. — Он хоть симпатичный?

— Очень! — обрадованно воскликнул Роджер. — Сейчас я его приведу.

В комнате царило ледяное молчание. Мелькор смотрел в окно. Гортхауэр сидел на диване, глядя прямо перед собой, а Маэдрос по-прежнему пребывал в неподвижности в своем кресле. Правда, на щеках у него пылали красные пятна. Моргот обернулся, когда Тейлор вошел в комнату.

— Мы что-нибудь решили, Роджер? — спросил он ледяным голосом. «Ты заберешь отсюда этого подонка?» явно напрашивалось в качестве продолжения, но неизвестно каким чудом Мелькор вслух этого не произнес.

— Все отлично! — фальшиво-радостным голосом сообщил Роджер. — Он поживет с Фрицем у Фредди.

В машину Маэдрос сел без всякого сопротивления. Фриц, открывший перед ним дверь, смотрел на эльфа с глубоким интересом. Одет он был красиво, но на улицах Лондона все равно смотрелся, как пугало, так что для начала Фриц решил свозить его в магазин. Ну если он, конечно не будет протестовать. В принципе, Фриц чувствовал себя полным идиотом. Он поверил в то, что ему рассказали, но не мог сам себе в этом признаться. Больше всего его убедили уши Маэдроса, которые он тайком тщательно рассмотрел.

Он обошел машину, сел на водительское сидение и снова посмотрел на своего подопечного, который застыл в кресле, как истукан. На лице у него было написано: «Можете меня в ступе истолочь, но я вам не поддамся». Фриц тяжело вздохнул и сказал:

— Нужно пристегнуться.

— Что? — брезгливо переспросил сын Феанора. Фриц особым терпением не отличался, но постарался взять себя в руки и дал себе слово сегодня же вечером начать читать «Сильмариллион», чтобы понимать, с кем он имеет дело. Что это вообще за такой хрен с горы, который считает, что он тут лучше всех?

— Пристегнуться, говорю! Видишь ремень? — рявкнул Фриц. Маэдрос недоуменно посмотрел на ремень. Вытянул его, посмотрел на застежку. И тут Фриц увидел то, что совершенно не заметил в состоянии шока. У эльфа вместо кисти правой руки был неестественно гладкий ужасный обрубок, от взгляда на который у Фрица стало сухо во рту и заныло в груди. Он много повидал в своей жизни, но от зрелища этого искалеченного совершенства ему стало дурно от жалости и сострадания. Он взял ремень из здоровой руки Маэдроса и молча застегнул его. Эльф вздрогнул, из чего Фриц сделал вывод, что он или не терпит чужих прикосновений, или не привык к ним.

— Поехали, — сказал Фриц. — Надо купить тебе одежду.

Быстрая езда оказалась эльфу в новинку. Он сидел, не шевелясь, в своем кресле и чуть заметно вздрагивал всякий раз, как Фриц резко нажимал на тормоза.

— Ты не голоден? — спросил его Фриц.

— Нет, — ответил Маэдрос.

Это было единственное слово, которое он произнес за всю поездку. Фриц рассудил, что лучше всего будет отвезти Маэдроса в какой-нибудь недорогой супермаркет. Он рассчитывал, что в толпе будет легче сделать покупки, не привлекая ничьего внимания.

Фриц затормозил, выбрав свободное местечко на бесплатной парковке у огромного торгового центра. Он помог Маэдросу расстегнуть ремень и даже открыл ему дверцу. Эльф послушно выбрался из машины. Фриц еще раз поразился тому, до чего же высок Маэдрос. При своих внушительных габаритах эльф двигался легко и даже грациозно.

Все началось при входе в магазин. Фриц не знал, что ему делать — присматривать за эльфом, который попер на автоматическую дверь с независимым видом человека, который привык распахивать их ногой, и встал, как столб, когда она внезапно перед ним открылась без всяких видимых усилий с чьей бы то ни было стороны, или шугать от него любопытных, которые по традиционной английской воспитанности, конечно, пальцами не показывали, но откровенно пялились на высокого человек в плаще, обтягивающих зеленых лосинах и мягких кожаных сапожках, который вышагивал среди их низкорослой толпы с уверенностью короля, находящегося на собственной земле. В принципе, в Лондоне, как и в его родном Нью-Йорке было до хрена странно одетых типов, но тут Фриц не мог не признать, что на его спутника обращают внимание не только из-за его экстравагантного наряда. Фриц повидал немало красивых мужчин, но Маэдрос, его вьющиеся мелкими блестящими кольцами волосы цвета пламени, доходившие до плеч, его сверкающие, как изумруды, глаза, немыслимое (просто патологическое, озлобленно подумал Фриц) совершенство черт лица, благородная осанка, все это настолько выделялось из толпы, что заставляло практически всех не отрывать от него глаз. Фриц видел, что даже какая-то совершенно замшелая старушка, правда, в маникюре, перманенте и алой помаде, вывернула шею под опасным для жизни углом, глядя, как мимо нее шествует высокий эльф, оглядывая окружающий мир презрительным взглядом прекрасных безразличных глаз. Фрицу стало обидно. Обидно, что эльф не обращает на него никакого внимания, хотя зависит от него полностью, что он, Фриц, идет рядом с таким мужчиной и даже не может показать, что они вместе, что все, в конце концов, смотрят на Маэдроса, а не на него. Но он скрепился и потащился дальше за широко шагавшим эльфом, справедливо подумав, что главный все равно здесь он, хоть и никто этого не знает.

Они дошли до секции мужской одежды, и Фриц со злобным удовлетворением приказал Маэдросу остановиться. Тот покорно встал. Фриц обошел его два раза, потом выбрал самые длинные джинсы, пару маек подходящего размера и потащил Маэдроса в примерочную, полагая, что зрелище полуголого эльфа должно компенсировать все его моральные мучения. Если же эльф будет его стесняться, то Фриц все равно останется под предлогом, что должен помочь ему справиться с незнакомой одеждой.

Эльф стесняться не стал. В секунду он разделся, и Фриц понял, что о нижнем белье эльфы никакого представления не имеют. Раздетым он был еще лучше, и Фриц, проглотив слюну, сказал, чтобы он так и постоял, а он сходит еще кое за чем.

На трусы Маэдрос посмотрел злобно и задал первый за все их одностороннее общение вопрос:

— Это еще зачем?

Фриц подумал, что сам не знает, зачем, черт их знает, но ответил, стараясь поддержать реноме современного мира.

— Так принято.

Потом Маэдрос натянул джинсы, которые были ему как раз, и застегнул пуговицу.

— Здесь есть еще «молния», — сообщил Фриц, и Маэдрос нервно оглянулся, словно ожидая еще какой-нибудь гадости. Фриц показал ему, как застегивается ширинка, и несколько минут в полном ступоре наблюдал, как эльф с параноидальным и счастливым блеском в глазах дергает единственной рукой язычок змейки туда-сюда, наслаждаясь невиданными новыми возможностями.

— Изумительное изобретение, — с уважением признал сын Феанора. — Мы не додумались до такого.

— Я рад, что тебе нравится, — вежливо ответил Фриц, радуясь, что дело происходит в закрытой кабинке.

Когда они добрались до обувного отдела, гангстер сильно призадумался. Несмотря на легкомысленный вид, частенько, кстати, вводивший в заблуждение его противников, он относился ко всему с чисто немецкой педантичностью и обычно продумывал все детали. И тут он плохо представлял, как Маэдрос, получив кроссовки, будет завязывать на них шнурки одной рукой. Можно, конечно, было нанять человека, который бы это делал, но это было слишком сложно, особенно если учесть, что черт его знает, когда эльфу вздумается разуться. Фриц пошарил глазами по сторонам и наконец увидел то, что нужно — кроссовки на липучках.

Липучки потрясли Маэдроса не меньше, чем «молния». Он не успокоился, пока не понял принцип, по которому механизм работает. Маленькая пухленькая блондиночка, сотрудница магазина, которая вертелась под ногами уже минут двадцать, пытаясь привлечь к себе внимание рыжеволосого красавца, с разинутым ртом наблюдала, как эльф, усевшись на примерочную банкетку и положив кроссовку на колено, методично отдирает и приклеивает назад липучку, периодически проводя тонкими пальцами по ее поверхности и потом задумчиво облизывая кончики. Фриц стоял рядом, мужественно сохраняя беззаботный вид человека, для которого эльф, облизывающий кроссовки в супермаркете, — дело плевое и привычное.

Наконец с этим было покончено. Проблему количества одежды Фриц решил просто, набрав еще джинсов и маек нужного размера и прихватив дюжину мужских рубашек. О более шикарном прикиде он решил подумать потом, когда клиента можно будет отвезти в дорогой бутик, в котором он одевался сам, не рискуя шокировать окружающих.

Когда они сели в машину, Фриц утомленно вздохнул и сказал, что хочет есть. Маэдрос поглядел на него, и в его глазах наконец-то мелькнуло вполне человеческое понимающее выражение.

— Я тоже хочу есть, — снизошел он до ответа. — Я могу поесть в твоем доме?

Фриц представил себе холодильник Фредди, забитый шампанским и икрой при полном отсутствии всего остального, включая, например, хлеб, и сказал:

— Домой — потом. Поехали в ресторан.

Ресторан оказался японским. Фриц просто заехал в первый попавшийся, не особенно напрягаясь.

Когда им выдали меню и Фриц разъяснил Маэдросу, для чего эта штука нужна, эльф уставился презрительно в японские названия блюд. Фриц с тоской подумал, что сейчас, чтобы не унижать себя вопросами, он закажет первое попавшееся, а потом не сможет это есть, и спросил:

— Ты будешь мясо, рыбу или птицу?

— Мясо, — отрезал Маэдрос. Фриц передохнул с облегчением. Он втайне побаивался, что эльфы едят только какие-нибудь бабочкины ножки и пыльцу с цветов, которые ни за какие деньги в Лондоне не достанешь. И заказал Маэдросу жареную свинину. А себе сырую рыбу и суши.

Принесли еду, суп похлебали без приключений, но когда Маэдрос стал непринужденно брать мясо рукой, Фриц предложил ему палочки. Маэдрос посмотрел на него уничтожающе.

— Я не буду этим есть, — сказал он строго. — Это неудобно.

Фрицу ничего не оставалось, как смириться. Зато он получил немалое удовольствие, глядя, как эльф хватает тонкими пальцами кусочки с блюда и сует их в рот с явным удовольствием. Вообще, чем больше в этой статуе мороженого короля было человеческого, тем легче было с ним гангстеру.

Поскольку был уже очень поздний вечер, поев, они тут же отправились домой.

Фредди был в отсутствии. На столе лежала записка, что его пригласили на недельку пожить у знакомого в загородном доме, и Фриц чертыхнулся, уверенный, что проклятый иранец просто смылся от греха подальше. Он постелил гостю постель и оставил его одного. Сам же налил себе отличную ванну с пеной и завалился в нее с томиком «Сильмариллиона», который купил в том же супермаркете, что и одежду.

Маэдрос лежал под одеялом и смотрел за окно, где на небе сияли звезды, на данный момент единственные родные и знакомые. Хотя и контуры созвездий тоже были не те. Он безумно устал. Даже хваленая эльфийская выносливость кончилась. Сперва изнурительный путь в Черную Твердыню, потом встреча с Морготом, бывшая для него чудовищным стрессом. Он был уверен, что Король Арды, великий Манвэ Сулимо, находится во власти Врага не по своей воле. Теперь он понял, что это не так. Ему хватило тех нескольких взглядов, которые Манвэ бросил на Мятежного, чтобы понять, что их связывает взаимная приязнь, сути которой он не понимал, и даже не знал, что думать по этому поводу. Он не очень-то любил проклявших его Валар, но Манвэ искренне ему нравился, и он не мог понять, что подвигнуло его заключить альянс с Морготом.

Появление Гортхаура, этого шакала, переметнувшегося на сторону силы, вывело нолдора из себя. А его спутник, человек, так обидно похожий на эльфа, привел его в окончательное недоумение. И как-то странно выглядел Черный Майа, не таким его запомнил Маэдрос, не чувствовалось в нем больше этой голодной незаполнимой пустоты, словно он был всем доволен и вполне… «Счастлив? — подумал Маэдрос. — Да, это невозможно, но он выглядит счастливым…» Как это все было странно. Этот странный мир, где носятся коробки на колесах, где живут только люди и дома выше его дворца в Химринге. Где надо носить одежду в несколько слоев, хотя совсем не холодно, и все смотрят на тебя так, словно ты какой-то редкий урод, диковинка.

Впрочем, к последнему сын Феанора привык. Как ни странно, но иногда он чувствовал, что проклятье Мандоса тяжелей всего легло на его плечи, наверное, потому что из всех братьев он острее всего осознавал, какой непробиваемой стеной оно оградило его от остального мира. Даже его верные слуги, союзники и друзья смотрели на него, когда он шел по двору своего замка, жалкий калека, лишенный правой руки (ничто и никогда не могло разубедить его в этом, в том что он неполноценен, никакое искусство боя, ни даже то, что он обходился без посторонней помощи), тем взглядом, который он ненавидел. «Слава Богу, что мы не давали этой клятвы, — было написано в их глазах, — слава Богу, что мы не дети этого безумца, бессмысленно поклявшегося и бессмысленно погибшего, что за нами не тянется еще и эта каторжная цепь».

«Интересно, чтобы подумал этот человеческий мальчишка, — Маэдрос имел в виду Фрица, — если бы узнал, кто я и что я. Испугался бы, наверное, насмерть». На самом деле, он был очень признателен Фрицу за заботу. То есть, конечно, поскольку Фриц в его представлении был связан с Мелькором, он не собирался ему доверяться, но в принципе он понял, что Фриц Морготу не слуга и делает все исключительно по доброй воле. А держался сын Феанора так высокомерно исключительно потому, что чувствовал себя совершенно беспомощным, и это был единственный способ хоть как-то сохранить лицо. «Надеюсь, он не обиделся на меня, — подумал король нолдор. — Я не хотел его обидеть, он выглядит таким хрупким, надо быть поласковей с ним». Успокоив себя таким соображением, Маэдрос закрыл глаза и скоро впал в дарующую отдых и успокоение эльфийскую дрему.

В это время хрупкий и нуждающийся в ласке Фриц лежал в ванне, в которую периодически подливал горячую воду, и читал. Его первым и родным языком был немецкий, но и американским английским он владел в совершенстве, книга же профессора читалась хоть и тяжело, но увлекательно. Прочитав про Мелькора, Фриц тут же решил, что это наш человек и все сделал правильно. Хотя смысла красть вещь, которую невозможно продать, Фриц не видел, но он охотно поверил, что камушки и вправду были уникальными. Все же остальные действия гангстер одобрил, хотя и решил, что будь он там, войну бы можно было выиграть гораздо быстрее и легче, и решил поговорить об этом с Гортхауэром, который показался ему очень сообразительным мужиком, хотя, видит Бог, что он нашел в Тейлоре, кроме смазливой мордочки, было совершенно непонятно. Наконец он добрался до Маэдроса. К этому времени Фриц уже вышел из ванной, сварил себе кофе, достал из холодильника пару пирожных, прибереженных на черный день, и приготовился с кайфом провести время. Сладкое он ел очень редко, поскольку за собой следил, и очень его любил.

История Маэдроса его потрясла. «Все понятно, — подумал Фриц, — он так выглядит, как будто сожрал мороженного судака целиком, потому что после такой жизни никак по-другому выглядеть невозможно. И еще эта рука… Черт, этот кретин, его дружок, не мог, что ли, наручники распилить? Семьдесят лет… Исусе сладчайший, что же он там делал… С ума сойти можно. Бедняга, не надо было на него орать, — Фриц поморщился. — Он все-таки хрупкий, надо быть с ним поласковей. Может найти ему психотерапевта? Надо позвонить Бенни, проконсультироваться». Бенни был его личный психоаналитик, милейший еврей в очках, похожий на Вуди Аллена, которому Фриц безмерно доверял, в отличие от папочки, который считал, что это все баловство и наследник Гогенцоллернов должен сам справляться со своими проблемами. Впрочем, с отцом у Фрица были очень сложные отношения. Идея позвонить Бенни захватила его настолько, что он уже снял трубку и стал набирать номер, но тут внезапно и отчетливо представил, как он объясняет американскому психоаналитику, что у него тут эльф, которому две тысячи лет и который по приказу своего отца принес клятву преследовать бессмертного бога, чтобы отобрать у него принадлежащие их семье рукотворные камни, был проклят, и в ходе преследования был взят в плен, провисел семьдесят лет прикованный к скале, в результате чего потерял правую руку… «Я знаю, что скажет Бенни, — пробормотал Фриц. — Он скажет, я тебе давно говорил, что тебе нужен психиатр. И будет прав. Со своей точки зрения, конечно…»

Конечно, существовал еще один аспект, который Фрица очень интересовал. Должна же быть у этого рыжего чуда какая-то сексуальная ориентация. Но, к своему удивлению, Фриц ничего про секс в «Сильмариллионе» не нашел. Берен и Лютиень не считались. Было, конечно, ощущение, что они кое-что попробовали, ну, например, целовались, все остальное осталось для Фрица полной загадкой. Дети откуда-то брались, и все. У Маэдроса и того не было. Был у него друг, но какой это друг — тоже непонятно. Поскольку Фриц уже понял, что Гора у Роджера отбивать нудно, хлопотно и, скорее всего, безуспешно (вот всегда везет всяким идиотам, которые на каждом шагу кричат о своей гетеросексуальности, а сами занимаются черт знает чем), а тут судьба подсовывала ему такую ослепительную возможность, Фриц с истинно немецкой педантичностью начал составлять план. Но занятие это было совершенно пустое, потому что ничего не было понятно. Единственное, что Фриц предположил, — что у Маэдроса должен быть какой-то сексуальный опыт, ибо существа двух тысяч лет отроду, его не имевшего, Фриц при всем старании представить не мог. На этом он успокоился и лег спать.

4.

Мелькор стоял на балконе в чем мать родила и курил. Пятый этаж отеля делал его положение довольно безопасным в глазах общественной нравственности, но и без того жертвой внешности Черного Валы пали мойщик окон (в прямом смысле) и респектабельный господин пожилых лет в окне напротив. Еще Мелькор плевал с балкона, целясь в проезжающие машины. Всякий раз после этого он оглядывался через плечо, чтоб удостовериться, что Манвэ на него не смотрит. В душе Могучий всегда был мелким хулиганом, просто в Средиземье, будучи одним из Великих Стихий, он не имел возможности как следует развить эту черту характера.

Манвэ спал, свернувшись в клубочек среди смятых одеял. Они улеглись, когда солнце стояло уже высоко, но Мелькор проснулся спустя четыре часа и отправился бриться. Это занятие он любил. Тейлор успел внушить ему, что это очень мужественно.

Манвэ зашевелился под своими одеялами. Мелькор швырнул окурок с балкона, еще раз плюнул, перевесившись через перила, и пошел в спальню.

— Ты уже проснулся, котик? — спросил он, на всякий случай понизив голос.

— Да. Чем ты занимаешься, Мелько?

— Курил.

Манвэ высунул голову из-под одеяла и улыбнулся возлюбленному.

— А я так хорошо поспал, Мелько, это, оказывается, так приятно…

Произнося эти слова, Манвэ невольно обводил взглядом фигуру Мелькора, который и не подумал набросить на себя что-нибудь из одежды. Могучий наслаждался его взглядом и смущением. Проведя с Мелькором не одну упоительную ночь, Манвэ все еще не бросил замашек прежних невинных лет: краснел и отводил глаза, а произнести слово «член» его вообще нельзя было заставить никакими силами. Когда прилив крови пробудил его плоть, Мелькор встал коленями на постель и двинулся к Манвэ. Тот в восхищении не отрывал глаз от его напрягающегося члена. Мелькор рывком сдернул с любовника одеяло. Манвэ спал в коротеньких шелковых шортиках и свободной рубашке с широким вырезом, который вечно съезжал у него на сторону, соблазнительно выставляя наружу атласное плечо. Ночной прикид Манвэ подарил Фредди. Он смутно надеялся, что Манвэ сразу же захочет его примерить и тогда, может быть, Мелькор тоже чего-нибудь захочет. И всем вместе им будет не до того, что в спальне присутствует третий. Надеждам Фредди не суждено было сбыться, но Манвэ носил пижаму с удовольствием. Правда, толком поносить, даже рассмотреть свою обновку ему не удавалось.

