I want to believe.
Надпись на плакате, висящем в личном кабинете Малдера.

Уже целую неделю агенты ФБР Малдер и Скалли наслаждались покоем. Стояло лето, был сезон отпусков. Казалось, загадочные явления тоже взяли отпуск, и неутомимый труженик Малдер мог почувствовать себя свободным от обязанности их расследовать.
Затишье агенты использовали для приведения в порядок личных дел. Малдер, например, каждый день ходил обедать в китайский ресторан и несколько раз посетил в рабочее время бассейн, после чего умильно смотрел в глаза Скалли, потому что до получки оставалось три дня, а даже очень хорошо тренированные агенты ФБР хотят кушать. Скалли навела порядок на своем рабочем месте, с острым наслаждением выкинула несколько достоверных снимков НЛО, которые Малдер подсунул ей для ознакомления, и даже по секрету от любимого напарника вызвала уборщицу, чтобы она навела порядок в его хлеву. День, последовавший за этим событием, был не таким сонным и скучным. Малдер метался по своему подвалу, выл и рыдал, не обнаруживая на законных местах редчайших образчиков инопланетной деятельности на земле. Он-то думал, что уборщицу подослало его непосредственное руководство в лице Скиннера, на которого агент роптать не смел. Скалли, скрестив руки на груди, холодно наблюдала за эволюциями бледного и взъерошенного Малдера и втайне ликовала. Она только один раз лицемерно посочувствовала напарнику, заметив, что если побродить по злачным местам Нью-Йорка, он почти наверняка сможет раздобыть точное подобие обломка тазобедренной кости инопланетянина, которой Малдер лишился в результате налета и погрома. Призрак, услышав эти слова, остановился на месте, как будто его в самое сердце поразили предательским кинжалом, и жалобно застонал.
Малдер залечивал раны два дня и на третий снова был умиротворен и расслаблен, как покладистый клиент психбольницы. Скалли наблюдала его со сдержанной радостью. Если бы она знала, чем закончится их блаженное ничегонеделание!
Утро ужасного дня начиналось очень тихо. Агенты в мире и покое завтракали на своих рабочих местах. Скалли кушала йогурты с цветочной пыльцой. Малдер пожирал чудовищный сэндвич с копченой колбасой, луком, кетчупом и горчицей, который даже у самого здорового человека одним своим видом вызывал приступ гастрита. Скалли, холодея, мысленно уже видела, как вскрывает труп бледного Малдера, умершего от язвенной болезни. Малдер скромно и непринужденно поглядывал по сторонам, избегая взглядов напарницы. Когда с его возмутительного бутерброда прямо на полированную поверхность стола падала капля соуса, он аккуратно подтирал ее бумажечкой с подписью Скиннера, а бумажечку потом выкидывал в мусорное ведро.
Агенты уже допивали кофе, когда на столе Скалли зазвонил телефон. Дана произнесла краткую молитву, чтобы это оказалось не очередным делом, а просто какому-нибудь знакомому этажом выше захотелось потрепаться, и сняла трубку. Она услышала голос Скиннера. Это не предвещало ничего хорошего. В самом страшном сне Дана не могла вообразить, что Скиннеру взбредет в голову поболтать с ней на рабочем месте.
— Я слушаю, — слабым голосом произнесла она. В ее сознании вспыхивали и погасали безвозвратно картины лелеемых планов на день: посещение маникюрши, парикмахерской, прогулка по магазинам, полупустым в рабочий день.
Малдер, наоборот, напрягся на своем стуле, как молодой неопытный леопард, увидевший подходящую жертву, например, мышь. Скалли слушала, страдальчески заламывая брови. Малдер возбуждался все больше и больше. Скалли уже почти была готова увидеть черную кисточку его мечущегося хвоста.
— Слушай, Малдер, — сказала она, с треском положив трубку. — Похоже, каникулы закончились. Скиннер утверждает, что дело по твоей части, останешься доволен выше крыши.
— Да!? — вскричал Малдер, как будто ему предложили билет на Юпитер.
— В кабачке где-то в * * * драка, очевидцы утверждают, что зачинщик растаял в воздухе, прихватив двоих приятелей, когда дело дошло до полицейских сирен.
Малдер уже вскочил с места и судорожно всовывал руки в рукава пиджака.
— Едем! — выкрикнул он на бегу.
Скалли, вздохнув, последовала за ним. Безделье вместо того, чтобы уменьшить, только подстегнуло энтузиазм ее коллеги в отношении всего необычного.

Скалли допрашивала растрепанного бородатого парня, который представлял собой редкий тип — трезвого очевидца драки в кабаке. Инспектор уголовки, расследовавший дело, в котором были пара пострадавших, — ничего особенного, проломленная голова и сломанные ребра, — с радостью уступил поле битвы своим коллегам. Судя по всему, в растаявшего в воздухе забияку он не верил, а охотней бы засадил в кутузку на пару недель всех участников и занялся бы чем-нибудь поинтересней. Дело бы вообще не получило ход, если бы не агент Вульф, занимавшийся в этом же районе поимкой маньяка-убийцы, прозванного Билли-Утюг за то, что он сперва разбивал головы своим жертвам утюгом, а потом аккуратно разглаживал их одежду прямо на мертвом теле. Скалли передернуло от воспоминания, и она продолжила допрос:
— И как же он выглядел? Опишите его, пожалуйста.