— Мелько, — капризным, плохо модулированным от возбуждения голосом проговорил Манвэ, — не сейчас. Ты что, с ума сошел?

— Обожаю, когда ты так говоришь! — ответил Мелькор.

Он чувственно тянул носом. От разомлевшего со сна Манвэ пахло дорогими духами с запахом коньячных пирожных.

Манвэ взял его за руку и потянул к себе. Мелькор уговаривать себя не заставил, и Манвэ тут же оказался лежащим на спине, а Черный Вала навалился на него всей тяжестью.

— Почему не сейчас? — спросил он хитро. — Ты кого-то ждешь?

— Нет… — язык у Манвэ уже порядочно заплетался, — но мы хотели куда-нибудь пойти…

— Теперь уже не хотим, — отозвался Мелькор, жадно ощупывая бедра Владыки Воздуха и утыкаясь носом в его шею. От его щекочущего дыхания и шепота Манвэ рассмеялся хриплым чувственным смешком, от которого у Мелькора всегда сносило крышу. Он впился губами в основание шеи Манвэ, в то место, где под нежной кожей трепетала синяя жилка, попутно положив ладони на его бедра и заставляя Короля обхватить ногами свою талию.

— Подожди, Мелько, я разденусь… — пролепетал Манвэ, но тут зазвонил телефон.

За время пребывания в Лондоне Великие Валар научились не только спать и есть регулярно, но и приобрели много вредных современных привычек. В том числе привычку всегда подходить к телефону. Мелькор поднялся и взял трубку. Манвэ смотрел на него с постели, и на нежных щеках Владыки Воздуха пылал румянец.

— Да. — рявкнул Мелькор злобно. — Слушаю.

— Это Фриц. — сказали в трубке. — Мелькор, это ты?

— Я. Чего тебе?

— Ты извини, если помешал, — сказал Фриц без малейшего сожаления в голосе, — но мне надо, чтобы ты мне кое-что объяснил…

В общем, утреннего секса не получилось. Сперва Мелькор читал по телефону лекцию о том, как не допустить к нему Маэдроса и чем его отвлекать. Потом пришла обслуга с завтраком, потом завалился Гортхауэр, совершенно спокойно поглядевший на Манвэ в соблазнительной пижамке, из чего Крылатый сделал вывод о том, что барабанщик великолепной группы «Квин» успел затрахать его помощника до полной невменяемости.

— Пойдем гулять, — сказал уже одетый Манвэ после того, как за Гором зашел зевающий Тейлор и они ушли. — Пойдем, мы еще ничего толком не видели.

Прогуляв по центру около получаса, Мелькор внезапно углядел очень приглянувшийся ему спуск вниз, под землю.

— Что это такое? — тут же загорелся он. — Смотри, котенок, туда входят люди и выходят тоже. Пошли, а?

Манвэ не хотелось лезть под землю, а особенно под очень несимпатичный ему серый асфальт, но он любил Мелькора и ему нравился его энтузиазм, так что он кивнул и последовал за своим Владыкой вниз.

С первых шагов под землей Манвэ для безопасности взял Мелькора за руку. Толпы народа, грохот поездов, гул работающих где-то механизмов напугали его. Манвэ недовольно морщил нос, ему не нравился запах разогретой резины, электричества и пота в тепловатом сквозняке.

Мелькор потащил его на платформу, туда, где народа было больше всего и напряжение огромной толпы ощущалось всем телом. Поезд запаздывал. Мелькор, волоча за собой Манвэ, протолкался к самым путям и с интересом заглянул вниз. Он восторженно присвистнул. Бесконечная человеческая изобретательность приводила его в восхищение. Он собирался вслух поведать Манвэ о своих чувствах, но не успел. Из туннеля донесся порыв ветра, на его свод упал отсвет, потом вдали появились два ярких огня. Казалось, они приближались очень неторопливо, все увеличиваясь в размерах. Раздался отдаленный гул, и вдруг с оглушительным свистом на станцию влетел поезд. Манвэ так резко дернулся назад, что Мелькор вынужден был отступить на шаг. Толпа сомкнулась вокруг них. Стихиям Арды не дано было противостоять лондонской толпе в час пик. Их прижали друг к другу и в плотно упакованном состоянии внесли в вагон. Манвэ испуганно вертел головой.

— Мелько! — шептал он. — Мелько!

Он явно приготовился к самому худшему.

Мелькор на правах старшего счел нужным продемонстрировать выдержку.

— Спокойно, — сказал он недрогнувшим голосом. — Ничего страшного. Главное, не упади.

Вокруг них ожесточенно переругивались. В вагон перли все новые массы людей, безгранично доверяя чисто английской пословице: «Нет такого автобуса, в который не мог бы втиснуться еще один человек».

Наконец двери захлопнулись, и слегка раздувшиеся вагоны тронулись с места. Манвэ с тоской провожал взглядом уплывающую платформу. В его глазах было написано, что увидеть ее еще раз он не надеется. Вокруг интенсивно дышали. Атмосфера становилась все более спертой.

Чахлая струйка воздуха из кондиционеров освежала только головы. Вопреки всему публика в вагоне вела себя дружелюбно и предупредительно. Все чувствовали себя счастливыми оттого, что сели в поезд, поэтому опоздание на работу им не грозит, а на соседей взирали, как на собратьев в везении. Кое-где даже завязалась салонная беседа. Манвэ и Мелькора прижали в самом уголке. Манвэ тихо готовился потерять сознание. Мелькор озабоченно похлопал его по щеке и дунул в лицо. Манвэ посмотрел на него умирающим взглядом. А Мелькор чувствовал себя прекрасно. Он наслаждался поездкой, давкой, с интересом рассматривал мелькающие стены туннеля. Вала очень скоро понял, какие дополнительные приятные моменты несет в себе поездка в переполненном вагоне. Он был так тесно прижат к Манвэ, что Король Ары не мог пошевелиться. Деться ему было некуда. Широкие плечи Мелькора защищали парочку от любопытных взглядов. Мелькор взял Манвэ за руку. Король, чувствительный к любым прикосновениям, немедленно вскинул на него обеспокоенные глаза. Обморок откладывался на неопределенное время.

Могучий смотрел на брата с улыбкой. Он прижимался своими бедрами к бедрам Манвэ. Он попытался просунуть ладонь между стенкой вагона и спиной Манвэ, чтоб потискать его за ягодицы. Ему это не удалось, но Могучий не расстроился. Он нацелился получить от Манвэ удовольствие любым способом. Поезд подкатил к очередной станции, двери открылись, но свободнее не стало. Валар уже не обращали внимания на такие мелочи, как первая в жизни поездка по подземельям на поезде. Член Мелькора вставал, несмотря на сковывающую его ткань тесных джинсов. Могучий сжимал ладонь Манвэ, а потом приблизил свое лицо к его и стал жадно целовать брата в рот. Манвэ беспомощно закинул голову, подставляя губы поцелуям брата. Мел сделал движение бедрами. Его член все набухал, как будто чувствовал близость желанной плоти Манвэ. Она была недоступна, но от этого не делалась менее соблазнительной.

— Я тебя хочу, — шепнул Мелькор в ухо Манвэ. — Можно, я об тебя подрочу, сладенький?

Манвэ застонал. Мелькор чувствовал, что у него тоже встало.

— Ты у меня получишь сегодня удовольствие, — снова шепнул он.

Он встал так, чтоб между его расставленных ног оказалось бедро Манвэ, и принялся за дело. Нельзя сказать, чтоб его ритмичные движения не были замечены окружающими. Благопристойная английская публика в непосредственной близости от Мелькора округляла глаза, отворачивалась и делала вид, что ничего не происходит. Отойти нельзя было не на шаг, но нельзя сказать, что желающих смыться было слишком много.

Манвэ едва держался на ногах. Мелькор ухитрился протиснуть ладонь между их телами и сосредоточенно ощупывал и оглаживал его член.

Он не забывал целовать Манвэ, проводил языком по его шее, хватал губами пряди волос. Манвэ поднял руки и обвил ими шею Мелькора, глаза у него были полузакрыты, язык облизывал губы, он ерзал, стараясь плотнее прижаться к любовнику и двигаться в одном с ним ритме. Пожилая дама, сидевшая рядом, не отрывала от них расширенных глаз. Она даже возмутиться не могла, так захватило ее это зрелище. Она еще не видела, как Мелькор исхитрился-таки расстегнуть на брате ширинку и взял наконец в руку его возбужденный член. Манвэ прикусил губу, чтобы не кричать, ему было ужасно стыдно, что тут такое количество народу и что их все видят. Но это только больше возбуждало несчастного Короля, жертву роковых склонностей. Он не смог бы отстранить Мелькора. Он не мог ему сопротивляться, как, по сути, не мог никогда, потому что ему нравилось подчиняться ему. Он негнущимися пальцами расстегнул ширинку на джинсах Мелькора и, когда его твердый член лег в руку Манвэ, тому понадобился весь его веками воспитанный самоконтроль, чтобы не застонать от немыслимого возбуждения. Мелькор задыхался, глаза его горели.

— Еще чуть-чуть… — попросил он. — Давай, малыш… — Пальцы Манвэ сжали его, и в ту же секунду Король почувствовал, что в ответ на сильные прикосновения Мелькора его тело вспыхивает и в глазах темнеет, а в руку течет горячая влага.

Мелькор вытолкал полубесчувственного Манвэ на платформу очередной станции. Ему удалось застегнуть на его и своих джинсах ширинки и кое-как обтереть ладони о носовой платок, позаимствованный из кармана у Манвэ. Король тяжело висел на руке у Мелькора. Могучий довел его до ближайшей лавочки и усадил.

— Малыш, — обеспокоенно сказал он.

Манвэ чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их.

— Мелько, это было так неприлично, — пролепетал он. На щеках у него появился румянец. Мелькор обожал смотреть, как Манвэ терзается угрызениями совести после их очередной выходки. Вид раскаяния придавал Манвэ еще больше соблазна в глазах Мелькора. Сейчас он с удовольствием разложил бы брата на лавочке и повторил все сначала. Но Манвэ был едва живой, и поэтому Мелькору ничего не оставалось, как вытащить его наружу.

На свежем воздухе Владыка Ветров пришел в себя. Какое-то время он шел рядом с братом, терзаясь мучительными угрызениями совести. Потом внезапно он ни с того, ни с другого вспомнил, какие глаза были у наблюдавшей за ними дамы. «Бедная, — подумал он, — ну, я — извращенец, а она-то в чем виновата».

— Мелько, — сказал он, — она на нас так смотрела…

— Кто? — с интересом спросил Мелькор, наблюдая за автобусом взглядом бывалого охотника.

— Ну, дама в этой коробке на колесах. В поезде… У нее было такое лицо, — и тут Манвэ неожиданно для самого себя прыснул и зажал рот рукой.

Мелькор хихикнул.

— Да, ничего себе была картинка. Будет о чем вспомнить.

Манвэ опять засмеялся. Его просто разбирало. Она остановился и согнулся пополам, прижимая руки к животу. По щекам его текли слезы, когда он вспоминал глаза их свидетельницы и как она смотрела на них, открыв рот, он начинал смеяться еще сильнее. Она чем-то напомнила ему Варду. Он не мог остановиться. Это было потрясающе. Это была свобода. Большая, чем где бы то ни было, большая, чем в Ангбанде, это было как полет над горами в чистом небе. Он был свободен и мог делать все, что хотел. И только в этот момент Владыка Арды понял, что тень былого страха и все призраки прошлого покинули его сердце.

Мелькор, испуганный истерикой, дотащил его до лавочки, принес ему водички. Манвэ глотал «Кока-колу», давился, продолжал смеяться, наконец с трудом выговорил:

— Мелько, понимаешь… Варда.. если бы она нас видела, у нее было бы такое же точно лицо… я не могу…

Мелькор секунду смотрел на него непонимающе и тоже расхохотался.

5.

Фриц принялся развлекать Маэдроса. Он не мог придумать, чем занять своего странного подопечного, поэтому, недолго думая, предоставил эльфу участвовать в развлечениях, которые подбирал по своему вкусу. У Маэдроса, должно быть, сложилось крайне одностороннее представление об окружающем мире, но удивления он не выказывал.

В первый день Фриц почел за лучшее оставить Маэдроса дома. Он хотел, чтоб эльф немного освоился в новом окружении. Маэдрос вел себя очень сдержанно, но дружелюбно и учтиво. Фриц нашел его неотразимым. Он показал Маэдросу телевизор. Эльф паники не выказал, прятаться за диваном не стал и из комнаты с криками ужаса не выскочил. Он с легким интересом следил за переключающимися каналами и произнес только, что у них дома было нечто подобное, только в виде шара, с очень плохим изображением, и управлять этим прибором надо было мысленно. Магнитофон заинтересовал эльфа куда больше. Фриц из вредности поставил «Металлику». Наградой ему было окаменевшее выражение лица подопечного. Маэдрос признался, что ничего подобного в жизни не слышал.

— Клево! — сказал Фриц.

Маэдрос задумчиво шевельнул челюстью и выжал из себя улыбку.

— Я все-таки предпочитаю менестрелей, — сказал он.

Фриц из великодушия не стал спорить, но музыку не выключил, решив про себя, что сделает это после того, как эльф дважды попросит его сделать потише.

— Выпьем чего-нибудь холодненького?

Маэдрос был не против. Фриц даже слегка удивился. Он-то из прочтения «Сильма» усвоил, что эльфы подвержены такому количеству комплексов и условностей, какое посчитал бы излишним даже английский лорд викторианской эпохи. Фриц позвонил слуге и приказал принести два коктейля.

При виде соблазнительных запотевших от холода бокалов Маэдрос заметно оживился. Он с удовольствием взял один в руку и после краткого инструктажа обхватил губами соломинку. У него были обалденные ресницы, густые, мягкие и очень длинные. Они придавали спокойному взгляду эльфа выражение ласковой кротости. Оно появлялось в глазах Маэдроса всякий раз, когда эльф переставал следить за лицом.

Фриц вознегодовал, по его понятиям, держать человека с такими глазами прикованным к скале было верхом бессердечной жестокости. Другое дело, если бы Маэдрос был горбатым карликом со шрамом через все лицо.

Он несильно коснулся бокала Маэдроса краем своего бокала. Маэдрос тихонько рассмеялся и проговорил что-то на приятном, мелодичном языке.

— Как-как? — не расслышал Фриц.

— Так у нас принято говорить, — с охотой отозвался Маэдрос. — «За то, чтоб никогда между нами не легло море».

Фриц, сильно поправивший образование после прочтения «Сильма», кивнул.

Шторы в гостиной были опущены. В полумраке глаза Маэдроса поблескивали и казались очень большими. Фриц забрался с ногами на широкий диван, стоящий посередине комнаты и составляющий самую заметную часть меблировки. Маэдрос чинно устроился в противоположном углу. Бокал он держал в руке и время от времени сосредоточенно тянул через соломинку, а в перерывах любовался игрой света на гранях ледяных кубиков.

Фриц, не отрываясь, смотрел на Маэдроса. Он никак не мог взять в толк, почему этот прекрасный, благородный мужчина тратит время на то, чтоб гоняться за какими-то камнями, что бы в них ни заключалось.

«Жаль, что он не мой, — подумал Фриц, — уж я бы его заставил забыть про эти глупости».

Эльф снова обхватил соломинку красивыми губами. Фриц затаил дыхание от вполне понятных чувств. Он был большой поклонник и знаток человеческой красоты (предпочтительно мужской). Маэдроса он причислил к законченным шедеврам творения, испытывая при виде него зуд коллекционера, который по каким-то причинам не может сходу завладеть приглянувшимся полотном.

— Послушай, — сказал он.

Маэдрос благосклонно повернул голову в его сторону. У Фрица сладко заныло в животе. Эльф смотрел на него с улыбкой. Фриц надеялся, что по его лицу не заметно, какое сладострастное возбуждение он испытывает от одного взгляда Маэдроса.

«Ах, Господи, если он только смотрит так, то какой же это любовник!» — восторженно и благоговейно подумал он.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он, сглотнув.

Маэдрос приподнял брови.

— Я — есть я, — просто ответил он.

Ответ был королевским.

— Ну да, безусловно, но, знаешь, когда люди плохо знают друг друга, они рассказывают о себе, о родителях.

— А мой отец Феанор.

Маэдрос смотрел на Фрица доброжелательно. Он явно не знал, что еще нужно добавлять. В человеке это показалось бы верхом глупости или самомнения, но в отношении эльфа ничего, кроме умиления, не вызывало.

«Детский сад», — подумал Фриц и зажмурился, чтоб не захихикать.

— Ну да, — сказал он, — а мой Вильгельм Гогенцоллерн.

Маэдрос снова улыбнулся, похоже, поняв свой прокол.

— Я понимаю, — кивнул он. — Наверное, в этом мире твой отец так же известен, как и мой в моем.

— Ну как сказать, — задумчиво протянул Фриц. — Вообще-то здесь, в этом городе — нет. А там, откуда я приехал, он известен достаточно, чтобы с нами никто не связывался.

— Твой отец король своей страны? — с любопытством спросил Маэдрос.

— В некотором смысле, — и Фриц задумался, поскольку не знал, как объяснить ему, что такое «районы, контролируемые мафией». Наконец он нашел слова. К его изумлению Маэдрос все прекрасно понял.

— Что же, это очень благородно, — сказал он, задумавшись. — Вы защищаете людей, они вам платят. Твой отец — достойный человек.

Такого определения к деятельности своего отца Фриц никогда бы не подобрал, но даже эта незаслуженная похвала от эльфа была ему приятна.

— Ты помогаешь ему? — осведомился король нолдор. — Ты еще так молод.

— Да, ответил Фриц, немного задетый словами про молодость. — Он начал меня припахивать, еще когда мне было четырнадцать. Это было ужасно.

— Почему? Молодой человек должен обучаться воинским искусствам с юности.

— Если бы это были воинские искусства, — процедил Фриц, который неплохо дрался, отлично стрелял, виртуозно водил машину и умел обращаться со взрывчатыми веществами. — Понимаешь, он хотел, чтобы я был, как он, в точности таким же. И если я делал что-то не так, как он хотел, он был очень недоволен. Он меня вообще не хвалил, ни разу, он всегда говорил, что я тупица и кретин, хотя я знаю, что он совсем так не думает, понимаешь?

Маэдрос отлично понимал. То, что рассказывал Фриц, было настолько созвучно его собственной истории, что он даже почувствовал, что его сердце забилось быстрее. Он сделал солидный глоток из бокала. Фриц позвонил, чтобы принесли еще.

— Я понимаю тебя, — сказал эльф, чувствовавший себя куда более свободно, чем раньше. — Мой отец, он тоже… Понимаешь, пока он был жив, мы подчинялись ему. Мы делали все, что он захочет. Не имели собственной воли. И я, и братья пошли бы за ним, куда угодно. И в результате…

Маэдрос не договорил, только опустил длинные ресницы, прикрыв яростно блеснувшие зеленые глаза. Потом внезапно поднял голову и сказал жарко и страстно:

— И теперь, когда он мертв, мы все равно принадлежим ему, делаем то, что он требовал от нас, а я хотел бы жить своей жизнью, а не его, только своей.

Фрицу стало очень жалко эльфа. Он сам частенько думал о том, что его жизнь была предопределена уже при рождении, он себе никакую другую и не представлял, а ведь мог бы, и все могло бы измениться, если бы он сопротивлялся отцу по-настоящему.

— Да, да, — проговорил он угрюмо. — Не знаю, что уж с вами делал ваш папочка, у моего ответ на все вопросы, почему я должен делать так, а не иначе, был очень простым.

Фриц встал с дивана и, стащив через голову майку, повернулся к Маэдросу спиной. Эльф вздрогнул. Вся спина юноши была покрыта белыми, давно зажившими шрамами, когда-то эта бархатистая кожа была рассечена жестокими ударами, и не один раз.

— Что это, плеть? — спросил Маэдрос дрогнувшим голосом. Он не смог удержаться, протянул руку и коснулся спины Фрица. Тот сглотнул, это прикосновение было легким и невыносимо приятным. Боясь какого-нибудь неконтролируемого продолжения, он отошел и натянул майку обратно.

— Трость, — ответил он односложно. — Любимая трость моего папочки.

Маэдрос опустил взгляд. Он не умел выражать сочувствие и уж тем более не знал, как это принято делать среди смертных, поэтому проговорил только:

— Меня никто никогда не бил.