Парень посмотрел на нее трезвыми голубыми глазами. Он, ясное дело, помнил все, готов был подтвердить свои показания в любом суде, вплоть до Страшного. Это означало, что, опираясь на такие веские доказательства, Малдер с этого дела не слезет, пока не найдет таинственного драчуна.
— Ну… — протянул свидетель. Рядом возник Малдер и наклонил голову к плечу, весь внимание, сразу напомнив Скалли спаниеля с рекламы собачьей еды. — Здоровый такой парень, ну, огромный, как футболист или баскетболист… Метра два, наверное. Он беднягу Арчи шваркнул об стену, как дохлую мышь. Светлые волосы. Глаза тоже, наверное, светлые, не разглядел.
— Длинные, короткие? — спросил Малдер со сладострастным энтузиазмом в голосе. Видно, уже составлял в голове портрет будущего любимого инопланетянина, со злостью подумала Скалли.
— Длинные, — подумав, ответил парень. — Ниже плеч. А лицо такое… Ну я даже не знаю. Нос такой, как у… Ну как птица такая… Хищная. Мышей ест.
— Орел, — подсказал Малдер.
— Нет. Во, ястреб. Отличный такой нос, с горбинкой. Ну и вообще, не подумайте чего, очень красивый мужик, — продолжил он задумчиво. — Нет, правда, и знаете, было в нем что-то, ну, как это, во, харизма в нем была. Может, он бандит какой-то. Не знаю.
— А из-за чего началась драка? — сухо спросила Скалли, игнорируя уже начавший открываться рот напарника. Он мог и подождать с вопросом, был ли нападавший зеленым.
— Да из-за ерунды. Арчи ему пиво на рукав пролил и не извинился. Тот просто, как бомба, взорвался. Его один его приятель за рукав хватал, да куда там.
— А остальные двое как выглядели? — наконец спросил Малдер.
— Остальные? Тот, который хватал, похож на итальянца. Волосы черные, а второй — даже не помню. Он все пиво хлестал, как будто только дорвался, и, похоже, ссорился с тем, блондинистым. Не помню точно, я не присматривался, только вот что, они были пониже этого, но тоже здоровенные лбы, я еще удивился, откуда они такие, как на подбор.
— Ясно, — сказала Скалли утомленно. — Ну, а растаял-то он как?
Малдер невнятно хрюкнул. Ему хотелось задать этот вопрос как-то более культурно, что ли. Чтобы свидетель ощутил торжественность момента.
Свидетель безмолвно развел руками:
— Ну как? Растаял и все. Был, был, и вдруг нет.
— А его спутники?
— Тоже. То есть, наверное, тоже, потому что я никого из них больше не видел. Хотя, конечно, они могли и просто через дверь выйти, — подыграл парень скептически настроенной Скалли.
Малдер неоднократно замечал, что его блистательная напарница производит на определенный тип мужчин неотразимое впечатление: перед ней начинают заискивать и во всем с ней соглашаться.
— Придется ехать на место происшествия, — заявила Скалли, не обращая на свидетеля особого внимания.
Малдер что было сил закивал головой.

Мелькор, Гортхаур и Олорин выковывали совместный план действий, сидя в не слишком загроможденной мебелью комнате кондоминиума. В квартиру беспечная средиземская троица вселилась самовольно, полагаясь на заверение Гора, что хозяева раньше, чем через два месяца, со своих Гаваев не вернутся.
Мелькор пребывал в черной депрессии. С момента исчезновения Манвэ прошла неделя, за это время Черный Вала успел не менее тысячи раз повторить, что у него ужасное предчувствие и он никогда больше не увидит Манвэ.
Гор его солидно утешал. В глубине души он был доволен. Его хитроумная машинка, осуществлявшая связь между мирами, работала, да еще как. Ее, не ведая, что творит, испробовал на себе любопытный Манвэ, а следом за ним машинка перебросила в этот замечательный мир команду спасателей в лице безутешного Мелькора, Гора, поскольку без толкового помощника Вала чувствовал себя неуютно, и Олорина в качестве независимого наблюдателя из Валинора. Олорин имел секретную инструкцию от Варды заметать следы, поскольку умная жена Манвэ давно подозревала наличие соседнего мира и обоснованно опасалась наплыва любопытных.
— Где нам его искать?! — в сто первый раз возопил Мелькор, открывая тем самым конструктивную дискуссию.
— Мы знаем, что Манвэ в этом городе, — заявил Гортхаур. — Это уже немало. Найти его особенного труда не составит. Владыка слишком заметен.
— Да, но он беспомощен здесь! Мы все почти лишились наших сил, здесь мы не Стихии, мы просто… просто эльфы какие-то! — Эльфы были пределом представлений Мелькора об убожестве.
— Не стоит отчаиваться, — солидно заметил Олорин, покосившись на Мелькора. — Здесь не так уж и опасно.
— Здесь не опасно?! — вскричал Мелькор, патетически протягивая руки в сторону окна. Квартира была расположена на семнадцатом этаже. — Здесь даже воздух не такой, как у нас! Даже я задыхаюсь.
Олорин не стал передавать своих впечатлений от угольных копей Ангбанда, он просто вздохнул и крикнул в сторону кухни:
— Ахтэ, где чай?
В кухне что-то с грохотом упало, щелкнул выключателем электрический чайник, и спустя полминуты в комнату ворвался эльф, неся на вытянутых руках поднос с приборами для чаепития. На нем, так же, как и на всех остальных, была средиземская одежда, выглядевшая на фоне современной мебели, как маскарадное тряпье. Эльф был крошечный, миловидный, с огромными ресницами, которые, казалось, своим трепетанием свободно могли поднять его в воздух. Мелькор взял его с собой, как всегда, от балды, но, как выяснилось, это было единственное его решение, принятое совершенно правильно. Вала и сопровождающие его майар действительно утратили почти все свои способности, в том числе и способность обходиться без еды и без сна. В практическом смысле они были совершенно беспомощны, ну, пожалуй, кроме Гора, которому и в голову не пришло бы заняться домашним хозяйством. Так что эльф готовил, убирался, ходил в супермаркет, где его принимали за подростка, посланного мамашей за продуктами, и ласково объясняли, где что можно купить. Перед выходом Ахтэ с тоскливым вздохом натягивал джинсы и маечку и прикрывал волосами свои острые ушки. Еще в его обязанности входило следить, чтобы делегация была прилично одета, обстирана и обглажена. Сметливый эльф быстро сообразил, что если Мелькор не будет ходить, как бомж, в драных джинсах, то он быстрее сможет найти Манвэ.
Ахтэ поставил поднос на столик и быстро разлил чай. Владыки он трепетал, как и положено темному эльфу-авари, Гора побаивался, а Олорин внушал ему тихий ужас, но пожив с ними в одной квартире, Ахтэ освоился и стал держаться гораздо свободней. Так что он сам налил себе чашечку и скромно присел на ковер у ног Гортхаура.
Гор развалился в кресле в вольной позе. Его черное одеяние было распахнуто, и было видно, что на майа надеты узкие голубые джинсы. Эта одежда ему страшно нравилась, а свою хламиду он накидывал только затем, чтобы Мелькор чувствовал себя, как дома.
Олорин сидел на диване с пультом в руках. Он балдел от телевизора. Ему хотелось найти Манвэ, но он мог и подождать, поскольку возможности нового мира были неограниченны. Его густые пепельные кудри падали на плечи, узкое молодое лицо с острыми серыми глазами было покрыто легким загаром, и его можно было принять за несколько старомодного хиппи, пропагандирующего мир во всем мире.
Мелькор опять призвал к порядку собрание, которое шумно прихлебывало чай, заваренный Ахтэ с жасминовыми лепестками, рылось пальцами в вазочке, выискивая конфеты повкусней, и лопало варенье прямо из стеклянной тары.
— Пока наши поиски бесполезны, — мрачно сообщил Мелькор. — Все бесполезно.
— Знаешь, Мел, — заметил Гор фамильярно, — если просто бродить по улицам в надежде его увидеть, мы можем оставаться здесь до Третьего Хора. Надо обратиться в полицию.
— Да? — ядовито посмотрел на него Олорин. — И что мы им скажем? Здесь нужны такие штуки, они называются документы. У тебя они есть?
— Нет. А если мы скажем правду, то нам не поверят.
— Это почему? — возмутился Мелькор. Как всякий порядочный обманщик и интриган он очень не любил, когда ему не верят.
— А потому, — Гор тоже смотрел телевизор и сделал свои выводы. — Они тут ни во что не верят. Ни в тебя, ни в нас. Они просто решат, что мы сошли с ума.
Все грустно помолчали.
— Так надо заставить их, чтобы они поверили, — тихо сказал Олорин.
— Как? — воскликнул Мелькор. — Если ты скажешь любому полицейскому или, как его, агенту ФБР, то он живо упрячет тебя в психушку или как оно там называется.
— Значит надо найти такого, который не упрячет, — упрямствовал Олорин.
— Как ты его найдешь? Как? — продолжал орать Могучий.
— Я знаю, как, — внезапно сказал Гор. — Надо оставить след.
— То есть? — Олорин моментально заинтересовался и подался вперед.
— Ну, понимаешь, — стал объяснять Гор, азартно блестя черными глазами, — надо везде что-нибудь делать. Чтобы он постепенно вышел на нас. Какой-нибудь такой, который если не верит, то хочет верить. И пока он будет нас искать, он поверит. А тут мы…
— Ка-а-ак напрыгнем на него и все расскажем, — печально докончил Мелькор, который всю прошлую ночь читал «Винни-Пуха», пытаясь справится с депрессией.
— У тебя есть другие предложения? — обидчиво поинтересовался Гор — вне Арды он подрастерял пиетет перед начальством.
— Нет, — сказал Мелькор.
— Я считаю, что Гортхаур говорит правильно, — с дивана подал голос Олорин, не отрывая глаз от телевизора.
Там расхаживала на высоченных каблуках Ким Бессинджер. Образ Варды с каждой секундой все больше тускнел в глазах Олорина.
— Оторвись от этой бабы! — рявкнул Мелькор.
Олорин вздрогнул и приосанился, всем своим видом давая понять, что какой-то там Черный Враг ему не указка.
— Я согласен с Гортхауром, — раздельно сказал он.

Компания выпила еще два чайника чая и отправилась шалить. Как это нужно делать, никто толком не знал, но Гор заверил их, что возможностей подвернется уйма. Ахтэ из дома выходить не стал, мотивируя это слабыми способностями к шалостям. Ему поверили и оставили эльфа на хозяйстве.