Сказано это было таким тоном, что Фриц чуть не зарыдал от жалости к себе.

Принесли еще коктейли. Фриц попросил Маэдроса сесть поближе. Эльф с готовностью выполнил его просьбу. Он чувствовал нежность к человеческому детенышу, такую же, какую испытывал бы к беспризорному котенку. Маэдрос даже не представлял, насколько соскучилось его сердце по кому-то, кого можно опекать. В отсутствие Амрода и Амроса — двух своих нежно любимых младших братьев — он невольно начал примерять ту же роль на Фрица. Если бы о его намерениях узнал Тейлор, он поведал бы эльфу несколько эпизодов из жизни Фрица, которые несколько прояснили бы для него характер наследника старого Вильгельма.

— Ты очень красивый, — сказал Фриц, прикоснувшись к руке Маэдроса возле плеча. Он сам не заметил, как эти слова сорвались с его языка, и очень испугался. Но эльф ничего не заметил. Он рассмеялся и сказал:

— Мне почему-то никогда не казались красивыми люди. Даже странно, вы так похожи на нас, но эльфы кажутся мне красивыми, не все, но кое-кто, а люди — нет.

Фриц проглотил язык. Маэдрос понял по выражению его лица, какую глупость брякнул, потому что попытался неуклюже на свой эльфийский манер извиниться:

— Я никогда не придавал большого значения внешности. Для меня это несущественно. Для меня важна душа.

Фриц мысленно скривился: «Вот говнюки, такие же лицемеры, как и люди, хоть придумали бы что-нибудь поновее от большого ума. Душа!»

Фриц не смог удержаться от того, чтоб не высказать свои мысли вслух, правда, в несколько иной форме:

— Ты знаешь, в нашем мире про вас написали книжку. Удивительно, как точно вас всех изобразили.

Маэдрос изумленно приподнял красивые брови. Фриц сходил в свою спальню и принес томик «Сильмариллиона». Маэдрос взял его в руки и бегло перелистал. На его лице боролись друг с другом недоверчивое выражение, которое он пытался закрепить, и самодовольство, с которым он не мог справиться. По-английски он не понял ни слова. Ему оставалось только поверить Фрицу на слово. Он пожелал узнать, чем закончилась Война за Сильмариллы.

— Все умерли, — жестко отрезал Фриц. — Автор книги желал донести до читателя мысль о пагубности тех страстей, в основе которых лежат властолюбие и алчность.

Фриц очень любил читать морали и дайджесты. Маэдрос выглядел пристыженным. Фриц почувствовал себя отмщенным.

«Ну точно, детский сад. Сейчас он заплачет и скажет, что никогда больше так делать не будет. Тогда я его прощу».

Они сидели почти вплотную друг к другу. Фриц с удовольствием уничтожил бы еще оставшееся между ними расстояние и не делал это только из боязни, что Маэдрос почует неладное и разволнуется. Фриц чувствовал, что между ними установился живой и непосредственный контакт. Он, еще толком не зная Маэдроса, испытывал к нему приязнь и жадное любопытство, ему хотелось все узнать про Маэдроса прежде, чем он познает его. Фриц готов был поклясться, что эльф испытывает по отношению к нему самому те же чувства.

Маэдрос ничего не говорил. Он опустил ресницы под взглядом Фрица. Тот был растроган этим жестом эльфа. У Маэдроса все жесты выглядели естественными, и не просто естественными, в них была такая безыскусственная прелесть, на которую в нашем мире уже не способны взрослые мужчины. Маэдрос как будто никогда не задумывался над тем, как должен поступать, каким образом выразить свои чувства. Если он был взволнован, то не считал нужным скрывать это. Фрицу такая непосредственность показалась прелестной. Ему захотелось как-то приласкать Маэдроса. Он чувствовал себя старшим. В конце концов не он, а Маэдрос оказался в совершенно чужом мире, один, без друзей, без надежд на возвращение. Его даже воспоминания не могли утешить, такими чуждыми они должны были казаться здесь.
— Тебе не скучно со мной? — спросил он.

— Нет, — встрепенулся Маэдрос. — Мне с тобой очень хорошо.

Эльфы обладали по крайней мере одним положительным качеством. Они не считали нужным врать.

Фриц положил руку на запястье Маэдроса, с волнением ощутив, как напрягаются под тонкой кожей мускулы желанного тела. Он приподнялся и быстро поцеловал Маэдроса в щеку. Он уже ничего не боялся и за свою храбрость был вознагражден. Маэдрос ахнул от неожиданности. Он не вскочил и не вскрикнул, а когда обернулся, чтоб посмотреть в лицо Фрица, в его глазах были изумление и благодарность.

6.

Тейлор заехал за Маэдросом и повез его на футбол. Он ощущал свою ответственность и понимал, что Фрицу надо хоть когда-то передохнуть от общения с беспризорным эльфом, особенно если учесть, что сам Тейлор на него его и навьючил. Гортхауэр отсутствовал, он был на лекциях в Университете. Сперва его профессор, физик с мировым именем, поразился редкой темности своего великовозрастного ученика, теперь же он звонил ему каждый вечер, трясясь от ужаса, что этот гениальный самородок смоется куда-нибудь и тогда плакала его нобелевка. Роджер к профессору ревновал.

Фриц отдал Маэдроса с легким сердцем, он отлично знал, что если хочешь кого-нибудь завоевать, надо периодически его отпускать на волю, чтобы глаз не замылился. К тому же у него было дело. Фриц поехал к Ахтэ.

С маленьким эльфом он сошелся сразу же и частенько трепался с ним и так, и по телефону, обсуждая все подряд, проще говоря, перемывая кости общим знакомым. Фриц любил посплетничать, но поскольку считал это женской привычкой, а себя настоящим мужчиной, позволял себе такое удовольствие только с проверенными людьми. А сейчас он понимал, что для того, чтобы составить правильный план, необходимо иметь как можно больше сведений.

Ахтэ был один. Брайан уехал по делам, эльф вылизал квартиру, приготовил обед и теперь сидел с чашечкой кофе и мороженым на кухне. Они с Фрицем непринужденно расцеловались, точнее, Фриц покровительственно чмокнул его в щечку, и Ахтэ налил ему кофе.

— Мне нужна консультация, — сказал Фриц, прихлебывая идеально сваренный кофе. Ахтэ улыбнулся и кивнул. На эльфе были обрезанные джинсовые шорты и шелковая рубашка, завязанная на животе узлом. Когда Фриц смотрел на его длинные гладкие ноги и шелковистую полоску кожи между поясом джинсов и рубашкой, он сильно роптал на Господа. Почему это собственно, он, чтобы выглядеть прилично, тратит уйму времени и денег, а некоторым это достается задаром? Правда, Ахтэ он в этом не винил из свойственного ему великодушия.
— В общем, я хочу знать, скажи мне, пожалуйста, — начал Фриц и заткнулся, он не знал, как сформулировать то, что его интересует, а так сразу выдавать свои намерения ему не хотелось. Наконец он решил спросить прямо:

— Вот Маэдрос, что ты про него знаешь?

Ахтэ нахмурился.

— Он старший сын Феанора и король нолдор, — тихо сказал Ахтэ, — его отец был сумасшедший, и он, похоже, тоже.

— Это я знаю, — отмахнулся Фриц, — прочитал. Меня не это интересует. Он женат?

— Нет, насколько я знаю.

— У него есть подружка, друг, ну что-нибудь?

Ахтэ расхохотался.

— Нет, Фриц, откуда?

— Ну как откуда? — возмутился Фриц. — Ведь не может же он…

— Может, — ответил Ахтэ, ясно глядя ему в глаза.

— Две тысячи лет?

— Да, а что?

Фриц подхватил падающую челюсть. На его взгляд, это было уродство, достойное книги рекордов Гиннеса. Две тысячи лет без секса.

— У эльфов Запада все не так, как у нас, авари, — тихо сказал Ахтэ.

— А как? Рассказывай, — потребовал Фриц.

— Дело в том, что у эльфов бывает только один партнер. Очень редко, когда — два, я знаю только про одного, про Финве, отца Феанаро. — Фриц покивал головой. Ему вообще показалось, что это было единственное семейство в Валиноре, интересовавшееся интимной близостью, тем более было странно, что их отпрыск оставался девственником. — Эльфы вступают в связь только с одним возлюбленным. Все зависит от феа.

— От чего? — спросил Фриц, судорожно соображая, слышал ли он что-нибудь про феа, есть ли оно у него, а если есть, то какое.

— Душа, суть, — объяснил Ахтэ. — Внутренний огонь. Помнишь, как погиб Феанаро? Его тело не выдержало мощи его духа. Если феа родственные — эльфы будут близки, если нет, то это невозможно.

— Упс, — сказал Фриц. Это был конец всему. Он даже не знал, есть ли у него эта хреновина, а уж шансов, что она будет родственной эльфийской, у него вообще не было.

— Ну, это с женщиной, — с надеждой сказал он. — А с мужиком-то он просто так перепихнуться может?

Ахтэ тихо засмеялся:

— Не знаю. Я даже не думаю, что он знает, что такое бывает.

— Стоп, ну ты же тоже эльф.

— Я эльф Тьмы. У нас все другое. Хотя… — он мечтательно улыбнулся. — У нас с Брайаном родственные феа, я это точно знаю.

— А, — сказал Фриц, обнадежившись, — значит, у людей и эльфов все вполне может сложиться?

— Ну да. Так же как у людей и майар. Посмотри на Роджера с Гортхауэром.

— Понятно, то есть он втрескался в этого придурка, потому что у них феа родственные… А я-то думал… То есть, у меня есть шанс, — уточнил Фриц.

— Я думаю, да, — Ахтэ налил ему еще кофе.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес Фриц. — А как его реализовать? Ну, что любят эльфы?

Ахтэ поперхнулся.

— Лучше спроси меня, что любит Маэдрос. Только я все равно не отвечу, — ответил он, откашлявшись.

— Ну, Ахтэ, ну, киска, лапочка, напрягись… — заныл Фриц. — Мне очень надо.

— Фриц, я не знаю. Он был в плену у нашего Владыки и не произнес ни слова под пытками. Неужели ты думаешь, что его можно заставить делать то, что он считает неправильным?

— Твою мать, — прошипел Фриц. — Слушай, а почему у Роджера все получилось? Ведь Гор, как его, мать… Саурон. Он-то как его уговорил?

— Там все наоборот было, — ласково улыбнулся Ахтэ. — Жестокий за ним бегал. Просто с ума сходил.

«Чертов Тейлор, — подумал Фриц, — и угораздило его родиться таким эльфом».

— Хорошо, — он решил зайти с другого конца. — Скажи мне, Ахтэ, вот ты эльф, скажи мне, я — красивый?

Ахтэ пристально на него посмотрел. Его серые туманные глаза сузились. Фрицу стало неприятно, он чувствовал себя, как под рентгеном.

— Красивый, — сказал Ахтэ без малейшего сомнения в голосе. — У тебя большие глаза и цвет прекрасный, словно утреннее небо. Красивые волосы, кожа. Если бы ты жил в Ангбанде, я бы выбрал тебя своим мэллон.

— Кем? — спросил Фриц.

— Другом, — объяснил Ахтэ, — возлюбленным.

— Ага, понятно, — Фриц несколько утешился. — А Маэдрос сказал, что люди не кажутся ему красивыми.

— Маэдрос — спесивый глупец, как все нолдор, — внезапно отрезал Ахтэ. — Он просто не может раскрыть глаза.

Фриц вернулся домой с совершенно задуренной головой и уже окончательно без всякого плана.

Маэдрос, которого Тейлор привез с футбола часом раньше, лежал в гостиной на диване и думал. Ему было о чем подумать.

Во-первых, в середине первого тайма, когда Маэдрос въехал полностью в то наслаждение, которое может доставить человеку футбол, и со всем пылом, на который способен сын безумного Феанора, болел за Ирландию, потому что в команде было много рыжих, на стадион пришел Гортхауэр и сел рядом. Сперва Маэдрос разозлился, но через некоторое время выяснилось, что они, в отличии от Тейлора, болеют за одну команду. В перерыве он обнаружил себя увлеченно болтающим с Жестоким, который, как и Маэдрос, был уверен, что судья подсуживает «Манчестеру». Тейлор петухом кидался на них и орал, что судья справедливый и он, Роджер, знает его с пеленок. Но противостоять совокупным темпераменту и язвительности командующего армиями Моргота и короля нолдор он не смог. К концу второго тайма, когда было три — один в пользу Ирландии, Маэдрос и Гортхауэр были уже друзьями. Они выпили пива с разобиженным Тейлором, и, когда ехали домой, Маэдрос понял, что специально старается ни о чем не думать, чтобы не разрушить то хрупкое взаимопонимание, которое установилось в компании. Оказывается Саурон был немного не таким, как он его представлял, и этого «немного» вполне хватало, чтобы задуматься.

Во-вторых, он думал о Фрице. Он вспоминал, как юноша поцеловал его, и от этого воспоминания ему становилось так хорошо, что хотелось улыбаться. К нему мало кто прикасался. Его боялись, уважали, им восхищались, он вызывал оторопь — живая легенда, чудо и чудовище, но никто на свете, может, кроме его братьев, не относился к нему как… «Ко мне самому, — думал Маэдрос. — Никто не захотел бы поцеловать меня, именно меня, меня как меня, если можно так выразиться». А он захотел. Он сделал это так, как будто и вправду хотел, как будто это было приятно ему. От этих мыслей Маэдроса охватывало жгучее волнение, просто он никогда не представлял, как хорошо быть любимым, даже этим чудным и хрупким человеческим детенышем, век которого так короток, а возможности так ограничены. Ему хотелось сделать Фрицу что-то приятное. Такое же приятное, он даже подумал, что если Фрицу это нравится и он считает это выражением приязни, эльф тоже может поцеловать его.

Фриц решил, что в случае с Маэдросом поспешность может только навредить. Поэтому, когда вернулся домой, встретил эльфа по-дружески, но и только. Он заявил, что вечером должен уйти по делам, а Маэдрос может располагать своим временем как угодно.

— Мне вообще-то нечего делать, — признался эльф.

Фриц еще раз умилился его откровенности.

— Ты знаешь, я провел время с Гортхауром… — заявил Маэдрос, усаживаясь на диван поближе к Фрицу. Тот и бровью не повел, хотя ему ужасно хотелось придвинуться к Маэдросу вплотную, желательно усесться к нему на колени. Фриц изобразил на лице заинтересованность. Он все еще не проникся до конца уникальным происхождением своего подопечного и не видел ничего особенного в том, чтоб провести часок с Гором, который был в его глазах человеком вспыльчивым и с нелегким характером, но вполне пригодным для близкого общения.

— Да-да, — подбадривая Маэдроса, проговорил Фриц.

Маэдрос опустил глаза и покачал головой.

— Я забыл о том, кто он такой, — заявил он.

— Мне кажется, вы должны неплохо сойтись, — ответил Фриц первое, что пришло в голову. Реакция Маэдроса была стремительной:

— Почему?! — он пытливо поглядел в лицо Фрица.

Тому пришлось выкручиваться.

— Мне кажется, что в вас много общего. Темперамент, — он ненадолго замялся, соображая, стоит ли говорить Маэдросу то, что он собирался сказать. — Вы оба похожи на людей… эльфов, — поправился он, сделав движение ладонями, — которые, если полюбят кого-то, то на всю жизнь.

Маэдрос слушал очень внимательно.

— Гортхаур безусловно любит Мелькора, — облизнув губы, сказал он.

Очевидно для него это было нелегкое признание.

— Просто, — помолчав, сказал Маэдрос, — мне приходится размышлять о вещах, о которых я прежде не задумывался. Это очень странное чувство. Я чувствую себя помолодевшим…

Фриц вовремя вспомнил, что эльф, несмотря на юный вид, прожил уже не одну сотню лет.

— Ну и как тебе Гор, если подумать? — спросил он.

— Сейчас я не могу тебе сказать, — заявил эльф, делая уступку древней привычке считать Мелькора и Гортхаура врагами.

Фриц отстал от него. Маэдрос изъявил желание сходить в ванную. Водопровод был одним из немногих изобретений человечества, которое его по-настоящему очаровало. Эльф готов был сидеть в ванне часами, подливал в воду ароматные масла, пенистые средства с сильным запахом и кайфовал. Фриц эту привычку находил немного смешной, но очаровательно аристократической. Из ванной Маэдрос выходил в одном полотенце, обернутом вокруг бедер. Он подсмотрел, что так делает Фриц, и из свойственной эльфам деликатности старался подражать своему хозяину. Сам Маэдрос не находил столь уж необходимым скрывать чресла. К белью он притерпелся, но на дух его не переносил, а Фриц, глядя на его великолепное тело, думал, что Маэдрос совершенно прав. Он все надеялся, что когда-нибудь наберется храбрости и попросит эльфа снять полотенце. Маэдрос в этом предложении вряд ли найдет что-нибудь шокирующее.

Тейлор в это время сидел с Гором в маленьком итальянском ресторанчике, который майа очень полюбил. Он вообще приобрел вкус к человеческой жизни, был не дурак выпить, курил и обожал пиццу с анчоусами.

— А этот рыжий стервец ничего, — сказал Гор, помешивая соломинкой в бокале с коктейлем.

— Это ты потому, что он болел за Ирландию, — сварливо отозвался Тейлор, который еще не пережил поражения любимой команды.

— Да нет. Он сам по себе ничего, — ответил Гор. — Врагов надо уважать, иначе рискуешь проиграть. Он всегда был молодец, в конце концов, он и камушки эти хочет забрать исключительно потому, что дал клятву отцу. Сам понимаешь, дело такое.

— Ну да, — Тейлор проглотил кусок лозаньи и вдруг захихикал. — Знаешь, Гор, — сказал он внезапно. — Хочешь пари?

— Какое? — заинтересовался Саурон.

— Его в скором времени перестанут интересовать камушки.

— Это почему?

— А потому что Фриц его окрутит как миленького.

— Фриц?

— Ну да. От него еще никто не уходил просто так. Если уж он чего решил…

— А ты думаешь — он решил?

— Я уверен. Он сперва на тебя глаз положил, а теперь на вашего рыжего друга.

— Ну, не знаю. Маэдрос все-таки эльф…

— Ну и что? — Тейлор уставился на Гора немигающим взглядом ледяных голубых глаз. — Ты вот вообще майа. Это же вроде покруче эльфа, так?

— Так, — ответил Гортхауэр, чувствуя, что сморозил глупость.

— А я человек. Я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, — Гор сглотнул. — Роди, ты же знаешь, я же люблю тебя безумно.

— Да? — прищурился Тейлор, — А почему ты меня любишь, ты не задумывался? Ты, небось, в своей жизни и покрасивей видел. И мальчиков и девочек… Я ведь Ахтэ, например, в подметки не гожусь.

— Да нет, Роди, ты гораздо красивей всех, кого я видел! — отчаянно воскликнул Гор.

— Серьезно, Гор, тебе так кажется, потому что ты в меня влюблен.

— Это родственные феа, Родж, — сказал Гор серьезно. — Просто мы были созданы друг для друга всегда.

— А откуда ты знаешь, для кого создан Маэдрос? — спросил его Роджер. — Может, он не случайно сюда попал. Он же не женат, у него нет родственной феа там, в Средиземье…

— Ты прав, — Гортхауэр потер нос, как он делал в крайней задумчивости. Хрустнул пальцами. — Может, у этого маленького что и получится. Посмотрим.

Тейлор ухмыльнулся в свой бокал. Он точно знал, что получится.

7.

В середине репетиции мобильник Тейлора запел, и Роджер, чертыхнувшись, махнул всем рукой, чтобы отключались. Его прервали на самом интересном месте, когда он, уже доругавшись с Фредди о том, кто все-таки будет исполнять песню о том, как он влюблен в свою машину, приступил непосредственно к исполнению.

— Да, — сказал он в трубку. — Тейлор.

— Роджер, мне нужно поговорить с тобой, — сказал Маэдрос.

— Сейчас? — спросил Роджер злобно.

— Когда ты можешь? — спросил эльф.

— Вечером. — В принципе, Фриц отлично исполнял обязанности няньки, так что Роджеру не на что было жаловаться. — Я могу заехать к тебе в районе семи.

— Лучше у тебя, — сообщил Маэдрос жестко.

— У меня, так у меня, — покладисто ответил Тейлор, ему хотелось побыстрее закончить разговор, потому что Мей уже сверлил его бешеными глазами. — Только там Гор.