Троица, одетая в джинсу разной степени изодранности, в зависимости от вкуса хозяина, шествовала по улице в ряд, словно три мушкетера. На них обращали внимание. Тройку таких красивых мужчин не часто встретишь в Вашингтоне, но прохожие, повинуясь неписаному правилу горожан ни во что не вмешиваться, тут же отводили глаза.
Шалости не удавались. Мелькор, правда, перевернул ногой урну, но сам же устыдился малости своего проступка.
Все они вертели головами во все стороны, стараясь не упустить ничего из диковинок этого мира. Практичный Гор соображал, какие изобретения ничего не подозревающего человечества можно было бы поставить на службу Темному делу Средиземья, Олорин безмолвно восхищался величием человеческой мысли, а Мелькор соображал, что он невероятно стильно выглядел бы в седле мотоцикла.
Внимание Олорина привлекло цветное пятно афиши, наклеенной у входа в маленький кинотеатр. Он пригляделся и вдруг остановился, как вкопанный.
— Гортхаур, — сдавленным голосом сказал он. — Это ты!
Гор тоже остановился, а вместе с ним встал, сбившись с ноги, Мелькор. Двое майар и Вала смотрели на афишу фильма с броским названием «Властелин колец».
— И ты тоже есть, — сказал Гортхаур и глупо засмеялся.
Внизу афиши мелким текстом были набраны имена исполнителей главных ролей, среди них значились Саурон и Гэндальф.
Майар переглянулись между собой через торс обиженного Мелькора: он напрасно искал свое имя и недоумевал, как это такое важное событие в жизни Средиземья могло обойтись без его участия. Он хотел было открыть рот и заявить претензии, но его подхватили под руки и повлекли в кинотеатр.
— А ты говорил, не верят, — бубнил Мелькор, — вот, про вас даже фильм сняли… — Он был разозлен не на шутку.
Майар только отмахивались. Доллары, которые изготовлял Гор, были совсем как настоящие, и они беспрепятственно купили билеты, ведро поп-корна и по банке колы на нос.
Первое, что отметил про себя Гор — это то, что фильм был снят по книге, что было уже интересно. Потом он посмотрел на себя в рогатой короне и с откушенным пальцем и обиделся. Как-то это было мелко.
Олорин ерзал на месте. Он тоже себе совершенно не нравился. Во-первых, не похож, во-вторых, какой-то неадекватный интриган. Зато ему понравился Фродо. Если бы не волосатые ножки и маленький рост, он был бы просто неотразим. Впрочем, его неотразимость, невзирая на явные недостатки, только усиливалась по мере просмотра. Олорин пока ничего не знал о хоббитах, но этого положил себе непременно разыскать, чтобы познакомится поближе и доказать ему, что он вовсе не такой мерзкий старикашка, как изображено в этом дурацком фильме.
Мелькор же с интересом глядел кино, надеясь увидеть знакомые места. Места были все сплошь незнакомые. Потом он с замиранием сердца ждал появления Манвэ, но и его тоже не было. И кончился фильм на самом интересном месте.
Компания выкатилась из кинотеатра в полном ошеломлении. Мелькор возмущался, что его не показали, Гор требовал справедливости, заявляя, что никакого сходства, кроме черного цвета одежды, у него с этим психопатом нет, он не стал бы сосредотачивать свое могущество в крохотной вещице, которую ничего не стоит потерять, он не такой идиот, а Олорин молчал, вспоминая прекрасные синие глаза Фродо. Потом его тоже прорвало:
— У меня нет бороды! — сказал он. — И вообще, кто им позволил трепать мое честное имя?
— Это тот придурок, который книжку написал, — сказал Гортхаур с холодной угрозой. — Найду, тогда он узнает, кто такой Саурон Великий.
И они ринулись в интернет-салон. Гор уже изучил возможности компьютера и интернета, так что найти в поисковой системе Толкина они смогли без труда. Мелькор пил кофе в ожидании результатов, а Гор и Олорин лазили по сайтам. Их оказалось очень много, но майар читали в сто раз быстрей обычного человека и поэтому вскорости владели огромным количеством информации. В какой-то момент они даже нашли в интернете слэш-сайт и несколько минут изучали его содержимое.
— Это не я, — сказал Гортхаур, глядя на мускулистого человека в ошейнике и с плеткой, стоящего над скорчившимся хоббитом. Подпись гласила «Саурон». — Я — никогда, да еще эти лапы волосатые…
Олорин ехидно засмеялся, но следующая картинка демонстрировала уже его в объятиях прекрасного эльфа, с бородой, завязанной узлом, чтобы не мешалась. Олорин залился краской. Неправдой была только борода.
— Глупости какие! — раздраженно гаркнул он и закрыл сайт.
— В общем, я все понял, — сказал Гор Мелькору, который глазел в интернете на каких-то монстров из AD&D. — Надо идти в клуб, где собираются фанаты этого Толкина. Может, они нам помогут.

Гор отыскал в интернете адрес магазинчика, специализирующегося на литературе в жанре фэнтези, в помещении которого действовал клуб поклонников Толкина. Компания, настроенная по-боевому, направилась туда.
— Ты хотел хулиганить? — интимно поинтересовался Олорин у Мелькора. — Вот сейчас мы и займемся.
Мелькор посмотрел на Олорина кисло, он всегда считал, что хулиганство — это его прерогатива.
По дороге обсуждали фильм.
— Какой ты хорошенький в бороде, — елейно заметил Гор. — Только я, в натуре, не понял, Фродо к тебе кидается в объятия, а на коленях перед ним ползает этот уродец.
— Потому и ползает, — отрезал Олорин, — что я у Фродо вне конкуренции. Меня вообще трудно забыть.
Магазинчик приветливо мигал неоновой вывеской с изрыгающим огонь пузатым драконом. Мелькор поморщился. Такого поругания он вытерпеть не мог. На маленькой витрине громоздились объемистые тома со знакомым уже названием «Властелин колец» и другие, с не менее завлекательными названиями.
Компания вошла внутрь. Олорин и Мелькор замедлили шаг. Они не очень хорошо представляли, что нужно делать. Может быть, раскинуть руки в стороны и сказать: «Я ужас, летящий на крыльях ночи!»?
Гор, как всегда, спас положение. Он прямиком направился к стенду с произведениями Толкина, выцепил наугад книжку, раскрыл и картинно погрузился в чтение.
— Ха! — сказал он громко.
Мелькор и Олорин подались к нему, безмолвно ожидая спектакля и готовясь подавать реплики.
— Олорин, иди сюда! — сказал Гортхаур. — Про тебя тут тоже есть.
— Да ну? — с готовностью откликнулся майа и подрысил к Гору. Они уткнулись в книгу вдвоем. Гор с огромной скоростью перелистывал страницы, время от времени прерывая чтение едкими комментариями. На них из-за прилавка пристально смотрел хозяин.
— Эй, ребята, — подал он голос, — будете покупать?
— Нет! — злорадно заорал Гор. — Мы читаем, смертный.
— Сам козел, — вполголоса отозвался хозяин. К выходкам толкинистов он уже привык, правда, до сих пор таких импозантных он не видел.
Мелькор подошел к Гору и Олорину и тоже стал читать через их плечи, опираясь на книжный стеллаж.
— Не могу! — замогильным голосом возвестил Гортхаур. — Меня оболгали!
Он с треском захлопнул книжку и страдальчески воззрился на Олорина. Тот ответил ему злорадным взглядом.
— Какой ты, оказывается, шустрый, — ласково сказал он (Олорин все еще не мог забыть оскорбительных намеков на бороду). — Теперь мы про тебя все знаем. Скажи, а как они надругались на Фродо, ты можешь мне сказать? Очень интересно.
Олорин имел в виду эпизод, когда Сэм находит хозяина в башне Кирит-Унгол.
Гор зашипел.
— Ты старый развратник, — сказал он. — Я всегда знал, что тебя больше ничего не интересует. А это все неправда, я гораздо умней.
Из заднего помещения магазинчика, привлеченные перепалкой, вышли несколько человек. Их принадлежность к породе толкинистов безошибочно угадывалась по значкам с размашистой руной Толкина, да на девушках были массивные медальоны с искусственными камнями.
— Здорово, парни, — сказал невысокий юноша, стоящий впереди. — Интересуетесь?
— Да, — нежно сказал Гор, — без ума. Какой стиль, умереть можно. Скажите, а это все было на самом деле?
— Трудно сказать, — пожал плечами юноша, он явно думал, что попал на цивила. — Я, например, считаю, что Арда существовала на самом деле, иначе откуда все эти сны, воспоминания…
Гор, Мелькор и Олорин подошли поближе. Мелькор, не скрываясь, рассматривал с ног до головы и с головы до ног щуплого адепта иных миров.
Юноша, заметив, что его разглядывают, осекся и подал Гортхауру руку.
— Очень рад познакомиться, — сказал он. — Гортхаур.
— Что? — не понял Гор.
— Это мое имя, — скромно отозвался толкинист. — Вообще-то по паспорту у меня другое имя, но я считаю, что истинное мое имя — это.
Гор машинально потряс протянутую руку. Олорин и Мелькор затаили дыхание. Сейчас должно было начаться самое главное.
— Меня тоже зовут Гортхаур, — светским тоном заявил Гор.
Толкинист удивленно приподнял брови:
— Вообще-то это имя уже занято мной, вы, ребята, новички, вам придется подыскать себе что-нибудь другое.
— Не хочу, — еще более светским тоном заявил Гортхаур. — Шеф будет против. Он привык звать меня Гортхаур. Мелькор, иди сюда.
Толкинист несколько оторопело перевел взгляд на Мелькора. Он догадывался, что имеет дело с наколкой, но даже не представлял себе ее размеры.
— Гортхаур ничего менять не будет, — сходу отрезал Мелькор. — Еще чего! Как мне его звать, Галадриэль, что ли?
— Не обращайте внимания, — посоветовал толкинистам Олорин. — Это же Темные силы Средиземья. С ними невозможно договориться. Меня зовут Олорин, — закончил он. — Если здесь есть кто-нибудь с этим именем, предупреждаю, ему придется его срочно сменить. Могу предложить на выбор пару-тройку приятных эльфийских имен.
— Послушайте, парни… — начала высокая белокурая девица в зеленом замшевом костюме и хайратнике. — Если вы хотите быть здесь, то не надо выпендриваться. И почему все хотят быть Сауроном? Или Гэндальфом? Ну будьте хоббитами, что ли. Или эльфами.
— Эльфом? — спросил Мелькор, глядя на нее с высоты своего роста. — Я? Да я лучше съем живую лягушку. Правда, Гор?
— Правда, — ответил Гор, так же сверху вниз разглядывая своего двойника. — А ты уверен, что ты — Гортхаур?