— Это ничего, — к его удивлению отозвался эльф. — Может, он тоже сможет мне помочь.

— Отлично. Я заеду за тобой, — и Тейлор дал отбой.

Он привез Маэдроса домой в полвосьмого. Гор уже был там, насвистывая, он жарил мясо, потому что знал, что его мальчик придет с репетиции голодным и злым. На столе рядом с плитой перед ним лежал учебник по квантовой физике, который Гортхауэр почитывал исключительно для удовольствия. Когда он увидел Маэдроса, он поднял брови и сказал:

— Здравствуй.

— Приветствую, — отозвался король нолдор совершенно непринужденно и сел.

Тейлор ушел в комнату переодеваться. Он специально оставил их одних, чтобы они хоть как-то привыкли друг к другу. Роджер не выносил никаких конфликтов, кроме скандалов с Фредди, где они оба отводили душу.

— Хочешь выпить? — спросил Гор.

— С удовольствием, — ответил Маэдрос. Гортхауэр тут же налил ему джина с тоником.

Когда Тейлор, принявший душ и переодевшийся в джинсы и майку, достававшую ему ровно до пупка, появился в кухне, Гортхауэр и Маэдрос с увлечением обсуждали принцип работы газовой плиты.

Маэдрос уставился на вошедшего Роджера. Тот едва заметно передернулся. Глаза у Маэдроса были, как лед, сквозь который пылало зеленое пламя. Таких глаз не могло быть ни у одного человеческого существа. Трепетный Родж не очень одобрительно относился к существам иной расы, запросто восседающим у него на кухне и пьющим его тоник. Он предпочитал видеть в них просто симпатичных парней, а если они вдруг начинали сопротивляться, как, например, Маэдрос, который вдруг произнес фразу на эльфийском языке, то злился и хандрил.

— Какие проблемы? — жестко спросил Роджер у Маэдроса, подсаживаясь к столу. Гор тут же поставил перед барабанщиком тарелку мяса с пряностями.

— Видишь ли… — кротко ответил Маэдрос. Если было нужно, он умел идеально держать себя в руках. Он ничем не дал понять, что тон Роджера задел его. — Я хотел поговорить о Фрице.

Роджер с удивлением заметил тонкую, почти неразличимую нотку нежности в голосе Маэдроса, когда он назвал имя своего наставника и покровителя. Роджер, конечно, напророчил неминуемое падение гордого эльфа от чар самоуверенного человеческого мальчишки, но он и не подозревал, что дело зайдет настолько далеко.

— А в чем дело? — еще раз спросил он.

Гор в разговоре не участвовал. Он без улыбки смотрел на Маэдроса. Глаза его потемнели от сосредоточенного внимания.

— Он так заботится обо мне, хотя совсем не должен делать этого. Я ем его хлеб и пользуюсь его гостеприимством. Я благодарен ему, но не знаю, как выразить это.

— Благодарить-то ты не привык, — неожиданно низким, неприятным голосом проговорил Гор.

Роджер вздрогнул. Он почти забыл о том, что за безмерно гордое, властное, могущественное существо, чьи слуги — сам ужас, разделяет с ним существование.

Маэдрос вскинулся. Пальцы на единственной руке сами собой сжались в кулак. Роджер тоже сжался. Он испугался того, что может сейчас начаться на его кухне, которой до сих пор приходилось быть свидетельницей разве что пьяных драк с разбиванием бутылок о головы противников. Но Маэдрос очень быстро овладел собой. Роджер мысленно прочел краткую молитву и тоже мысленно послал Маэдросу воздушный поцелуй, а на Гора посмотрел злобно. Гор и сам выглядел смущенным. Видно было, что он сорвался ненамеренно, подвел кипучий темперамент.

— Я хотел как-то отблагодарить Фрица за заботу обо мне. Ты человек, Роди, ты мне скажешь, что ему будет приятно.

Роджер мог сказать совершенно точно, что будет приятно сыну нью-йоркского гангстера, но по вполне понятным соображениям придержал язык.

— Ну, я не знаю, — протянул он.

Тейлор знал, что Фриц стоит необычайно дорого, да и будь он самым скромным и неприхотливым из мальчиков, у безденежного короля не нашлось бы средств на покупку ему подарка. На помощь Роджеру неожиданно пришел Гор.

— Приготовь ему хороший ужин, — сказал он. — Вы же любите это делать. Можешь быть уверен, Фриц это оценит.

Тейлор горячо подхватил эту идею.

— Да, точно, — воскликнул он. — Ужин — то, что надо!

Маэдрос задумался.

— Даже не знаю, — проговорил он. — Вы уверены?

Роджер с Гором разом кивнули.

Маэдрос улыбнулся и пожал плечами.

— Мне не приходилось готовить уже много лет, — сказал он, — наверное, забавно будет попробовать. А что любит Фриц?

На этот вопрос Тейлор не мог толком ответить.

— Мясо, наверное, — проговорил он. — Сладкое… По-моему, он все любит.

Потом они выпили за идею, Маэдрос и Гор еще немножко пообсуждали газовую плиту, а потом Маэдрос поехал домой.

К затее с ужином Маэдрос отнесся необыкновенно серьезно. Удобный случай представился ему через день. Фриц уже несколько извелся. Он не привык ждать и не умел это делать, во всяком случае в любовных делах. Маэдрос нравился ему безумно. В какую-то из ночей, когда Фриц, не в состоянии заснуть, крутился в постели на горячих простынях, он даже с некоторым трепетом признался себе, что влюблен в него, чего не случалось с ним лет с четырнадцати. Причем во всех попытках подобраться к Маэдросу его останавливала вовсе не гордость короля эльфов и не его презрение к людям, мнимое или настоящее. С этим бы Фриц справился. Он на спор мог соблазнить любого гетеросексуала, презирающего геев. Его стихией всегда была борьба, и он любил упрямцев. Их интересно было обламывать. Но Маэдрос был ласков с ним и совершенно ничему не сопротивлялся. Он просто ничего не понимал. Король нолдор, проживший длинную тяжелую жизнь, бывший в плену у самого дьявола, командовавший армиями, знавший предательство и самую высокую на земле верность, в любовных делах был неопытен, как новорожденный младенец. Он просто не понимал, чего хочет Фриц, и на каждую его подначку отвечал честно и искренне, глядя ему в глаза своими прекрасными зелеными глазами, которые, когда он прикрывал ресницы, становились бархатными, словно лесная тень, а когда смотрел в упор — сверкали, как листья подо льдом, и Фрицу становилось жарко и почти больно от неудовлетворенного желания. Он даже пару раз запирался в сортире, спустить напряжение, хотя был к этому делу совсем не склонен.

Фриц решил, что ему надо передохнуть. Он позвонил Манвэ, с которым он уже с удовольствием пообщался, и предложил ему куда-нибудь сходить. Манвэ как раз закончил дела, связанные с покупкой дома, Мелькор уже тоже нашел себе какое-то занятие, о котором не сильно распространялся, и Владыка Воздуха, будучи ничем не занят, с удовольствием принял предложение Фрица.

— Слушай, — сказал Фриц Маэдросу суховато и стараясь на него не смотреть. — У меня сегодня дела, не могу с тобой остаться, ничего?

— Ничего, — ласково улыбнулся ему эльф, — ты же не можешь все время со мной сидеть. У меня тоже дела.

Фриц вскинул брови. Мысль о том, что Маэдрос в чем-то от него не зависит, была ему откровенно неприятна, особенно если учесть, что это был единственный способ им обладать, который доставлял Фрицу горькую радость. Второй его мыслью была та, что Маэдрос кого-то здесь присмотрел, например, девушку, и у него в горле пересохло от ревности. Потом он подумал, что это невозможно, но мысль осталась. Однако на попятный было идти уже поздно, и Фриц, проклиная собственную тупость, поехал встречаться с Манвэ.

Маэдрос тут же принялся за дело. Он вызвал приходящую прислугу и очень подробно объяснил ей, что нужно купить. Тридцатилетняя Матильда Смит выслушала его крайне внимательно, Маэдрос очень ей нравился, она даже купила новую юбку и более яркую помаду. Ни то, ни другое эльфа не заинтересовало, но они тщательно обсудили приправы и в конце концов пришли к консенсусу.

Через час все было на кухне. Под предлогом помочь Мэтти осталась еще на час и выпотрошила птицу, порезала овощи и выполнила всякую другую грязную работу, после чего Маэдрос ее выставил, и она, вздыхая, ушла.

Фаршированные травами и орехами куропатки были готовы к шести, десерт из фруктов, мороженого и шоколада к семи, а напиток, который Маэдрос, разгулявшись, сделал из вермута и персиков, — за десять минут до прихода Фрица. Он бы справился и раньше, будь у него две руки.

Маэдрос был не совсем уверен в пристрастиях Фрица и в том, как он воспримет известие, что ужин приготовлен специально для него. Маэдрос решил сразу ему ничего не говорить.

Фриц вернулся домой в половине десятого вечера и был встречен Маэдросом в прихожей.

— Привет, — весело сказал Фриц.

Он был нагружен пакетами. Манвэ потащил его гулять в модный супермаркет. У Короля Арды была одна маленькая слабость: он любил покрасоваться. Для этого прекрасно подходили крупные супермаркеты. Фриц, глядя, как Манвэ обследует витрины с ювелирными украшениями или перебирает развешанные на плечиках вещи, мысленно ежился. Манвэ вел себя, как гей из комедийного фильма, но он был так хорош собой и так явственно не видел себя со стороны, что такое поведение только привлекало к нему благожелательное внимание. Делать покупки с ним было одно удовольствие. Манвэ один раз оценивающе взглянул на Фрица и, перевернув весь отдел мужской одежды, полностью обновил ему летний гардероб. Фриц возвращался домой вдохновленный. Он предвкушал, как покажется перед Маэдросом в обновках.

— Здравствуй, — сказал Маэдрос. — Ты проголодался?

— Ужасно! А ты ужинал?

— Нет еще, я ждал тебя.

— Не стоило, — выдавил Фриц, борясь с собственными эмоциями, потому что это были именно те слова, которых он больше всего ждал от Маэдроса.

Фриц отправился мыть руки и переодеваться, а Маэдрос ушел накрывать на стол. Фриц вошел в гостиную ровно через десять минут. На нем были бледно-голубые джинсы, фасон которых выгодно подчеркивал его стройные бедра, и джинсовая безрукавка на голое тело. На руке позвякивало несколько тонких серебряных браслетов. Фриц едва не завопил от восторга, увидев себя в зеркале. Там отражалось прелестное юное создание неопределенного пола, зато вполне определенных наклонностей. Это было то, что нужно. Фриц обожал порок, если он был привлекателен и не вреден для здоровья, поэтому он не курил, не употреблял наркотиков, умеренно пил и неумеренно трахался всю жизнь, начиная с тринадцати лет.

Маэдрос при виде Фрица, с небрежным видом победителя вошедшего в комнату, остановился возле наполовину сервированного стола и слегка покраснел. Фриц был удовлетворен и, чтоб не показать этого, принялся деятельно помогать Маэдросу накрывать на стол.

Наконец они уселись на тот самый диван, на котором беседовали в первое утро после появления Маэдроса в доме Фредди, и приступили к трапезе. Откусив кусочек нежного мяса, Фриц приподнял брови и многозначительно сказал:

— М-м!

Маэдрос смотрел ему в рот.

— Тебе нравится?

— Необыкновенно! Что это?

— Куропатки с начинкой. Это мое собственное изобретение.

Маэдрос все же не выдержал и в упоении кулинарного триумфа раскрыл Фрицу свой маленький секрет.

— Это ты сам приготовил? — изумился тот.

— Да. Я очень рад, что тебе нравится.

— В жизни бы не подумал, что ты умеешь готовить! И часто ты этим занимался у себе в Белерианде?

— В Белерианде нет. С одной рукой неудобно. Здесь мне помогала эта милая женщина, Матильда. В Валиноре я готовил часто.

Фриц от удивления даже пропустил в речи Маэдроса имя Матильда, хотя обычно делал стойку на все женские имена, которые слетали с уст его возлюбленного.

— Я приготовил ужин специально для тебя, — застенчиво признался Маэдрос. — Мне так хотелось хоть чем-то отблагодарить тебя за доброту. Мне посоветовали приготовить для тебя что-нибудь, но не могли сказать, что ты любишь. Я так рад, что угадал.

У Фрица дрогнули губы.

— Мне никогда никто не готовил ужин, — проговорил он. — Это так мило с твоей стороны!

Маэдрос улыбнулся, склонив голову на плечо. У Фрица был трогательно беззащитный вид. Эльфу было приятно смотреть на него. Он вспоминал своих братьев в беззаботные валинорские годы. В его глазах Фриц был еще более беззащитен и оттого казался еще прелестней. Маэдрос с удовольствием посадил бы его на колени, как птичку, и покормил с руки. Фриц, знай о желаниях Маэдроса, удовлетворил бы их тут же, и не только эти желания, но и те, в которых эльф не смел признаться даже самому себе.

— Налей мне вина, — попросил он, промокая в уголках глаз салфеткой.

Маэдрос наполнил два бокала. Легкое белое вино заиграло в тончайшем стекле.

— Я хочу выпить за тебя, — сказал Фриц.

Он протянул руку и слегка коснулся краем своего бокала бокала в руке Маэдроса.

Они выпили. Фриц отрезал крылышко и положил на тарелку Маэдроса. Ему хотелось поухаживать за рыжеволосым эльфом, и он позволял себе это. Сердце подсказывало Фрицу, что сегодня он наконец сможет объясниться с Маэдросом. Фриц был готов к победе.

Пока Маэдрос ходил на кухню, что привезти на тележке десерт и напиток из вермута, Фриц зажег свечи. Эльф, увидев их, очень обрадовался. Он признался Фрицу, что от электричества у него болят глаза.

Оба выпили достаточно, чтоб полумрак, мерцание свечей и тишина пустого дома, не считая желанной близости друг друга, подействовали на них возбуждающе. Маэдрос уселся рядом с Фрицем. Фриц кормил его мороженым с ложечки. Эльф положил руку на его колено.

— Выпей, — сказал Фриц. У него кружилась голова. Близость Маэдроса вызывала в нем желание такое сильное, что он боялся, что не справится с ним: его стошнит или он забьется в истерике. Ему хотелось схватить Маэдроса, запустить ему в роскошные кудри обе руки и долго-долго целовать. Маэдрос, не отрываясь, смотрел в глаза Фрица. Мысли его, порождаемые теми же чувствами, полнились тем же плотским желанием, но Маэдрос плохо осознавал, что происходит с ним. Он знал только, что ему очень хочется приласкать Фрица и сделать это как-нибудь по-особенному. Чтоб вызвать краску на этом прекрасном лице, сорвать вздохи и стоны блаженства с этих губ и длить ласки до тех пор, пока они не переступят опасного предела, за которым только бесконечное облегчение, опустошенность и блаженство. Маэдрос думал, что это могли бы быть особые утехи, бесстыдные и сладостные. Он ощутил на губах солоноватое послевкусие, скорее воспоминание о некогда изведанном вкусе. Неясные, бесформенные воспоминания заполнили его сознание. Он млел от этой сладкой тайны, которая, оказывается, всегда жила в нем, но пробудилась только сейчас, разбуженная взглядами и прикосновениями человеческого мальчика, который так походил на его любимого младшего брата Амрода.

-Давай выпьем на брудершафт, — предложил Фриц.

— Как это? — С Фрицем Маэдрос готов был пить, как угодно и что угодно, он спрашивал из чистого любопытства.

Фриц быстро объяснил ему, что такое брудершафт. Они наполнили бокалы и переплели руки. Каждый сделал по несколько глотков из своего бокала, а потом Фриц взял в руки голову послушно придвинувшегося к нему Маэдроса и, почти теряя сознание от возбуждения, коснулся губами его губ. Губы эльфа были сухими и солоноватыми, и ужасно горячими. Терпеть Фриц больше не мог. Он сильней прильнул губами к губам Маэдроса и, пользуясь тем, что эльф совершенно не сопротивлялся, раскрыл их языком. Он проник в его рот и принялся его ласкать, умирая от наслаждения и мечтая только о том, чтобы Маэдрос ответил на поцелуй. Эльф совершенно не знал о том, что в этом случае надо отвечать, но ему так нравилось что он просто позволял Фрицу делать то, что он хочет. Наконец Фриц, с ужасом подумав, что эльф не отвечает потому, что ему просто неприятно, отстранился от него. По его телу уже проходила дрожь, джинсы натянулись, он подумал, что если Маэдрос сейчас пошлет его подальше, он тут же пойдет в ванную и, когда будет это делать, ему хватит только воспоминания об этих губах, чтобы кончить. Маэдрос же смотрел на него расширенными глазами и не понимал, почему Фриц прекратил его целовать, хотя это так приятно.

— Так делают люди? — спросил он.

— Да, — сказал Фриц севшим голосом. Больше всего он боялся, что эльф сейчас скажет ему, какие люди ужасные, бесстыдные чудовища. — Тебе нравится?

Маэдрос опустил глаза, потом опять посмотрел на Фрица, в этой, для эльфа ужасающе интимной ласке, было что-то ужасно бесстыдное, но ему хотелось испытать это еще раз.

— Да, мне очень нравится, — сказал он смело. — Ты можешь сделать это еще раз?

— Конечно, — от облегчения у него чуть слезы из глаз не брызнули. — только я хочу, чтобы ты ответил мне.

— Хорошо, — смиренно сказал Маэдрос, он уже подумывал об этой возможности.

Фриц потянулся к нему снова. На этот раз он позволил себе коснуться волос Маэдроса. На ощупь они были, как шелк, и скользили в его пальцах. Маэдрос тут же ответил на поцелуй, и от нежных прикосновений его языка Фриц был, как пьяный. Он почти не заметил, что сильные руки эльфа его приподняли, и он уже сидел на его коленях верхом, и мог ласкать его кудри, шею и плечи, как хотел. Его настолько сводили с ума поцелуи Маэдроса, аромат его дыхания, что он уже чувствовал, что его сердце выскакивает из груди. В какой-то момент они оторвались друг от друга, и Фриц совершенно без сил уткнулся лицом в его плечо.

— Боже мой, боже… — пробормотал он, не в силах справиться с сумасшедшим сердцебиением.

— Что с тобой? — спросил Маэдрос, задыхаясь. У него у самого сердце билось, как ненормальное, все тело горело, а в паху образовалось непонятное мучительное напряжение. — Тебе нехорошо?

— Нет, — сказал Фриц, он не смог удержаться и поцеловал эльфа в шею, испытав острое наслаждение от этой душистой гладкой кожи и бьющейся под ней крови. — Мне хорошо. Хочешь еще раз поцеловать меня?

— Да, — сказал Маэдрос и, запрокинув Фрицу голову, впился в его губы.

Через десть минут они уже лежали на диване, эльф навалился на юношу всем телом, и тот стонал в голос от того, что губы Маэдроса ласкали его шею и грудь под расстегнутой жилеткой. Маэдрос, с закрытыми глазами шаривший ртом по его нежной коже, нашел сосок и коснулся его языком, Фриц только сильнее запустил руки в его волосы, думая лишь о том., что он сейчас спустит прямо в новокупленные джинсы или у него разъедется ширинка и что он никогда, никогда в жизни не испытывал ничего подобного, даже трахаясь с самыми искусными в любви черными парнями, лучше которых, как известно, никого нет.

— Тебе нравится? — спросил Маэдрос, отрываясь на секунду и глядя в блаженное раскрасневшееся лицо юноши.

— О да, да, — простонал Фриц, — еще, ты можешь сделать это сильнее, мне нравится.

Маэдрос, искренне наслаждаясь и одновременно удивляясь, откуда в нем это взялось, прикусил сосок зубами. Фриц охнул.

— Послушай, — выговорил он заплетающимся языком, — давай ты разденешься, я… так неудобно.

— Ты хочешь, чтобы я делал это еще? — уточнил Маэдрос, которому очень хотелось продолжить, но он не знал нравов и обычаев людей и все время боялся неправильно понять Фрица.

— Ага, — Фриц стащил с себя жилетку, снял джинсы и только тогда позволил себе взглянуть на эльфа, который разделся в секунду, несмотря на отсутствие правой кисти. Все его страхи оказались напрасными. Фриц уж не знал, какое у них там феа, родственное или нет, но у Маэдроса член стоял так, что любо-дорого было смотреть. И размера тоже был не маленького, так что Фриц, окончательно обезумев, рухнул на колени. Маэдрос только смотрел на него, глаза у него горели диким огнем.