Парень метнул на него злобный взгляд.
— Я был им, — провозгласил он патетически. — Мне каждую ночь снится Черная Цитадель и как я кую кольцо и отдаю приказы своим верным рабам, которые…
— Стоп-стоп, — сказал Гор. — И они тебя слушаются?
— Ну да, — отрезал лже-Саурон.
— Вот везуха, — ответил Гор. — А мне нужно столько времени, чтобы их построить… Ладно, а так ты можешь?
С его пальцев сорвалась голубоватая молния и ударилась в стену рядом со стеллажом. Девушки взвизгнули, конкурент Саурона отступил на шаг, недоверчиво разглядывая обгорелое пятно на панели. Хозяин сделал стойку.
— А может, есть претендент на Гэндальфа? — нежно осведомился Олорин, и запущенный им файербол врезался в потолок, который незамедлительно начал дымиться и испускать ужасную вонь горящего пластика. Он про это вычитал в книжке и очень гордился тем, что смог воспроизвести здесь. Хозяин спрятался под прилавок, толкинисты стали отступать к дверям. Лица у них побелели.
— И на Мелькора? — зарычал Могучий Вала, и внезапно широкое панорамное окно магазина стало с хрустом выдавливаться. Огромная оскаленная морда, узкая и зубастая, как у крокодила, украшенная у ноздрей завитыми кожаными усами, желтоглазая и чешуйчатая, начала втискиваться в окно. Это был не дракон, а его иллюзия — Мелькор не был способен вытащить с Арды ни одно из своих дивных созданий без машинки Гора, — но иллюзия совершенная. Могучий точно воспроизвел любимые черты Глаурунга, короля драконов. Уж очень его оскорбил пламенный бочонок на вывеске.
— Дракон… — пискнул кто-то, и наконец все завертелось.

Скалли смотрела на напарника с раздражением. Больше всего ей хотелось взять анализ крови на наркотики у всей компании, включая белого от ужаса усатого хозяина магазина.
Малдер два дня дежурил по городу. Он снарядил всех, кого мог, прося только об одном: сообщать ему о любых замеченных странностях. Он почему-то был уверен в добрых намерениях своих подозреваемых и говорил, что странность может быть любой, скорее всего, дело обойдется без убийства и членовредительства, но это очень, очень важно. Наконец клюнуло. И теперь он очень профессионально, с нежностью ампутирующего ногу хирурга, допрашивал стайку испуганных детей.
— Значит, метнул молнию? — спрашивал он ласково.
— Да, — мальчик указал на обугленный потолок, — а потом…
— Что потом?
Все замолчали, и наконец какая-то девчонка пискнула:
— Дракон.
Когда Малдер уставился на нее с огромным интересом, она ткнула пальцем в выдавленное окно и уже уверенней сказала:
— Там был дракон.
Малдер внимательно оглядел покореженную раму и кучу осколков на полу. Повреждения явно не могли быть произведены человеческими руками. Малдер и Скалли переглянулись.
— Адрес этих людей вы, конечно, не знаете?
— Не-ет, — неуверенно протянул хозяин. Вдруг лицо его просветлело, и он провозгласил: — Хотя нет, постойте, они сказали, что живут в этом квартале, где-то поблизости от супермаркета «Ашан».
— Очень хорошо, — железным голосом произнесла Скалли.
Агенты официально, по протоколу, откланялись и вышли за дверь.

Мелькор наслаждался жизнью в этом новом для него мире. Время, свободное от поисков Манвэ, он проводил, лежа перед огромным телевизором в гостиной. Рядом с ним сидели Гортхаур и Олорин. Чудо техники после первого приступа удивления вызвало в них приступ изобретательской активности. Оба втайне обдумывали, каким образом идею телевидения можно реализовать на почве Средиземья, в свете будущей войны. Гор мечтал о пропагандистских трюках: прямых репортажах с развалин мирных харадских деревень, бойких комментаторах, которые могли бы формировать общественное мнение в пользу Мордора.
«Скажем, можно было бы заявить, что в Валиноре физически уничтожаются лица, подозреваемые в сочувствии Мелькору!»
Олорин тоже мечтал о прямых репортажах, интервью с освобожденными заложниками, разоблачении агрессивных замыслов Врага, а также о своей собственной речи в прямом эфире, по всем каналам, коротенько так, минут на сорок, о наступлении Тьмы. Еще Олорин считал, что на телевидении нашлась бы работа для привлекательных эльфиек (размер бюста не меньше девяноста сантиметров). Они могли бы зачитывать прогноз погоды, скрашивая светом дивных очей будни рядового борца с нечистью.
Подумав об очах, Олорин вспомнил Элджи Вуда и погрузился в мечты, далекие от политики.
Ахтэ вышел из кухни, везя за собой столик, уставленный блюдами. Он раз и навсегда установил обеденное время, а также время завтраков (двух) и ужинов (последний заканчивался в три часа ночи). Он взял на себя руководство кухней, и даже Мелькор послушно подчинялся ему. Ахтэ тоже открыл для себя телевидение, но в несколько иной ипостаси, нежели интеллектуальные майар. Он включал маленький телевизор на кухне, с увлечением смотрел кулинарные программы, щебетал, беседуя с ведущими, мастерил заковыристые блюда по телерецептам и чувствовал себя наконец-то в своей стихии.
Все быстро поели.