— Можно мне потрогать его, пожалуйста… — пролепетал Фриц.

— Делай, что хочешь, — глухо отозвался Маэдрос, которому уже ничего не надо было понимать, а только как-нибудь утолить эту ужасную жажду, которая сводила его с ума. Фриц заставил его сесть на диван и принялся гладить и целовать твердый, как камень, член эльфа. Маэдрос кусал губы, потому что он вполне себе представлял все физиологические процессы, и ему казалось стыдным и безумно оскорбительным для мальчика излить семя ему на лицо или в рот. Однако Фриц свое дело знал. И знал, чего хочет. Поэтому, когда он забрал его губами и принялся сосать, лаская языком головку, король нолдор не выдержал и двух минут. Он коротко вскрикнул, потому что разрядка была почти болезненно острой, сделал несколько резких движений бедрами, вталкивая во Фрица глубже, и со стоном откинулся на спинку дивана, Фриц облизал губы, семя эльфа было сладким, а блаженство, которое он испытал, чувствуя, как содрогается под руками тело мужчины, в которого он был так влюблен, по силе не уступало оргазму.

Фриц медлил подняться с колен. Он смотрел на Маэдроса, сидя между его раздвинутых колен и не мог насмотреться на своего любовника. Ему казалось, что он впервые видит это лицо, струящиеся до плеч рыжие кудри, плечи и грудь, до которых нестерпимо хотелось дотронуться. Он уже точно знал, что эльф не оттолкнет его. В глазах Маэдроса была нежность. Он отпустил руку и коснулся подбородка Фрица. От одного легкого прикосновения Фриц ощутил прилив крови к члену.

Маэдрос вполголоса сказал что-то по-эльфийски. Фрицу послышалось слово «мэллон». Он уже знал, что так эльфы называют возлюбленных. Он перехватил руку Маэдроса, перевернул ладонью вверх и стал пылко целовать. Желание его еще не было удовлетворено. Красота эльфа действовала на него, как колдовской напиток, ударяла в голову и пробуждала неутолимую чувственность.

— Ложись, — велел Фриц, поднимаясь с колен.

Маэдрос послушно выполнил его приказ. Фриц оглянулся по сторонам, но ничего подходящего в комнате не нашел. Он наклонился над Маэдросом, бегло поцеловал его в висок и шепнул:

— Подожди меня.

Он уже по-хозяйски обращался с прекрасным эльфом, а тот смотрел на Фрица блестящими от желания, нежными глазами.

Фриц, как был голым, вышел за дверь. Он быстро шел по темным комнатам, и прохладный воздух ласкал его разгоряченное тело. Даже эти призрачные ласки будили в голове Фрица тысячу фантазий, одну непристойней другой. Он мечтал о том, как станет учить Маэдроса получать и давать наслаждение тысячами способов, изобретет новые специально для него. Прекрасное тело и темперамент его любовника обещали, что процесс обучения будет невероятно захватывающим для них обоих.

Член Фрица стоял торчком, он нес его перед собой, как оружие. Прикосновения воздуха к пылающей плоти были мучительными и не приносили облегчения.

Назад Фриц шел так быстро, как только мог. В руке он нес баночку крема, без которого никогда никуда не выходил из дома, даже до магазина (мало ли, что может случиться по дороге).

Маэдрос ждал Фрица. Он поднял голову на еле слышный скрип отворяемой двери. На лице его появилась зовущая, робкая улыбка. Фриц одним прыжком очутился возле дивана. Он в восторге увидел, что член у эльфа снова стоит.

— Ждал меня? — задыхаясь, спросил он.

— Да, — ответил Маэдрос.

Фриц вскочил на него верхом.

— Сейчас я тебе покажу, что такое любовь! — сказал он, облизывая послушно приоткрывшиеся губы любовника.

Маэдрос стонал. Его глаза потемнели и сверкали темным, влажным блеском. Они еле двигались в оправе век, словно вместе со всем телом эльфа изнемогали от желания. Фриц снял крышку с баночки крема и щедро зачерпнул его рукой.

Маэдрос вздрогнул от холодного прикосновения к своему члену.

— Лежи! — приказал Фриц. Он густо смазал кремом огромный член Маэдроса.

— Дай мне поцеловать тебя! — взмолился эльф.

От прикосновений Фрица он стонал и содрогался всем телом. Один раз Фриц почувствовал на своей руке, равномерно наносящей крем, прикосновение его пальцев. Фриц чувствовал, что Маэдрос покорен, и от этого заводился все сильней.

— Хорошо, — сказал он, — но только один раз. Потом ты получишь все сполна.

Он наклонился к приоткрытым губам Маэдроса. Этот поцелуй был слаще всех остальных и длился так долго, что любовники успели излить друг другу весь запас нежности и дошли почти до неистовства, так что Фриц начал кусать губы Маэдроса.

Он наконец оторвался от любовника и велел:

— Перевернись!

Он приподнялся, подталкивая Маэдроса руками, чтоб он быстрей выполнял приказ. На его пальцах же таяла изрядная порция крема и, как только эльф перевернулся на живот, вся она очутилась у него между ягодиц. Маэдрос ахнул от неожиданности. Фриц удержал его за плечи. Он был достаточно силен, хотя ему, конечно, не удалось бы удержать Маэдроса, но Фриц был уверен, что эльф не станет сопротивляться. Его покорность не могла порождаться оцепенением от неожиданности или паники. Фриц был почему-то уверен, что Маэдросу уже случалось по крайней мере один раз пережить нечто подобное. Правда, сам эльф, скорее всего, не помнил этого. Зато помнили его губы и руки. Маэдрос отдавался Фрицу, потому что доверял и любил его, это Фриц знал наверняка.

Никогда у жизни у него не стояло так. Ему казалось, что его член увеличился в размерах чуть не в два раза. От мысли о том, каким способом он сейчас удовлетворит свое желание, все тело Фрица пронзала болезненная истома, оставлял по себе холодную испарину. Он понял, что надо действовать быстро. Фриц лег на Маэдроса, на всякий случай крепко припечатал к дивану его плечи, шепнул:

— Ну, держись, детка!

И принялся входить в него. Вскрик Маэдроса недвусмысленно указал, что это происходит с ним впервые. Он не пытался высвободиться, хотя наверняка испытывал болезненные ощущения. Фриц старался действовать очень мягко, и вскоре эльф расслабился. У Фриц вожделение не ослабевало, а усиливалось с каждым движением. Достаточно было поглядеть на того, кому он вталкивал свой член. А при мысли, что его любовник, покорно стонущий под ним, — король, доводила Фрица почти до безумия. Он своими бедрами раздвинул ноги Маэдроса, каждый раз почти полностью извлекая из него член и снова вталкивая его до самого конца. Он кричал какие-то ужасные непристойности, и Маэдрос отвечал ему стонами. Он старался впустить в себя Фрица до самого конца и по тому, как покорно поддавалось его тело, как темнели от пота и прилипали к шее тугие кольца кудрей, Фриц видел, что любовник испытывает наслаждение не меньшее, чем он сам.

Маэдрос вцепился одной рукой в диванные подушки. Фриц целовал его плечи, на которых напрягался каждый мускул, зарывался лицом в волосы, чтоб почувствовать их аромат. Одну руку он просунул под живот эльфа и ласкал его скользкий от смазки член. Маэдрос вздрагивал всем телом. Он вдруг закричал, и рука Фрица стала горячей и влажной. Ощущение семени любовника на своих руках лишило Фрица рассудка. Он изо всех сил вгонял Маэдросу, слыша только его хриплое дыхание и чувствуя, как крепко и сладострастно он сжимает ягодицами его твердый член. Он кончил, как не кончал никогда в жизни, излив в Маэдроса весь запас семени. В момент оргазма он приподнялся на выпрямленных руках, видя бессильно поникшую спину Маэдроса.

Он уткнулся в его волосы и принялся целовать в затылок, шепча какие-то благодарные слова. От облегчения у него все плыло перед глазами. Потом Фриц сполз со своего любовника и лег рядом, прижавшись к нему всем телом. Маэдрос повернулся на бок и прижал голову Фрица к груди.

— Я люблю тебя, — прошептал он. Фриц вздрогнул и вдруг почувствовал, что глаза у него на мокром месте. Ему много раз говорили эти слова разные люди, но это было или приятно для его самолюбия, или просто скучно. Он ждал этих слов, он хотел их услышать, но теперь ему казалось, что он никогда в жизни не был счастливей и уже теперь не будет.

— Я тоже… — он запнулся, уж больно это было непривычно для него, который никого кроме себя никогда не любил, — люблю тебя. Тебе было больно? — спросил он, гладя любовника по бедру.

— Нет, — ответил Маэдрос, — немного, но я уже забыл. Ты такой красивый.

Фриц усмехнулся. Зеленые глаза эльфа сияли таким неприкрытым обожанием, что он не мог не поверить в его слова. От Маэдроса физически исходила волна любви и счастья, в которой Фриц таял, как мороженое на солнце.

— Пойдем в спальню, — сказал Фриц. — Я хочу, чтобы ты меня трахнул и сделал это в постели.

Маэдрос посмотрел на него внимательно, это был взгляд, от которого у Фрица остановилось сердце и снова начал подниматься член. Взгляд мужчины, который желал его, и Фриц сладострастно представил, как Маэдрос ему вгонит.

— Пойдем быстрее, — прошептал он, и эльф, вскочив с дивана, одним движением поднял Фрица на руки и понес его в спальню.

8.

Идея пойти всем вместе на аттракционы в Луна-Парк принадлежала, конечно, Фредди. Он вернулся из своего круиза по Германии счастливый, довольный жизнью и, как он сам выразился, собирался как следует расшевелить всех остальных. Остальные, как это обычно случается с людьми и в обществе своего неумеренно счастливого собрата, брюзгливо и неостроумно отбрехивались.

Но Фредди неожиданно поддержал Тейлор. Трижды обозвав любимого солиста и идейного лидера дураком и недоумком, Роджер внезапно заявил, что давно мечтал сходить на русские горки. Вид он при этом имел задиристый, поскольку сильно опасался, что такое заявление повредит его мужественному облику.

— Что такое русские горки? — поинтересовался Мелькор. В его глазах уже зажегся огонек любопытства.

— Это круто! — с жаром заявил Тейлор, которому слаженно, как самая тренированная подпевка, поддакивали Фредди и Фриц.

— Мелько, я хочу пойти, — попросил Манвэ.

После этого поход в Луна-Парк был окончательно приговорен, и компания потратила еще некоторое время, уговаривая друг друга, что они классно проведут время, и полностью друг с другом соглашаясь.

В следующее воскресенье все встретились с самого утра (одиннадцать часов, безбожно рано) дома у Фредди. Ехать предполагалось на трех машинах. Фриц был одет в джинсы, возбужден и слегка агрессивен. Он держал Маэдроса за руку и подпрыгивал на месте, когда считал, что на него никто не смотрит.

— Папочка! — фыркнул Тейлор, имея в виду смиренный и счастливый вид Маэдроса, который теперь никогда не покидал эльфа.

Слегка позавтракав, все погрузились в машины. Фредди усадил Ахтэ с собой на заднее сидение и всю дорогу громко восхищался его маникюром. Брайан сидел впереди, перекинув одну руку через спинку сидения. Эта поза должна была означать, что пленительное создание по имени Ахтэ имеет к нему, гордому, неотразимому и очень скромному, самое прямое отношение. Ахтэ смотрел на его затылок с примерным уважением любящей супруги.

Тейлор вел машину Фрица. Гор поминутно хватал его за локоть, потому что барабанщик забывал, что он на улицах города, и начинал играться в гонки «Формула-1», игнорируя дорожную разметку и светофоры.

— Фриц, скажи ему, — умолял Гор, — это все-таки твоя машина!

— Отлезь! — шипел Тейлор.

— Ничего, я могу купить новую, — незнакомым голосом отвечал Фриц. Он был занят Маэдросом.

— Да, но ты же не купишь мне нового Тейлора, — возражал Гортхауэр.

После кондиционированных салонов жара на улице казалась неправдоподобно плотной. Солнце затягивала сияющая пелена облаков, которая на глазах уплотнялась, обещая через какое-то время умерить жару и повысить влажность. Ахтэ достал из сумочки маленький веер. Тейлор побежал за мороженым. Фриц последовал его примеру. Маэдрос очень любил сладкое и к разнообразию лондонских лакомств относился с восторженным изумлением ребенка. Фриц все время чем-нибудь баловал его. Про себя он презирал соплеменников Маэдроса, считая их отношение к собственному повелителю подозрительно легкомысленным, граничащим с бунтом, если талия короля не представляла собой правильной окружности.

Тейлор облизал со всех сторон свой шарик мороженого, дал два раза лизнуть Гору и, оглядевшись по сторонам с видом полководца, произнес:

— Сначала пойдем на горки.

— Да, пока ты не обожрался, — ехидно заметил Фредди.

Тейлор попытался пихнуть его локтем в бок, промахнулся и обиделся.

Русские горки нависали над парком. Время от времени по отвесным петлям и спиральным спускам с грохотом и взвизгами проносились вагончики. Народ подходил к делу развлечения с английской ответственностью — раз на горках положено визжать, то визжали все, даже почтенные отцы семейства. Ахтэ взглянул на аттракцион с беспокойством.

— Это безопасно? — чуть дрогнувшим голосом спросил он.

— Вполне, — ответил Брайан, а Тейлор закончил за него:

— Да, после того, как пара секций рухнула, их заново закрепили и теперь разве что раз в полгода отсюда кто-то срывается, обычно из тех, что поменьше.

Ахтэ кротко улыбнулся, давая понять, что дурацкую шутку Тейлора понял и отвечать на нее не собирается.

Очередь была сравнительно небольшой. Вскоре перед Мелькором и Манвэ, высадив очередную партию катальщиков, остановился пустой поезд. Мел пропустил Манвэ вперед. Он уже усвоил несложные принципы галантного поведения и козырял ими к зависти Фредди. Он втиснул Манвэ в уголок, положил руку ему на плечо и благосклонно выслушал инструкции служителя, который пристегивал их. Манвэ сидел с интересным румянцем на щеках. Новизна ощущений всегда действовала на Могучего возбуждающе. Манвэ чувствовал это и готов был под землю провалиться.

Когда поезд тронулся с места, Мел, не зная, как еще выразить свое восхищение новой забавой, сильно стиснул Манвэ колено. Позади негромко взвизгнул Ахтэ.

Поездка понравилась всем, кроме него и, следовательно, Брайана. Маленький эльф, всю жизнь проведший в Ангбанде, неодобрительно относился к открытым пространствам, а ужасная скорость передвижения в сочетании с полной бесцельностью аттракциона подействовала на него удручающе. Ахтэ выбрался и вагончика и для верности отошел подальше. Брайан взял его за руку и повел сидеть на лавочке в тени. Остальные купили билеты еще на две поездки. Мелькор, Гор и Маэдрос были в полном восторге. Во второй раз они орали так, что подскакивали вагончики. Когда поезд трогался с места, Мел шутки ради секунд пять удерживал его на месте, вцепившись рукой в поручень на посадочной платформе. Шутка удалась. У служителя глаза полезли на лоб. Манвэ потом долго выговаривал Мелькору.

Фриц же развлекался собственным способом. На вершине одной из петель он вдруг обнял Маэдроса, запрокинул ему голову и сильно поцеловал в губы. Эльф возбужденно простонал.

— Так принято, — строго заявил ему Фриц, — на аттракционах все влюбленные целуются.

После этого наставления Маэдрос послушно целовался на каждой петле.

Наконец все укатались. Тейлор вышел на заплетающихся ногах, добрел до скамейки, икнул и упал. Гор купил ему воды в стаканчике и предложил попробовать что-нибудь покруче.

Покруче выглядело, как длинный столб с приделанными к нему кабинками, которые крутились в разные стороны, норовя перевернуть катающихся вниз головой. Ахтэ сразу сказал «Нет», ему парк нравился и без этого, он уже сфотографировался с каким-то меховым персонажем, на фоне которого выглядел не менее экзотично, чем его мохнатый друг. Остальные полезли на «хреновину», как выразился Тейлор, который побаивался за Манвэ, забыв, что он все-таки Владыка Ветров.

Здесь Фрицу было уже не до поцелуев, он визжал, прижимаясь к Маэдросу, и думал, что это было самой страшной ошибкой в его жизни. Эльф обнимал его за плечи и с наслаждением разглядывал мелькающие вокруг виды. Он думал, что надо завести такую штуку в Химринге, не все же воевать. Мелькор, который тоже искренне ловил кайф, уже казался ему старым приятелем, с которым его многое объединяло.

Тейлор же, сойдя с устройства живым, сказал, что ему пока хватит. И тут он увидел тир. Он даже не представлял, что его легкомысленное предложение станет поворотным пунктом в жизни и карьере короля нолдор.

Гортхауэр уже умел стрелять. Он купил себе пистолет и разрешение на него и дотошно исследовал принцип действия. «Хорошая вещь, — подумал он тогда, — я такую сделаю без проблем». Поэтому к тиру с его простенькими ружьями он высказал легкую пренебрежительную заинтересованность, и когда Тейлор пять раз промазал, сказал:

— Ладно, пошли отсюда, я хочу в аквапарк.

Но тут Маэдрос, с интересом наблюдая за происходящим, сказал:

— Я тоже хочу попробовать.

— Проблем нет, — сказал Гортхауэр. Он подал эльфу ружье и принялся объяснять ему, как стреляют. Эта роль ему вполне подходила. За истекшую неделю он периодически беседовал с рыжим эльфом на разные занимательные темы, как то: как устроена машина, поезд, электричество, почему самолет летает и не падает, будучи железным, каков принцип мобильной связи, и почему ящик из черной пластмассы говорит человеческими голосами. Они получили от этого большое удовольствие, и теперь Саурон подумывал, что взял бы этого эльфа себе в подмастерья. Но он всегда считал нолдор единственным не безмозглым эльфийским кланом.

Маэдрос выслушал все объяснения и стал стрелять. Сперва он выиграл Фрицу плюшевого медведя. Потом плюшевого зайца. Потом суперприз — огромного мехового дракона величиной с Фрица. Потом его выгнали из тира. Хозяин, сперва презрительно глядевший на однорукого калеку, сообщил, что он здесь не для того поставлен, чтобы разориться окончательно и, если этот парень — снайпер, потерявший руку в джунглях Бразилии во время тайной операции американских войск, то он здесь не при чем и игра нечестная. Маэдрос ничего не понял, послушно кивнул и пошел в другой тир. После третьего Фриц сказал ему, что для того, чтобы увезти всех выигранных зверей, ему нужен будет грузовик, и Маэдрос перестал брать выигрыш. За ним уже таскалась группа молодых ребят, пересказывавших друг другу, что это бывший правительственный киллер, воевавший в Южной Америке. Наконец Фрицу удалось оттащить Маэдроса от ружей и потащить его в аквапарк, в который уже давно рвались остальные. Но было поздно. Сын Феанаро по уши влюбился в автоматическое оружие.

К идее посещения аквапарка без энтузиазма отнеслись только Мелькор и Гор. После того, как им объяснили, что это место, где очень много льющейся и пребывающей в покое воды, разочарованию их не было предела. Ахтэ признался, что плавать он не умеет, но в целом к воде и купаниям относился очень хорошо. Дома он каждый вечер принимал ароматную ванну, после которой благоухал, как восточная молельня. Над Мелькором же и Гором тяготело темное прошлое. Мел даже руки мыл без особой охоты. Мыться его заставлял Манвэ. В отместку Мел настаивал, чтоб Владыка Ветров его купал.

— Вы чего, ребята? Круто! — Фриц никак не мог взять в толк, почему Гор и Мел стоят возле кассы мрачные и недовольные.

Маэдрос взял Фрица за руку и сказал, глядя в глаза Мелькору:

— Не думаю, что власть Ульмо простирается до этого мира.

На это возразить было нечего. Мел и Гор, чтоб не возвращаться восвояси, позорно поджав хвосты, отправились в страшный аквапарк. Народу, к счастью, было немного, но немногочисленные посетители аквапарка во все глаза пялились на компанию. Фредди с зазывной улыбкой оглядывался вокруг. Он очень любил поклонников и надеялся, что парочка этих типов сейчас плещется где-нибудь неподалеку. Тейлор, наоборот, поклонников не любил и от души желал им утонуть и не портить ему уикенд. Оставив в раздевалке вещи, они вошли в первый зал со стеклянным потолком и огромным бассейном, дно которого было выложено узорчатой керамической плиткой. Маэдрос в супермодных плавках, доходящих ему почти до колен, выглядел забавно. Плавки ему выбирал Фриц. Они были ярко-красного цвета. Очевидно, Фрица при покупке вдохновляло упоительное воспоминание о некоторых частях тела возлюбленного, к которым Фриц подсознательно желал привлечь всеобщее внимание.

Маэдрос разбежался и ласточкой нырнул в бассейн. Ахтэ, Фриц и Манвэ дружно завизжали. Маэдрос плавал прекрасно и в воде себя чувствовал, как в родной стихии. Фриц последовал за ним.

— Мелько, — сказал Манвэ нежным голосом, — пойдем к ребятам.

Великий Вала поискал сочувствия у Гора, как и следовало ожидать, ничего не нашел и мысленно согласился с тем, что кличка Жестокий подходит его помощнику как нельзя лучше.

Манвэ, придерживаясь за поручни лестницы, спустился в бассейн и поплыл. Мел плюхнулся в воду животом. Маэдрос и Фриц резвились в другом конце бассейна. Фриц пытался утопить эльфа. Маэдрос снисходительно позволял ему крейсировать вокруг себя, но при попытке Фрица подобраться поближе мгновенно уходил под воду и уплывал подальше.

Гор посмотрел на страдальческое лицо Мела, который греб следом за Манвэ, в воде не менее изящным, чем на суше, и присел на ближайший шезлонг.

— Знаешь, я, по-моему, переел, — сказал он Тейлору. — Я немножко посижу тут, а ты, если хочешь, иди купаться.

— А, понятно, — сказал Роджер.

Он подошел к краю бассейна, как будто собираясь нырнуть, и вдруг заинтересованно уставился на его дно:

— Гор, ты только посмотри! Никогда в жизни не видел, как здесь, оказывается, нагревают воду!

Его хитрость удалась. Гор сорвался с места, подскочил к Тейлору и, после рассчитанного толчка в ребра, очутился в воде, выплеснув на плиточный пол едва не половину содержимого бассейна. Когда в зале утихло громовое эхо от вопля Гора, Тейлор перебежал на другую сторону бассейна, подальше от Гора и тоже прыгнул в воду.

Тут Роджеру пришлось убедиться, что Валар все же круче, чем майар. Мелькор, хоть и с отвращением, но плыл и плыл неплохо, Саурон же пошел под воду, как топор, и хотя он, скорее всего, мог не дышать сколько угодно, зрелище это привело Роджера в ужас. Он рванул к нему с другого конца бассейна, но Маэдрос оказался первым. Он легко, как дельфин, поднырнул под тонущего Гора и вытолкнул его наружу. Минуту Гортхауэр висел, уцепившись за поручень, и отплевывался. Потом он обернулся к обеспокоенно болтавшемуся рядом Маэдросу и сказал ему с неописуемым выражением лица:

— Благодарю тебя, сын Феанаро, ты спас меня, и теперь я твой должник.

Тейлор затормозил в двух гребках и завороженно глядел на то, как меняется выражение лица эльфа. Непонятно, что его так поразило — то, что он сам своими руками спас Саурона Жестокого, или то, что Гортхауэр его поблагодарил. Лицо Маэдроса вытянулось, на щеках появился румянец, и Роджер был готов поклясться, что он сейчас зашевелит кончиками острых ушей.

— Я… — сказал он сдавленным голосом. — Что ты, не стоит благодарности.

Мелькор смотрел на них из угла бассейна со странным беспокойством. Тейлор же, уже пришедший в себя, подплыл к Маэдросу и вцепился в его единственную руку.

— Слушай, я так тебе благодарен, — заговорил он. — Гор, ты меня извини, я просто баран, я не думал, что ты не умеешь плавать…

Майа глянул на него бешеным черным глазом. Роджер, отлично зная, что долго на него сердиться невозможно, обвил его шею руками.

— Ну что ты, Гор, — заговорил он убедительно, — я же пошутил, я не знал, я научу тебя плавать, ну не сердись…

Гор знал, что Тейлор терпеть не может демонстрировать их отношения на людях, и от такой жертвы тут же растаял. К Маэдросу подплыл Мелькор.

— Ты молодец, — заявил он с присущей ему безапелляционной искренностью. — Я перед тобой в долгу за Гора.

Маэдрос, видно, уже освоился со своей ролью благодетеля Ужаса Средиземья и с охотой принял похвалу. Фриц показал ему большой палец из угла бассейна.

Возможности бассейна в смысле развлечений исчерпали очень быстро и отправились на поиски новых чудес. Ими оказались водяные горки. Мел, увидев их, рванул вперед, потащив за собой Манвэ, как на буксире. Тейлор с азартным криком ринулся за Мелькором, водяные горки он любил с детства, на них легко можно было расшибить себе башку, это особенно привлекало Тейлора. Маэдрос единственный из всех покинул бассейн неохотно. Ему нравилось изобилие воды, огромный светлый зал, сквозь стеклянный потолок которого было видно небо. Эльф охотнее всего взял бы напрокат надувной матрас и провел остаток времени в аквапарке, плавая на нем вместе с Фрицем и вспоминая невозвратные валинорские времена.

Что касается Ахтэ и Фредди, то они приглядели где-то в смежном зале симпатичный лягушатник с теплой, как остывающий компот, водой и отправились туда, прихватив с собой Брайана Мея.

Водяные горки всем понравились. Гор больше не тонул. Он мигом усвоил принцип плавания и отважно греб вслед за Мелькором. С Маэдросом темная парочка вела себя по-товарищески, отчего Манвэ даже немного ревновал. Под него Мелькор не подныривал, чтоб дернуть за ногу и утянуть под воду.

Накатавшись почти до одурения и едва не утопив Фрица после того, как на него в бассейн сверзился Мелькор, а сразу после него Маэдрос, компания отправилась на поиски Ахтэ и Фредди.

— Ой, как тепло, — завопил Тейлор, опустив ногу в лягушатник.

Он тут же уселся в него и обнял Ахтэ за плечи. Мей посмотрел на него неодобрительно.

— Роди, ну что ты, — с деланным смущением пропел Ахтэ.

В руках у него с Фредди были бокалы с фруктовыми коктейлями.

— Хочешь пить? — спросил Фриц Маэдроса.

— Я напился из бассейна, — честно признался эльф.

— Маэдрос!

— Вода очень чистая, но очень невкусная.

— Еще бы! А что, если тебе станет плохо от хлорки!

— Ему не станет! — авторитетно заявил Мелькор. — Вот, помню, его папаша…

Манвэ посмотрел на Могучего предостерегающе. Несмотря на царящее в компании единение, никто не знал, как подействует на вспыльчивого эльфа упоминание о его отце из уст бывшего заклятого врага, всего полчаса назад ставшего лучшим другом. Но Маэдрос даже бровью не повел.

Фриц отправился для него за коктейлями. С ним увязался Гор и Мел. Тейлор скандировал им вслед:

— Водки побольше, сока поменьше!!!

Спиртные коктейли в аквапарке, конечно, не подавали. Тейлор орал из воспитанной усилиями Фредди привычки на каждом шагу шокировать публику.

Фриц заказал Маэдросу самый сладкий и ароматный коктейль, для начала поскандалив с барменом из-за качества фруктов. Бармен попытался ответить Фрицу неласково и был встречен потоком англо-немецкой ругани с сильным американским акцентом. Потом к стойке подошли Гор и Мелькор, и бармен прикусил язык. С этой компанией лучше было не связываться.

Мелькор фрукты не любил и себе коктейля заказывать не стал. Гор из чистого любопытства взял один и очень не одобрил, потому что в коктейле преобладал морковный сок. Коктейль отдали Брайану Мею, который окончательно врос в роль заботливого мужа — ходил следом за Ахтэ с полотенцем и его бокалом в руках. Фредди умилялся этой картине.

Маэдрос в теплом лягушатнике размяк. Неяркая подсветка на стенах зальчика создавала приятный для глаз полумрак. Едва слышно журчала вода. На ее поверхности дрожали блики. Глаза у Маэдроса блестели. Он не отрывал взгляда от Фрица. Его, как видно, беспокоили какие-то сладкие воспоминания, в которые он погружался, точно в эльфийские грезы, заменяющие сон этому светлому народу. Время от времени он отпивал глоток коктейля. Гор и Мел смотрели на него, затаив дыхание.

— Если бы я знал, что нолдор можно взять на сладости, я бы никаких проблем с ними не имел, — глубокомысленно принес Мелькор.

Маэдрос слегка нахмурился, но ничего не сказал.

— Хватит его подкалывать! — возмутился Фриц.

— Я шучу! — серьезным голосом произнес Мелькор. Как истинный Черный Вала он терпеть не мог извиняться и делал это только под сильным нажимом со стороны Манвэ, а потом целый час чувствовал себя несчастным, загнанным и всеми презираемым.

В лягушатник ввалилась толпа детей в сопровождении бдительных мамаш, и компания отправилась восвояси. Один только Манвэ глядел на детей с улыбкой. Он втайне мечтал когда-нибудь в будущем завести парочку-другую таких симпатичных крикливых созданий.

Фредди между детьми, несущимися к бассейну, лавировал с отчаянным выражением лица.

— Фред, держись, — сострил Фриц. — Я с тобой!

Они напоследок сходили в бассейн с морскими волнами, где Манвэ имел бешеный успех среди компании пожилых бизнесменов. После того, как его возлюбленного в десятый раз оглядели с ног до головы и спросили телефончик, Мелькору аквапарк разонравился, и он предложил сваливать.

9.

Фриц с Маэдросом лежали на постели в спальне Фрица. Был пятый час утра. За опущенными шторами начинался рассвет. Уже можно было рассмотреть предметы в комнате, и казался ненужным свет ночника под роскошным абажуром.

Любовники сбросили одеяло на пол. Фриц, лежа на животе, внимательно рассматривал великолепное тело Маэдроса, время от времени проводя пальчиком по груди и животу мужчины. Он был уверен в своей прелести, особенно сейчас, ловя время от времени восхищенные и жадные взгляды Маэдроса, обращаемые на его округлые ягодицы и тонкую талию.

Маэдрос, не спеша, взял руку Фрица, поднес к губам и поцеловал. Его любовник затаил дыхание. Фриц (чего никогда не случалось с ним прежде) предпочитал в любовной игре предоставлять инициативу Маэдросу. У него кружилась голова от вожделения и любви, когда мужчина заключал его в объятия, укладывал навзничь и долго целовал, поочередно обхватывая губами соски и проводя языком по впадинке на груди.

Маэдрос очень быстро освоил приемы человеческой любви, привнеся в них, как и во все, что делал, прелесть неиспорченного, доверчиво и жадно познающего мир существа.

Фриц с улыбкой смотрел в лицо Маэдроса. Тот ласкал его руку губами, а потом вдруг крепко и нежно прижал к щеке. У Фрица перехватило дыхание. Он ни минуты не сомневался, что Маэдрос искренне любит его. Иногда ему это казалось странным. Такое существо, во всем превосходящее Фрица, не могло принадлежать ему, и все же принадлежало, и Фриц, обычно склонный к самоунижению и хандре, не видел в этом ничего странного. Он начал жить во много раз глубже и ярче, чем раньше. Мелкие пороки, прежде, точно коварные кротовые норы, подстерегавшие его на каждом шагу, исчезли сами собой. Фриц поражался тому, насколько легче стало ему без них. Когда рядом был Маэдрос, Фриц чувствовал себя совсем другим человеком. С высоты своего нового существа он разве что снисходительно оглядывался на прежнего себя.

Маэдрос чуть потянул Фрица к себе. Тот по привычке опустил глаза, чтоб проверить, в какой стадии готовности находится его любовник. Он все еще не мог привыкнуть к тому, насколько совершенен контроль эльфов над собственным телом. Маэдрос мог регулировать процесс возбуждения и длить его столько, сколько хотел.

— Можно задать тебе вопрос? — проговорил Фриц.

— Да, сколько угодно.

Маэдрос выпустил его руку и внимательно взглянул на Фрица. Того поражало послушание любовника. Рыжеволосый эльф никогда не настаивал на своем, если Фриц высказывал определенно свое желание. Фрицу эта восхитительная учтивостью влюбленного казалась самой совершенной формой выражения нежной любви.

— Мне кажется, ты уже занимался любовью раньше.

— Нет, Фрицци, с тобой в первый раз.

Фриц положил голову на сгиб локтя. Он был уверен в своих словах. Временами Маэдроса охватывало настроение, когда он как будто целиком погружался в сладостные воспоминания или грезы наяву. Это случалось с ним, когда Фриц находился рядом. Маэдрос вряд ли отдавал себе отчет, что с ним происходит, но Фриц видел, что, созерцая его, эльф словно уплывает куда-то очень далеко, в то же время всей душой пребывая рядом. В эти мгновения Маэдрос жил так насыщенно и ярко, как никогда в другое время. Каждая клеточка его тела пела о радостях жизни так властно, что Маэдрос удивлялся, почему его тело не вибрирует от их беззвучного зова. И это состояние вызывалось всегда совершенно определенными ощущениями. Маэдрос прекрасно отдавал себе в этом отчет.

В такие моменты ему нравилось думать о своих братьях. Он вызывал в памяти их образы, и они, множась и заслоняя друг друга, оттеняли один, самый пленительный из них — образ Амроса, одного из двух младших сыновей Феанора.

Маэдрос всегда был влюблен в Амроса, хотя сам не сознавал это.

Когда Амрод и Амрос начали подрастать, Маэдрос уже достиг юношеского возраста. Он всегда был занят, помогая отцу в его трудах, и начал обращать внимание на двух младших братьев, лишь когда их игры перестали ограничиваться детской.

Феанор сыновей вообще не замечал, пока они не подрастали настолько, что с ними можно было обращаться, как со взрослыми. Амрод и Амрос оказались предоставлены сами себе. Они целыми неделями пропадали в Эльдамаре, где им было так весело играть с детьми короля Ингве.

Они не походили на нолдор, всегда увлеченных какими-то важными делами и суровых даже в Благословенном краю. Амрода и Амроса занимали только игры, песни и танцы. Они возвращались из Эльдамара с букетами диковинных цветов и чудесными игрушками.

В этой взаимной отчужденности прошло немало лет. Однажды, проходя куда-то по двору дворца Феанора, Маэдрос заметил молодого эльфа, который при виде его отвесил низкий поклон и улыбнулся. Старший Маэдрос присмотрелся повнимательнее и с удивлением узнал в эльфе Амроса. Маэдрос сделал рукой знак, приглашая брата подойти поближе. Амрос охотно повиновался. Он еще продолжал расти и был на полголовы ниже Маэдроса. Темно-серый цвет одежды, богато, вопреки обыкновению дома Феанора, украшенной жемчугами, оттенял цвет его глаз, ласковых и улыбчивых. В волосах поблескивала заколка с жемчужными подвесками, из-под которой вот-вот готовы были выбиться непослушные локоны.

Маэдрос из какого-то внезапного порыва положил руку на плечо брату и спросил:

— Что ты делаешь здесь?

— Жду Амрода, — ответил тот. — Мы должны вместе поехать на праздник в Альквалонде.

Маэдрос позавидовал его беззаботности, которая не искала оправданий для веселья и звала без устали наслаждаться жизнью.

С ближайшего крыльца сбежал Амрод и остановился, увидев Маэдроса. Он был одет в белое. Только это и позволяло различать их с братом.

Маэдрос снял руку с плеча молодого эльфа.

— Поезжайте, — сказал он. — Я не стану вас задерживать.

Амрос еще раз поклонился ему, и Амрод последовал примеру брата.

Маэдросу эта встреча запала в голову. Его так и подмывало позвать к себе Амроса, чтоб поболтать с ним, но он не мог придумать подходящего предлога, а приглашать кого-то просто так старший сын Феанора, воспитанный в суровости, не считал позволительным.

Они время от времени встречались с Амросом, обмениваясь улыбками и приветствиями, но почти не разговаривали. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы однажды Амрос не оказался с Маэдросом наедине.

Это было вечером в дворцовых купальнях. Маэдрос, лежа в неглубоком бассейне с теплой проточной водой, наслаждался покоем. Сквозь стеклянный купол над бассейном видны были звезды. Маэдрос любил приходить в купальни поздно, когда эльфы уже расходились и он мог побыть наедине с самим собой. Он специально не зажигал светильников. Звездного света вполне хватало его эльфийским глазам.

В дальнем конце зала едва слышно открылась и закрылась дверь. Маэдрос с неудовольствием взглянул в ту сторону и мгновенно узнал тонкую фигурку, склонившуюся в поклоне. Сердце у него отчего-то забилось сильнее. Маэдрос приподнялся в воде.

— Амрос? Это ты?

— Да, я.

Амрос остановился в нескольких шагах от бассейна. На лице у него была его обычная ласковая, разве что немного более смущенная улыбка.

— Раздевайся, — пригласил Маэдрос. — Что же ты стоишь?

Амрос торопливо сбросил с себя одежду. Маэдрос жадно разглядывал его. Он не понимал, почему не может отвести взгляд от юношески стройного тела Амроса, ведь ему были безразличны обнаженные, равно прекрасные тела его соплеменников и соплеменниц. Он приписывал свое волнение зову крови, нежности, которую он испытывал при виде младшего брата, но это объяснение не казалось правильным даже ему самому.

Амрос вопросительно взглянул на него и по двум пологим ступенькам спустился в бассейн. У него были его узкие ступни, голени, колени и бедра едва заметно светились в темноте. Маэдрос невольно опустил глаза, чтоб увидеть, как мерцает тело Амроса в темной воде. Несмотря на частые прогулки и морские купания, кожа у него была белая. Это почему-то увеличивало волнение Маэдроса. Он испытал до умопомрачения сильное желание прильнуть губами к прохладному плечу.

Амрос негромко рассмеялся. Маэдрос поднял на него глаза. Амрос сел, обхватил руками колени.

— Ты часто сидишь здесь один? — негромко спросил он.

— Да.

Маэдросу хотелось встать и уйти, и, не менее сильно, оставаться наедине с Амросом как можно дольше. Ему казалось, что в таком случае рано или поздно произойдет нечто необыкновенно важное.

Амрос опустил ресницы.

— Я хочу, чтоб ты приходил ко мне, — вдруг вырвалось у Маэдроса.

Амрос вскинул глаза так быстро, что старший сын Феанора подумал, что он испугал брата, и смутился. Он не привык выражать свои желания иначе, чем в форме приказов. В нем сильнее, чем в прочих братьях, сказывалась кичливая кровь Феанора.

— Хорошо, — ответил Амрос.

Маэдрос с тревогой подумал, что брат сейчас поднимется и уйдет. Он приготовился удержать его силой. Томительный и сладостный груз мешал ему дышать. Он уже не мог отвести взгляд от Амроса. Его растрепанные волосы, остриженные выше плеч, начали подмокать снизу. Амрос склонил голову на плечо, словно не мог больше выдерживать эту тяжесть.

Маэдрос протянул к нему руку. Амрос чуть отшатнулся, но тут же со смехом устремился к брату. Вода забурлила от его движения. Одно колено эльфа мягко ткнулось в бок Маэдроса. Вдруг руки брата нежно обвили его плечи и он услышал у самого уха:

— Господин моих мыслей, позволь, я сделаю тебе хорошо.

Мягкие губы коснулись губ Маэдроса. Он не успел опомниться, как язычок Амроса проник в его рот. Амрос нетерпеливо повернул его к себе и прильнул всем телом к груди брата. Его ладонь скользнула вниз. Маэдрос ощутил ее нежное и властное прикосновение в том месте, где сосредотачивались жар и томление. Плоть его напряглась. Амрос оторвался от губ брата и рассмеялся. Его уверенные пальчики завладели Маэдросом. Они касались самых нежных и укромных местечек. Такого наслаждения Маэдрос не мог даже вообразить. Он прижимал к себе тело Амроса, касался губами точеной шейки, плеч, целовал свободную ладонь. Он совершенно потерял голову, Маэдрос убил бы всякого, кто осмелился бы им помешать.