— Мне надо в магазин, — сообщил Ахтэ. Магазины был дополнительной радостью в его жизни. Раньше, чем через три часа, он оттуда не возвращался. Он знал всех кассирш в супермаркете и всех продавцов в маленьких магазинчиках поблизости. Они с радостью болтали с миловидным эльфом и подсовывали ему кусочки поаппетитней. Гор выдавал деньги щедрой рукой, благо мог их наштамповать сколько угодно, так что Ахтэ щеголял в новых нарядах и был весь с ног до головы обвешан побрякушками. Олорин ему уже подмигивал. Правда, сейчас его интересовало совсем другое.
У него был план, не имеющий никакого отношения к поискам Манвэ. Гор сказал, что пойдет в компьютерный магазин кое-что приобрести, Мелькор остался валяться на диване и оплакивать свою утрату, а Олорин небрежно сообщил, что у него дела.
Он вышел на улицу и поймал такси. Увиденное вчера на огромном экране лицо потрясло его. Он общался в основном с эльфами и почти не знал людей, но здесь он был под таким впечатлением, что почти не спал. В чертах лица Фродо не было утомительной правильности эльфийской красоты, оно было тонким, нежным и вместе с тем несло на себе отпечаток подлинной трагичности, от которого у сострадательного заместителя Ниенны начинало щемить сердце. А как оно сияло, когда Фродо смеялся! Олорин твердо решил, что обязательно познакомится с этим удивительным существом, даже если оно ему по пояс ростом и лапки у него волосатые. В любви это не главное. Майа купил майку и наклейку с его изображением и любовался на него полночи.
Он знал, где искать Элджи Вуда. Он знал, что Фродо в этом городе, в конце концов, он был стихийным духом, и одно воспоминание об этом лице позволяло ему точно указывать таксисту, куда надо ехать, даже если этому перечили дорожные знаки. Наконец они подъехали к небольшому дому в дорогом пригороде, остановились неподалеку, и Олорин вылез из машины, велев его подождать. Ждать пришлось недолго. Где-то через десять минут дверь распахнулась, и из нее вышел молодой человек нормального роста с темными кудрявыми волосами, завязанными сзади в хвост. Олорин облегченно передохнул. Правда, волосатость лапок через джинсы определить невозможно, но начало было неплохое. Майа подумал, что он даже красивей, чем на экране. Он с жадностью и интересом смотрел, как Фродо, а про себя он называл его именно так, остановился на крыльце, запирая дверь, потом быстро огляделся, на секунду свел темные тонкие брови к переносице и пошел к машине, стоявшей на подъездной дорожке.
Олорин кинулся в свое такси и, шлепнувшись на сиденье, приказал, совсем как в одном фильме, который они вчера ночью смотрели вместе с Сауроном:
— За ним.
Машина Вуда доехала на маленького корейского ресторана, и там актер вышел. Олорин заплатил и последовал за ним.

Элджи опасливо наблюдал, как движется к нему через зал высокий парень в джинсах и футболке с надписью: «Фродо — навсегда!». Фильм имел бешеный успех, и скоро Вуд понял, что совсем ему не рад. Он любил Толкина, но не любил толкинистов. Особенно девушек. Когда они просили у него автограф, ему все время казалось, что сейчас они оторвут от него какой-нибудь кусок поаппетитней. Впрочем, парни реагировали похоже, только чуть-чуть сдержанней. И угораздило же его нарваться на поклонника в полупустом ресторане, где он обычно ел свой ленч. Судя по мягким пепельным кудрям до плеч и надписи на майке, это был толкинист.
Элджи быстро огляделся по сторонам. Помощи ждать было неоткуда. Олорин, в свою очередь, увидел жертву и прямым курсом направился к ней. У Элджи на лице появилось затравленное выражение, он попытался преобразовать его в любезную улыбку и даже с готовностью сунул руку в нагрудный карман, якобы за авторучкой, чтобы дать автограф. Олорин непринужденно приземлился за столик рядом с юношей и сказал:
— Привет!
— Привет, — без особенного энтузиазма отозвался юноша. — Если вам нужен автограф…
Олорин на долю секунды задумался, но быстро пришел к решению, что то, что ему нужно, вряд ли на языке аборигенов называется автограф.
— Нет, — решительно произнес он, отметая предложение Элджи движением ладони. — Меня зовут Олорин.
Элджи подошел к исполнению роли очень серьезно и прочел все книжки Профессора, которые смог раздобыть. Он знал, кто носит имя Олорин.
— Очень приятно, — ответил он. — Элджи Вуд.
Олорин, сияя, пожал протянутую руку.
— Э-э, Олорин, это, наверное, псевдоним? — наивно предположил Элджи.
— Нет, — сказал майа, — это мое имя. Меня еще никто пока не звал Гэндальф, но теперь, благодаря вашему фильму, я знаю свое будущее.
Брови Элджи страдальчески приподнялись. Ситуация становилась опасной, похоже, они имел дело не с фанатом, а с психом.
— Извините, — начал было он, делая попытку встать из за стола, — видите ли, мне пора, я опаздываю.
Олорин, моментально придя в ужас от мысли, что он может так быстро утратить своего кумира, схватил юношу за руку.
— Я в своем уме, — быстро заговорил он. — Вы даже не представляете, благодаря какой удивительной случайности я попал в ваш мир. Это все Гортхаур, Саурон, он изобрел приспособление, которое переносит из мира в мир, с такой же легкостью, с какой я могу перебросить эту салфетку со столика на столик.