Амрос занимался своим делом сосредоточенно, только вскидывал глаза на Маэдроса и улыбался его изменившемуся лицу. Когда блаженство стало невыносимым, Маэдрос схватил Амроса за волосы и резко притянул его голову к груди. У молодого эльфа вырвался вскрик. В воде расплылось белесое облачко, окутав молочной дымкой тела любовников.

Маэдрос в полном изнеможении опустил голову на бортик бассейна. Одной рукой он обнимал Амроса за плечи. Тот осторожно кончиками пальцев гладил его грудь.

Спустя несколько минут Маэдрос поднял голову и взглянул в глаза Амроса. Он хотел спросить его, где он научился всему этому. Легкомысленный, вечно занятый своими развлечениями Амрос вдруг показался старшему сыну Феанора взрослей и мудрей его самого. Маэдрос сжал его руку.

— Позволь, мне нужно уйти, — мягко произнес Амрос. — Меня ждут.

— Но завтра ты придешь?

Маэдросу хотелось говорить с Амросом, сказать ему какие-то очень важные слова. Он с удовольствием удержал бы его подле себя, но какое-то предчувствие подсказывало ему, что этого делать не следует.

Он разжал руки, и Амрос легко выскользнул из бассейна. Вода снова очистилась. Ее течение уничтожило все следы, которые могли бы разоблачить любовников.

— Да, я приду, — пообещал Амрос, подхватил свою одежду и, не одеваясь, выскочил за дверь.

Потом он приходил еще несколько раз, теперь в спальню к старшему брату. Они по-прежнему ограничивались такими же ласками, и Маэдрос теперь старался как можно больше бывать с Амросом, ревнивым взглядом следя за тем, как он танцует или болтает с кем-нибудь. А потом случилось то, что случилось, и в Средиземье король нолдор словно забыл про все, что было связано с Валинором, и про это тоже, хотя продолжал нежно любить близнецов и заботиться о них. И сейчас, когда Фриц лежал рядом с ним, глядя ему в глаза с настороженным вниманием, и эти глаза были совсем серые в серых рассветных сумерках, эти воспоминания встали перед Маэдросом так ярко, что он даже удивился, как мог это забыть.

— Да, — сказал он Фрицу. — Я занимался любовью. Только, знаешь, я совсем об этом забыл.

9.

Тейлор был очень доволен проведенным уикендом. Он вообще совершенно выкинул из головы всякое Средиземье, а вместе с ним и мысли о том, что Гор должен будет когда-нибудь вернуться на родину. Хотя иногда крохотное, но ужасное сомнение в прочности их связи покалывало его где-то в районе крестца, тогда он моментально обливался ледяным потом и изо всех сил старался прогнать эти мысли.

Вот и сейчас он внезапно подумал, где Гор, что с ним, с кем он, что делает, может, он уже внезапно умотал на Арду, всосало его как-нибудь, или он, Роджер ему надоел и он сейчас с красивой девушкой. В общем, Роджер аккуратно положил палочки на барабан и достал мобильный.

— Ты чего? — подозрительно спросил его Дикон. Фредди, слюнявивший карандаш, чтобы записать на бумажке исправленный кусок текста, поглядел на барабанщика с неприятной понимающей ухмылкой. Мей продолжал терзать гитару и оставался глухим к любым внешним раздражителям.

— Алло, Гор, — сказал Тейлор хрипло. — Привет, ты где?

— А мы тут с одной моей коллегой разговариваем, -отозвался Гортхауэр.

— Понятно, — сказал Роджер, тщательно следя за своим голосом. «Так, уже коллега», — подумал он.

— За тобой заехать? — спросил барабанщик.

— Не надо. Она подкинет меня к студии, — ответил Гор и дал отбой.

Оставшиеся два часа Роджер провел в красном тумане. Он воображал себе коллегу по-разному, в основном в виде длинноногой блондинки с алой помадой и в очках по всем правилам голливудского сценария. И Гора, который гладит ее по коленке и целует в шею. Фредди все время выжидательно на него смотрел, очевидно ожидая, когда из ушей ударника пойдет пар.

Наконец мобильник зазвонил и Гор сказал, что сейчас они приедут. Роджер оборвал репетицию на полузвуке, бросил: «Продолжайте без меня» и побежал вниз.

Гор стоял рядом с белой открытой машиной. Возле него стояла коллега. Она не была блондинкой и помада у нее была розовая, но она была очень и очень ничего. И на Гора она смотрела так, что у Тейлора подкосились колени. Он ей нравился, это было видно, и как современная женщина она не собиралась это скрывать. Ее рука лежала на рукаве пиджака Черного Майа, а он что-то ей объяснял, жестикулируя свободной рукой. «Все, — ухнуло в голове у Роджера, — она женщина, она красивая, им есть о чем поговорить». Гортхауэр наконец его увидел. Улыбнулся, помахал рукой. Роджер подошел, чувствуя, что морду у него так перекосило, что это граничит с апоплексическим ударом.

— Познакомься, Родж, это Карин, она физик и большая умница, — сияя, отрекомендовал женщину Гортхауэр.

— Роджер Тейлор, — сказал барабанщик с ненавистью в голосе.

Они поговорили еще минуты две, Карин сказала, что в восторге от группы «Квин», Роджер подумал: «Чтобы тебе провалиться на ровном месте».

Потом они сели в машину и поехали домой. Гор с увлечением рассказывал о том, что он делал и как увлекательно то, чем они занимаются в лаборатории. Роджер сидел за рулем, как деревянный, ему казалось, что его сейчас стошнит от ужаса и злости.

Гор это заметил.

— Что с тобой? — спросил он

— Ничего, — про себя молясь, чтоб голос звучал как надо, ответил Роджер.

Он боялся смотреть на Гора, опасаясь, что тот все прочтет в его глазах.

— Роди, что-нибудь не так? — осторожно спросил Гор.

— Да все нормально! — взорвался Тейлор.

Этого Гор явно не ожидал. Он так и впился глазами в лицо Роджера. Тот, уже ничего не боясь, с вызовом повернулся к нему.

— Роди… — Гор осекся, нахмурился, проницательно взглянул в потемневшие от страдания глаза Тейлора.

Роджер, уже понимая, что все его подозрения ложны, и все больше распаляясь от облегчения и злости на самого себя, не знал, реветь ли ему, смеяться или вхолостую выложить Гору все свои подозрения. Он предпочел последнее.

— Конечно, я понимаю, когда у тебя такая шикарная баба! — крикливо, вспоминая в качестве теоретического пособия интонации Фрица в сходной ситуации, начал он. — Что такое я?

У Гора в прямом смысле глаза полезли на лоб.

— Что?

Тейлор не дал ему закончить, продолжая тем же высоким, истерическим голосом, хотя его уже душил хохот:

— Ты ее предпочитаешь мне?

— Карин?

— Да!

Удержаться Тейлор не мог. Он расхохотался прямо в лицо ошарашенному и не на шутку перепуганному Гору.

Лицо у того менялось на глазах. Тейлор смеялся и никак не мог остановиться, хотя по спине у него ползли мурашки, и он с удивительной в такой момент отчетливостью думал: «Я на волоске от смерти».

Испуг и удивление на лице Гора сменились непониманием, сосредоточенной попыткой решить некую только что возникшую перед ним проблему и наконец обидой.

Тейлор уже имел случай убедиться, что личность его любовника совмещает двух сильно отличающихся одно от другого существ. Гор был своим парнем: он любил футбол и почитывал в сортире учебник по физике. Но непосредственно рядом с Гором соседствовал Саурон, он же Черный Враг, он же Гортхаур Жестокий. Он не понимал шуток и плохо к ним относился.

— Роди, ты в самом деле такое подумал? — спросил Гор.

— Нет, что ты?

— Хорошо. А то я испугался.

Роджер замолчал. У него пропала всякая охота смеяться. Он давал себя клятвы одна другой страшней больше никогда не распускаться и держать свои эмоции при себе. Гор смотрел на него глазами, полными страдания и невысказанных упреков.

— Гор, ты псих! — сказал Тейлор. — Я просто истерик. Мне нужно лечиться. Я люблю тебя. Я знаю, что ты меня тоже любишь.

Впереди зажегся красный сигнал. Тейлор пристроил машину в хвост длиннющей очереди у светофора и, не обращая внимания на людей в автомобилях и на тротуаре, обнял Гора за шею и поцеловал в губы.

Глаза Гора слились перед его глазами в одно дымчатое темное озеро. Когда Роджер прервал поцелуй и отстранился от любовника, он увидел, что ему удалось затолкать Саурона поглубже, туда, где ему было самое место, и вернуть Гора.

— Поедем домой, — сказал Роджер, трогая машину с места, — Я тебя безумно хочу.

Они ворвались в дверь плечом к плечу. Роджер задыхался от облегчения, он был обычным современным человеком, для которого полигамия — дело заурядное, и никак не мог осознать того, что майа даже представить себе не может, как можно, полюбив одного, спать с кем-нибудь еще. Гор же был в ужасе. Он совершенно не понял, что происходит, понимал только, что Роджер им недоволен и вот-вот его бросит, разлюбит, потому что он говорил с Карин о квантовой физике. Он не понимал, как такое бывает, но это был Роджер. Он прямо в прихожей, едва прикрыв дверь, схватил Роджера в объятия. Тот обхватил его шею, вцепился пальцами в кудри, от пережитого стресса он был ужасно возбужден, терся об Гора всем телом, заглядывая ему в глаза, все еще ужасно боясь, что разонравился ему, и надеясь, что это не так. Гортхауэр торопливо целовал его в ухо, в шею, в щеку, бормоча, что все хорошо, что он очень его любит, что он не понимает, что произошло. Роджер внезапно сжал его виски ладонями. Он весь дрожал.

— Если ты спутаешься с какой-нибудь бабой, я тебя убью, — проговорил он, задыхаясь и глядя Гору в глаза. Саурон внезапно ощутил ярость и возбуждение, словно все его черные страсти вырвались наружу. Этот мальчишка, которого он обожал так, что кинул ему под ноги всю свою жизнь, позволил топтать свою гордость, смел еще и подозревать его! Он хотел, чтобы Гортхаур ему принадлежал, что ж, он сейчас получит все сполна. Он поднял Роджера на руки, как пушинку, и понес его в спальню.

Тейлор не сопротивлялся. Он чувствовал себя и виноватым, и все еще напуганным, а горящие яростью и вожделением глаза Гора говорили ему о том, что любовник любит его и нуждается в нем. Саурон кинул его на кровать.

— Гор, ты чего? — пролепетал Роджер. Будучи человеком, хоть и темпераментным, но мирным, он и не знал, как может возбуждать жажда насилия.

— Молчи, — прорычал Гор, — ты сейчас все получишь.

Он одним движением выдрал брючный ремень из петель, опрокинул ударника лицом в подушку и заставил вытянуть руки над головой. Тот только охнул, почувствовав, как петля захлестывается на его запястьях. Гортхауэр Жестокий профессионально вязал узлы из любого подвернувшегося материала.

Он притянул связанные руки Тейлора к деревянной перекладине в изголовье кровати и привязал к ней. Тейлор обернулся и взглянул в глаза Гора. Он уже начинал находить вкус в этой игре. Глаза у него горели нехорошим светом. С продуманной медлительностью он провел кончиком языка по губам.

— Ты меня хочешь трахнуть? — спросил Роди.

Вместо ответа Гор одним движением повалил его на подушки. Роджер почувствовал, как Гор обхватил его обеими руками за талию, чуть приподнял, рывком расстегнул молнию.

Роджер глухо и яростно вскрикнул от вожделения. В следующий момент Гор уже сидел на нем верхом.

— Капризный мальчишка, — с незнакомыми интонациями в голосе проговорил он, — не вздумай кричать.

Тейлор похолодел от сладкого предвкушения. Невидимые волоски в ложбинке спины мгновенно встали дыбом, что говорить о члене Роди, в последние несколько секунд он был твердым, как деревяшка и излучал жар. Он почувствовал, что длинные и жесткие, как камень, пальцы Саурона забираются за пояс его джинсов и стягивают их. Рубашку он просто разорвал на спине, не утруждая себя всяким глупостями вроде расстегивания пуговиц. Роджер дернулся, пытаясь вырваться, сам не понимая, в шутку или всерьез. Но Гор был сильнее, он настолько был сильнее, что вместе с одуряющим возбуждением и ощущением собственной покорности Тейлор вдруг осознал, что все это время находился рядом с человеком, который мог свернуть ему шейку, как курице, и забыть об этом через минуту. Естественно, ни о каких правах человека на жизнь Саурон Черный даже не подозревал.

Но сейчас эти руки были ласковыми. Они провели по спине Тейлора, по шее, забрались в волосы, откинули их, и Гор провел языком по выступающим позвонкам на загривке.

— Ты самый сладкий из всех, кто у меня был, — шепнул он на ухо Роджеру, — слаще всех, даже пленных нолдор.

— Пожалуйста, Гор, — Роджер попытался двигаться под ним, чтобы хотя бы так получить хоть какое-то удовлетворение, от прикосновений к простыне и тяжести Гора его член просто разрывался от напряжения, но Гор только припечатал его плотнее. Укусил Роджера за плечо. Стал целовать спину и шею, нежные коротенькие волоски, от чего Тейлор застонал громче. Язык Гора спустился ниже и оказался в ложбинке между ягодиц, Роджер вскрикнул.

— Ну, Гор, ну пожалуйста, — умолял он, извиваясь всем телом, он не замечал даже боли в связанных руках.

— Что пожалуйста? — внезапно спросил Гор, отпуская его.

— Трахни меня, сделай что-нибудь, мать твою… — прохрипел он.

— Ты этого хочешь?

— Да! Да! Ну же!

— Тогда встань как положено. — Роджер ощутил в голосе Гора сладострастную и жестокую усмешку, он с трудом подтянулся, взявшись связанными руками за изголовье, и встал на колени. Через секунду он ощутил, что в него входит что-то твердое, но по размеру гораздо меньше, чем член его любовника. Он застонал от разочарования, такого сильного, что даже не удивился. Больше всего ему сейчас хотелось бы, чтобы его просто надвое разорвали, заполнили целиком, он хотел знать, кто в доме хозяин, хотел, чтобы Гор вставил в него до упора и трахал столько, сколько хотел.

Но Гор не спешил. Он сжал одной рукой ягодицу любовника, другую покрывая поцелуями.

— Хочешь меня, детка, — услышал Роджер его задыхающийся шепот, — покрути попкой. Я хочу посмотреть. Заведи меня!

Роджер застонал и принялся ритмично сжимать ягодицы. По тяжелому дыханию и стону Гора он понял, что это зрелище достигло цели. Гор одной рукой обхватывал Роджера за талию, шепча ему на ухо, что ни у кого не видел задницы, которую было бы так приятно трахать. Он клал руку на тот предмет, который загнал Тейлору, и делал несколько резких движений, проникая так глубоко, что у Роди внутри что-то сжималось и до боли переполнялось истомой.

Гор просунул руку ему между бедер. Пальцы его легонько сжали яйца Тейлора, не касаясь члена. От этого прикосновения Роди взвился. Неудовлетворенное сладострастие становилось мучительным. Он обливался потом, изо всех сил пытаясь достичь оргазма наперекор желаниям Гора. Но тот не собирался позволять любовнику такое. Он пристально следил за Роди и, когда первый острый приступ наслаждения вырвал у него стон, немедленно извлек из него твердый предмет. Тейлор коротко и гневно вскрикнул. Мышцы на руках напряглись. Тейлор пытался оборвать ремень. Он оглянулся через плечо. Его волосы потемнели от пота, голубые глаза пылали:

— Трахни же меня, гад, скотина! — взвыл он. — Что ты со мной делаешь?

— А ты? — коротко спросил Гор, приближая лицо к самому лицу Тейлора.

Роди снова вскрикнул. Гор сел на колени так, чтоб любовник мог видеть его, и медленно расстегнул ширинку. Тейлор широко раскрытыми глазами следил за тем, как Гор достает член. Майа вдруг протянул руку и одним рывком оборвал ремень.

— Теперь давай, — приказал он, — оближи его. А я посмотрю, как ты будешь это делать.

Первым движением Роджера было взяться за свой член и спустить напряжение, от которого у него пылала кожа и содрогались мускулы, но Гор ударил его по рукам.

— Руки за спину, — приказал он. — Делай, что тебе говорят, детка.

Роди со стоном разочарования повиновался. Он умоляюще взглянул в глаза Гору, но тот оставался бесстрастным. Роди и боялся его жестокого лица и в то же время чувствовал, как при взгляде на него все внутренности обливаются теплой кровью вожделения. Никогда еще он не хотел Гора сильней. Он покорно сцепил руки за спиной, опустил голову и взял губами головку члена. Гор издал вскрик.

Роди обхватил его член губами. Он старался вовсю, то чуть-чуть касаясь поверхности кончиком языка, то облизывая его широкими, влажными движениями. Спустя несколько минут ему удалось добиться того, что Гор кричал от наслаждения. Роди выпускал его член изо рта, облизывал губы, подчеркивая свое удовольствие от минета, но по первому же знаку Гора снова открывал рот. Он знал, как обольстительно должен выглядеть со стороны. По тому, как у Гора развязался язык, Роди понимал, что его любовник находится уже в последнем градусе возбуждения. Чтоб завести его еще сильнее, он сам не произносил ни слова. Пальцы Гора вцепились в его волосы.

— Давай, мальчик, — стонал он, — давай, работай язычком, какой у тебя сладкий ротик, с ума сойти можно.

Тейлор думал только об одном, что если Гор сейчас кончит, он с ума сойдет от разочарования, потому что ему ничего так не хотелось, как почувствовать внутри его член. Но он лизал, сосал, обрабатывал его плоть языком как мог тщательно, потому что просто не мог его ослушаться. Гортхауэр был его хозяином и никогда в жизни Роджер не думал, что подчиняться так приятно. Внезапно Гор резко отстранился и, подхватив Роджера за талию, усадил его к себе на колени. Тейлор вскрикнул от болезненного вожделения и стал насаживаться на член майа, двигаясь резко и быстро, стараясь почувствовать его целиком. Ладони Гора легли на его собственный член и через секунду долгожданная разрядка накрыла Тейлора, как кипящая волна, он закричал, извиваясь в сильных руках любовника, облегчение было настолько сильным, что он даже не заметил, как кончил Гор.

Роджер упал на простыни почти без сил. Такого с ним еще не проделывали, Гортхауэр всегда был нежен, хотя Роджер всегда ощущал в нем тягу к насилию, которую Гор реализовал не так сильно, но ударник это чувствовал. Правда не так, как сейчас. Он даже боялся повернуть голову в сторону Гортхауэра, боялся увидеть Саурона Черного с хлыстом и наручниками, который опять схватит его и снова бросит в этот водоворот боли и наслаждения, в котором Роджер совершенно терял голову, словно от самого сильного наркотика.

Гор же, когда возбуждение схлынуло, мучился совестью. Он еще обошелся с Роджером мягко, во всяком случае, какие-то сдерживающие механизмы сработали, но он боялся, что сейчас Роджер пошлет его к чертовой матери, просто потому что он не привык, чтобы с ним так обращались.

— Как ты? — тихо спросил он.

Роджер, чтоб Гор не подумал, будто он обиделся на него, поднял голову:

— Дай мне прийти в себя. Я думал, ты меня насмерть уходишь. Тебе только волю дай.

Гор с негромким смехом положил ладонь на лоб Роджера.

— Бедный мой мальчик, прости меня.

Роджер, закрыв глаза, потерся о его руку щекой. Гор поднялся и, бесшумно ступая, ушел из спальни. Роджер хотел было повернуться и посмотреть, куда он направился, но сил у него не хватило даже на то, чтоб открыть глаза. Он из последних сил боролся со сном. Гор вернулся, неся в руках аккуратно сложенное мокрое полотенце.

— Повернись, Роди, — мягко попросил он и, когда Тейлор, сделав над собой усилие, перевернулся на спину, принялся бережно обтирать его бедра и живот.

Внезапная мысль осенила Тейлора, и он открыл глаза.

— Слушай, Гор, — проговорил он, — А чем ты меня….

Гор усмехнулся, опустил глаза, снова вскинул их на Тейлора и указал на столик возле кровати. На нем лежали барабанные палочки.

10.

Гортхауэр заехал за Тейлором в студию. Он теперь водил машину так виртуозно, что Роджер уговаривал его попробовать свои силы на профессиональном треке. Тут он даже был готов объявить всем, что Гор его бойфренд, таким лестным ему казалось быть любовником знаменитого гонщика. Тейлор стоял у окна, курил и смотрел, как паркуется красный «лексус» Гора, как майа выходит из машины и идет в студию. Гортхауэр выглядел совершенно естественно в окружающем мире, куда естественней, чем, например, Маэдрос. Он словно создан был для этого. Черный Майа смотрелся как нормальный европеец в своих потертых джинсах и черной майке с логотипом U-2 и портретом Боно. Боно был в темных очках. Гор тоже. Они смягчали нечеловеческую правильность его черт. Он легко взбежал по ступенькам и вошел в крутящуюся дверь. Тейлору захотелось плакать от счастья. Иногда он сам удивлялся, как спокойно он принимает все произошедшее, как он на самом деле совершенно не обращает внимание на то, кто и что его возлюбленный и как на самом деле он благодарен Небу за то, что это с ним произошло. Чем бы ни являлся Черный Майа, Тейлор знал, что они родились для того, чтобы друг друга встретить. Иногда, когда в его сумбурной голове наступало прояснение, тогда он понимал, что опыт Гора несовместим с его, что он даже представить не может, в каких безднах побывал тот, с кем он каждую ночь засыпал в одной постели.

— Роди, — оторвал его от размышлений бархатный баритон Гора. — Что ты тут один кукуешь?

— Тебя жду. — обернулся Роджер, не в силах сдержать улыбку. — Фредди сегодня раньше закончил, у него свидание.

— С кем? — Гор сел на диван и вытащил из кармана пачку сигарет.

— А хрен его знает. Его мужиков всех не упомнишь, — отмахнулся Тейлор. — Дикон все равно женится.

— Женится все-таки?

— Ага, что ему этого придурка всю жизнь ждать? — Роджер присел на подлокотник дивана и взъерошил майа темные кудри. Гортхауэр, будучи существом преданным, только головой покачал. — Ладно, мы домой едем? — спросил Роджер, слезая с подлокотника. Что-то ему не нравилось. Гор был то ли озабочен чем-то, то ли что-то пытался от него скрыть, в общем, дело было неладно. И Роджер решил, что затащит Гора в постель и там, на ложе преступной страсти, помощник Моргота выдаст ему свою черную тайну, как делал всегда.
Дома они приготовили ужин — приготовление состояло в том, что они вытащили из пакетиков китайскую еду и разложили ее по тарелкам, — поели, Тейлор пошел в душ, а Гортхауэр лег в спальне на кровать смотреть новости. Его очень интересовала политическая ситуация между Израилем и Палестиной. А еще он хотел отвлечься от мрачных мыслей. Тейлор же, плещась под душем, прокручивал в голове последний час и думал, что неразговорчивый что-то Гор, я вам скажу, даже на вопрос, как там его учеба, пробубнил что-то невразумительное, хотя обычно тут же начинал объяснять Тейлору про кварки и прочую заумь, и морда у него как-то перекашивается, а это нам совсем не нравится, моя прелесть, и что там у него в карманцах… Бессмертные творения Профессора Тейлор с некоторых пор знал наизусть.

Он вышел из ванной, завернутый в полотенце, и сел на постель рядом с Гором. Политика закончилась, передавали спортивные новости, и некоторое время они с жаром обсуждали шансы Англии на попадание во Францию, на чемпионат Европы. Потом Роджер выключил телевизор и повернулся к Гортхауэру. Тот посмотрел на него моментально потеплевшими черными глазами.

Что бы ни творилось в нечеловеческой половине сознания майа, его человеческая составляющая отличалась редким постоянством. Он любил Роджера. Он любил его так сильно, что сам иногда себе удивлялся. Когда он думал о том, что его возлюбленный человек и время, отпущенное ему, коротко, по его спине проходил холодный пот и он начинал судорожно придумывать средства, чтобы продлить Роджеру молодость и жизнь. Майа обладал конструктивным мышлением и не тратил время на бесполезные сожаления. Живя с Роджером, он научился одной полезной вещи — наслаждаться каждым днем, каждым часом жизни; если раньше целые века пролетали как сон, то теперь он жил каждым мгновением. Гортхауэр понял и оценил, что такое быстротечность времени. Он любил Роджера и не представлял, что будет, если он потеряет его. Он прочитал «Властелина колец», горько посмеялся над собственным печальным концом, подумал, что ему нравится Фродо, а потом ему в голову пришла в голову мысль, которая теперь показалась ему ужасной. Если у него отнимут Тейлора, ничего не будет. Никакой войны Последнего союза, ничего. Он просто зальет кровью все Средиземье, сравняет Белерианд с землей, потому что никогда не простит судьбе своей потери. И мысль о тысячелетиях в одиночестве, наедине с собственным воспоминаниями вызвала в нем такое отчаяние, что он чуть не зарыдал, чего не делал никогда в жизни. И сейчас, когда он смотрел в лицо Роджера, в его огромные глаза, чуть затененные длинными ресницами, ему хотелось закричать, заплакать, обрушить небо на землю, призвать к отчету самого Эру Илуватара, но только никогда не расставаться с ним.

Роджер погладил Гора по щеке и поцеловал его в губы. Майа задохнулся, сколько раз он ни ложился бы с Роджером, каждый раз при его прикосновениях и поцелуях его охватывало настолько ослепительное счастье, что каждый раз он ему не верил. Даже когда Роджер дотрагивался до него случайно, у него от волнения сердце начинало биться, как в незабвенные ангбандские времена, когда эти прикосновения были самым большим счастьем и самой большой мукой в его жизни. Роджер целовал его долго, так долго, что под конец Гор уже только стонал от возбуждения, впиваясь пальцами в его спину и стаскивая с него полотенце. Но когда Тейлор оторвался от его губ, он внезапно слегка отстранился и, прижимая плечи майа к кровати, потребовал:

— А теперь выкладывай, что стряслось.

Секунду Гортхауэр переключался. Но его застигли врасплох, иногда он думал, что это удается только этому чертовому мальчишке, от близости которого он шалел так, что забывал, на каком он свете.

— Роди, — сказал он, продолжая глядеть Тейлору в глаза, — нам надо будет вернуться.

Роджер выматерился. Вскочил с кровати, оставив на ней полотенце.

— Нет, — сказал он. — Никуда ты не уйдешь.

Гор молчал. Ему нечего было сказать.

— Ты не уйдешь! — заорал Тейлор. В глазах у него заблестели слезы. — Какого черта, Гор! Тебе что, плохо здесь!? Что случилось? Тебе нельзя туда! Ты там погибнешь! Ты же читал эту чертову книжку! Я ненавижу этого Толкиена, чтобы ему пусто было на том свете! Старый дурак! — Он саданул кулаком по тумбочке. Потом, внезапно обессилев, уселся на постель. Достал из пачки сигарету и стал трясущимися руками ее прикуривать. Гор подвинулся к нему и обнял его за плечи.

Роджер нервно затягивался, сглатывая, чтобы удержать слезы. Он просто не знал, что делать, не знал, как ему вообще жить дальше.

— Послушай, Роди, — заговорил Гор как можно мягче. — понимаешь, к нам приходил Тулкас.

— Тулкас? — переспросил Тейлор, — Это кто? А, помню. И что? Что ему нужно?

— Родж, — Гор пересел так, чтобы видеть лицо возлюбленного. — Он просил. Понимаешь, он не приказывал, не требовал, он просил. — И Роджер увидел в глазах Гора неподдельный страх. — Я даже представить не мог, что он когда-то будет меня просить.

Роджер свел брови к переносице. На лбу у него тут же залегла ровная складочка, и у Гора сердце упало вниз.

— Стой, Тулкас, он же Гнев Эру, да?

— Да, он его рука, так же, как Манвэ — его голос.

— Видно, плохо пришлось вашему Эру, что он вынужден объясняться жестами, — не удержавшись, ядовито буркнул Роджер. Гор усмехнулся:

— Совсем плохо, Роджер, ты даже не представляешь как.

— Гор, давай ты мне все расскажешь, — Роджер прикурил вторую сигарету, руки у него все еще дрожали от ярости, но говорил он уже спокойней. — Может, мы что-нибудь придумаем. В конце концов, они же счастливы должны быть, что от вас избавились.

— В том-то все и дело. — Гор тоже закурил. — Они тоже сперва так думали… Они даже согласны были, чтобы мы оставались здесь, только вернули им Сильмариллы. Но проблема в том, что мы нарушили равновесие.

— Каким образом? — Сигареты для успокоения оказалось недостаточно, и Роджер достал из бара бутылку виски. Плеснул себе и Гору, выпил, скривился и следующую порцию уже сделал с содовой. Потом вспомнил, что он до сих пор голый, и накинул на плечи халат. В конце концов, если существовала ситуация, которую можно объяснить, значит, можно и найти из нее выход. Больше всего Тейлор ненавидел всякие мистические причины, вроде «Так надо» и «Это судьба». Он все-таки был настоящим мужчиной.

— В Арде нет больше зла. Мы ушли из нее, и Свет возобладал над Тьмой.

— Ясно, — Роджер долго думать не стал. — А заменить вас кем-нибудь нельзя? Ну, выбрать другого Мелькора?

Гортхауэр поперхнулся виски.

— И другого Гортхаура?

— Точно, — Роджер глядел на него, прищурившись, и всякие ответы типа: «Да как можно! Мы — воплощения Тьмы и ее сердце!» показались Гору совершенно неуместными.

— Не знаю… А Манвэ?

— Ну, как я понимаю, это совсем без проблем. Сколько там этих Валар? Тринадцать осталось? Как два пальца об асфальт, — Роджер решал проблемы Арды, не напрягаясь.

— Хорошо, — пробормотал Гор. — Но нам нужны Сильмариллы.

— Будут через два дня, — отрапортовал Роджер. — Брайан уже им дырку в башке прогрыз. Я всегда говорил, что на чиновников надо натравливать Мея, он такой зануда, что кого угодно затрахает насмерть.

— Подожди, Роджер, как ты собираешься нас заменить?

— Не знаю. Надо подумать. Гор, подумай, тебе здесь нобелевка светит! — привел он в отчаянии последний аргумент. Как всякий нормальный европейский мужчина, Роджер придавал большое значение карьере. Гортхауэра как Властелина Средиземья мало интересовала карьера. Он думал о Роджере. Все потрясающие возможности, предоставляемые этим миром, таяли при одной мысли о том, что он сможет остаться с ним и быть с ним всегда. В том, что он изобретет способ сохранить Роджеру молодость и здоровье на нескончаемое количество времени, он не сомневался. Он занимался не только физикой, но и биохимией.

— Роди, — сказал он, задыхаясь при одной мысли, что он может остаться. — Роди, давай придумаем.

Роджер почувствовал, что камень величиной с Таникветиль свалился с его сердца. Он от души врезал Гору по спине.

— Мы придумаем. Сколько у вас времени?

— Не знаю. Неделя, месяц… Время идет по-разному, — пожал плечами Гор.

Мозговой штурм, в котором участвовали Мелькор, Манвэ, Маэдрос, Гортхауэр, Мей, Дикон, Тейлор и Фредди ( на подпевках) и специально для этого приехавший из Мюнхена Мак, удался. Как ни странно, но решение подсказал именно Маэдрос, который пробыл здесь меньше всех.

Король нолдор адаптировался окончательно. Кроме Фрица в его жизни появились две всепоглощающие страсти. Первой было автоматическое оружие. Он купил себя четыре разных пистолета, карабин для охоты на слонов, двустволку, обрез (из-под полы) и собирался приобрести автомат Калашникова. Саурон помог ему обустроить в подвале особняка, который Фриц почти тут же прикупил в Лондоне, наскучив пользоваться гостеприимством Фредди, тир, и Маэдрос проводил там то время, которое Фриц ездил по делам или дрых без задних ног, измученный любовными утехами. Вторым увлечением стал компьютер. Сперва Маэдрос играл. Заняв за неправдоподобно короткое время первую строчку в мировом рейтинге игроков в сетевой «Квейк», где он фигурировал под псевдонимом «Однорукий», он принялся за стратегии и тоже скоро добился больших успехов. Потом он стал заниматься самой машиной. Тут к нему присоединился Гортхауэр. Тейлор, поначалу очень беспокоившийся и страстно желавший их подружить, под конец просто приревновал его к рыжему эльфу. За неделю они смастерили в подвале дома Тейлора суперкомпьютер, который не только выполнял все положенные ему функции, но и управлял всей электроникой в доме, разговаривал, дразнил Тейлора, сам заказывал продукты по Интернету, ставил ту музыку, которая нравилась Гортхауэру, и сочинял эльфийские песни, подыгрывая себе на электронной лютне. Назывался он «СМ-1». Эльф и майа радовались ему, как дети. Тейлор хоть и обижался на дразнилки, компьютером восхищался и говорил:

— Вам надо взять патент. Забьем Гейцу баки.

И Маэдрос предложил, недолго думая:

— Гор, а почему бы нас не заменить машиной?

Мелькор подавился коктейлем. Манвэ изумленно раскрыл огромные голубые глаза, Мак поскреб в затылке, Дикон задумался, а Гор хищно прищурился, весь во внимании. Тейлор и Фредди переглянулись.

— Это возможно, Гор? — спросил Мелькор после того, как Тейлор от души двинул ему промеж лопаток.

— Вероятно, — задумчиво протянул Гортхауэр. — Будет много технических сложностей.

— Да, — сказал, Мак, — у меня есть один знакомый программист…

— Нужна очень мощная машина… — с сомнением покачал головой Мей.

— Отличная мысль, — оживился Дикон. — Слушайте, у меня есть пара идей.

Ровно через две секунды сперва Фредди и Манвэ, а за ними и Тейлор, который компьютеры понимал только как приставку для игры в «Дум», полностью вырубились из разговора. Та китайщина, на которую перешли собеседники, значила для них не больше, чем кошачье мяуканье. А может, и меньше.

Десять дней продолжалась работа. Она велась в подвале дома Тейлора. Десять дней Ахтэ, переехавший сюда, готовил еду на целую ораву мужиков. Все репетиции и прочие дела были отменены. Роджер и Фредди с написанным у них на физиономиях выражением: «Ну да, мы компьютерные террористы, собираемся взломать Национальный английский банк и взорвать в воздухе все американские самолеты», ездили по магазинам, скупая всевозможные детали по списку. Иногда звонила Шерри и усталым голосом спрашивала, когда это все кончится. На нее спускали Манвэ, который ехал к Дикону домой, пил с ней чай и ангельским голоском уговаривал ее потерпеть. На женщин он действовал неотразимо. Раз в три дня заходил Тулкас. Смиренно садился на кухне, пил сваренный Тейлором кофе и осторожно осведомлялся, долго ли еще. К нему из подвала выползал побледневший Маэдрос или Гор, усталый, но бодрый, и говорили: «Еще чуть-чуть. Там должна быть функция создания иллюзий. Иначе как же?» Тулкас покорно кивал. Нечеловеческая составляющая команды работала круглые сутки, человеческую Роджер периодически заставал спящей то на диване в гостиной, то просто где-нибудь на ковре. Сам он присоединялся к работающим только тогда, когда надо было придумать, что еще должна делать машина. Все знали, что Роджер, несмотря на тщательно демонстрируемую безмозглость, обладает острым умом, отличной памятью и способностью к систематизации. А также хваткой хорошего журналиста. Именно он сказал, что Мелькора заменять не надо, а надо просто сделать точно по профессору, объявить всем, что он осужден и до скончания времен выкинут за грань мира.

— Убиваем двух зайцев, — объяснил он. — Даем вполне приемлемый вариант объяснения нынешнему бардаку и не перегружаем машину всяким фуфлом. — Мелькор слегка обиделся на «фуфло», но идея и вправду была хороша.

Наконец на одиннадцатый день все было готово. Тулкас спустился в подвал и бережно вынес наверх большую коробку, выглядевшую как черный куб, окутанный туманной мерцающей пеленой. В устройство было вложено немало черной магии. Морда у Тулкаса была красная. Гортхауэр шел рядом и давал последние инструкции.

— Я тебе там все написал. У него есть приблизительная схема развития, но от нее можно отступиться. Вот тут письмо Ауле, — продолжал он, пихая Тулкасу в карман увесистую пачку бумаги. — Ему нужно будет наведываться туда раз лет в пятьдесят, не чаще, посмотреть, что к чему… В любом случае, он может обратиться ко мне. Эта штука поддерживает разрыв в измерениях, он не закроется. Ты все понял? Повтори!

Мелькор бубнил в другое ухо:

— Ты не забудь передать Готмогу, чтобы он не сильно сопротивлялся. И что со мной все хорошо. Я его навещу. Глаурунга пусть кормит, не забывает, ну и вообще, я еще вернусь, наверное… На пару дней, вы уж там без меня не скучайте… — добавил он, почувствовав, что горло сжимает спазм.

На прощание Тулкас обнял Манвэ, помедлив секунду, пожал руки Мелькору и Гортхауэру.

— Спасибо, — сказал он, потом повернулся к Манвэ и, покраснев еще сильнее, спросил: — Варде что-нибудь передать?

— Передай, что очень прошу у нее прощения, — ответил Манвэ, тоже покраснев.

Гор нажал пару кнопок на пульте, и перед Тулкасом открылась пульсирующая щель. Держа ящик подмышкой, он пролез в нее и помахал всем рукой. Гор облегченно вздохнул, пообещав себе через недельку наведаться в Ангбанд и посмотреть, все ли этот придурок там правильно установил.

ЭПИЛОГ

Наш специальный корреспондент недавно посетил дорогих гостей из Средиземья на их вилле в Греции и взял у них эксклюзивное интервью, которое мы и предлагаем вашему вниманию.

Огромный дом с видом на море в окружении цветущих олеандров и пышных кипарисов. Мои уважаемые собеседники сидят на террасе в плетеных креслах, попивая холодный чай со льдом. Я с удовольствием взял предложенный стакан и начал расспросы.

Корр.: Господин Мелькор, ну и как вам нравится наш мир?

Мелькор: Я в восторге. Тут столько возможностей… Я всегда считал, что ставку надо делать на людей и их потрясающую изобретательность.

Манвэ: К тому же здесь нет никакой дискриминации… (очаровательно взмахивает ресницами), я чувствую себя таким свободным…

Корр.: Мы счастливы принимать у себя таких удивительных гостей… И какие же у вас планы в нашем замечательном мире?

Мелькор: Хочу попробовать себя в политике… Думаю, что место президента США меня вполне бы устроило. Гражданство я уже получил.

Манвэ: Думаю заняться бизнесом, Фриц предлагал мне сотрудничество. Вы же знаете господина Гогенцоллерна?

Корр.: А как же… Какая судьба у остальных участников этого захватывающего приключения?

Манвэ: Ну, Фриц сейчас в Нью-Йорке, у него дела, помогает Маэдросу баллотироваться на пост мэра города… Судя по всему, они выиграют компанию… Роджер, Фредди, Брайан и Джон на гастролях в Южной Америке. Гор поехал с ними. Вы же знаете, что он недавно получил Нобелевскую премию по физике? Ну вот…

Корр.: А очаровательный Ахтэ? Он поехал?

Манвэ: На этот раз нет. У него свои дела, он открыл модный салон… Он дизайнер (оправляет воротник модной рубашки потрясающей расцветки, судя по всему, это творение великого Ахтэ, который уже покорил и Париж и Лондон своими экстравагантными моделями).

Корр.: И самый интересный вопрос. А ваши авторы? Что с ними?

Лицо Мелькора расплывается в улыбке, Манвэ опускает ресницы.

Мелькор (нежным голосом): Рыбки мои! Идите сюда…

Через пару секунд на террасе появляются Авторы. Они слегка навеселе и тяжело сопят и отдуваются от переедания. На них костюмы от лучших французских кутюрье, они обвешаны драгоценностями, в руках мобильные телефоны, украшенные крупными брильянтами. От них оглушительно пахнет дорогим парфюмом. Марго держит бутылку Бейлиса, Клод курит дорогую сигару. Корреспондент замирает от благоговения.

Корр.: Как я счастлив… Вы, я столько о вас слышал… Вы осчастливили такое количество народу… вы спасли страждущие без любви души в Средиземье… (пускает скупую мужскую слезу). Всего один вопрос! Какие ваши творческие планы?

Авторы (вяло, вразнобой):Ну, мы… Мы не знаем… Осчастливили, говорите… Ну, мы, это, не хотели… (хором, с энтузиазмом) А что, может, кого еще надо осчастливить? Это мы всегда пожалуйста!

КОНЕЦ

Hosted by uCoz