Олорин не замедлил подкрепить свои слова действием, но Элджи все еще смотрел на него недоверчиво. Перебрасывание салфетки со столика на столик показалось ему слабым доказательством нормальности говорившего.
— Взгляните, — не унимался Олорин. — Вряд ли это умеет делать тот человек, который играл меня вместе с вами.
Он указал пальцем на букетик цветов в вазочке на середине стола, и вокруг венчика каждого цветка возникло облачко золотистых блесток. Запахло чем-то приятным и нежным. У Элджи расширились глаза. Три жалкие искусственные розочки вдруг дрогнули, словно вокруг них поплыло жаркое полуденное марево, и Элджи увидел, как проволочные стебли, обернутые зеленой пленкой, распрямляются, клеенчатые лепестки разглаживаются, и теперь перед ним цвели три пышные розы безупречного алого цвета с дрожащими на бархатных лепестках каплями росы. Элджи, как был с отвисшей челюстью, повернулся к Олорину.
— Это знак моей любви к вам, — просто сказал Гэндальф.

Скалли и Малдер теперь имели на руках три фоторобота, составленных участниками инцидента. Помимо изготовленных полицейским художником портретов, перед ними лежали три наброска, сделанные девушкой в зеленом платье с вышивкой по подолу. Она училась на художницу. К сожалению, она рисовала, в основном, аниме, и теперь Малдер, нахмуря брови и оттопырив нижнюю губу, разглядывал трех большеглазых тонколицых красавчиков, которые имели мало сходства с хомо сапиенс. У одного из них, темнокудрого, с прекрасными скорбными черными глазами над головой в виде нимба вставали языки пламени.
— Ну, если он так и выглядит, — не удержавшись, пробормотала Скалли, — то мы его в два счета найдем. О нем доложит первый же полицейский патруль. Такая невидаль, человек с горящей головой.
Малдер только хмыкнул, оттопырив губу еще сильнее, и стал похож на больного верблюда. Рисунки заинтересовали его гораздо больше, чем фотороботы. Наверное, потому, что при составлении оных свидетели не то что путались, но словно бы не находили в лицах искомых никаких дефектов. То есть ничего, ни кривого или курносого носа, ни толстых щек или, на худой конец, диспропорции черт. Составленные ими шедевры, честно говоря, мало чем отличались от рисунков юной идеалистки. Три идеально красивых мужских лица. Не похожих между собой, но отличавшихся одним и тем же — гармонической правильностью. Словно три олимпийских бога сошли на грешную землю.
Скалли листала Толкина. Потом взяла рисунок с темноволосым.
— Значит, этот назвал себя Гортхауром. Гортхаур — это у нас..
— Саурон, — откликнулся Малдер и отпил кофе из пластикового стаканчика. Они сидели в неприметной серой «хонде» у входа в супермаркет.
— Этот… — Скалли отобрала у него листок с блондином.
— Мелькор.
— А это еще кто? — осведомилась Дана, читавшая только «Властелина Колец», и то давно.
— О, это примечательная личность! — живо откликнулся Малдер, который полночи штудировал произведения Толкина. — Еще хуже Саурона. Он его непосредственный шеф и научил его всяким гадостям.
— Понятно. А этот?
— Гэндальф, — коротко ответил Малдер.
— Ну-ну… — протянула Скалли, глядя на безбородого молодого человека с дивными серыми глазами. — А борода где?
Но Малдер не успел ответить на вопрос. Его взгляд приковал к себе блондин огромного роста, шедший по противоположному тротуару. Рядом с ним семенило какое-то несуразное дите, которое Малдер толком и не разглядел. Он уже попытался рвануться из машины, но тут ему на рукав легли пальцы куда более разумной Скалли.
— Постой, — сказала она, моментально оценив ситуацию. — У нас на него ничего нет. Мы же не можем обвинить его в том, что он растаял в воздухе. Он заплатил за стекло. Давай понаблюдаем за ним, а потом подумаем, что делать.

На пороге супермаркета Ахтэ распрощался с Мелькором и прошел через открывшиеся перед ним стеклянные двери. У маленького эльфа всякий раз замирало в груди, когда он входил в супермаркет. У него, воспитанного в магической крепости, где кое-какие двери открывались сами собой, но только перед избранными, к которым темные эльфы ни в коем случае не относились, вызывала восторг механическая учтивость фотоэлемента, готового распахнуть двери даже перед годовалым младенцем.
Пройдя вместе с прочими покупателями через почетный караул стеклянных дверей, Ахтэ почувствовал себя в родной стихии.
Супермаркет с рядами полок, набитыми всякой всячиной, был для него чем-то вроде страны чудес в эльфийском понимании. Здесь эльф ничего не боялся, хозяйственно посматривал по сторонам, на глаз оценивая товары. Овощи и фрукты были старыми знакомыми, хотя и здесь встречались диковинки, например, бананы или — чудо из чудес — арбузы, но и с ними эльф освоился очень быстро. Ахтэ с молниеносной быстротой выбирал самые спелые плоды и овощи, складывал в тележку бумажные пакеты и отправлялся дальше. В мясном отделе он брал несколько килограммов вырезки, гамбургеры и свиные ножки. Продавцы его уже хорошо знали, и маленький эльф предчувствовал, что скоро ему начнут задавать вопросы, куда он девает такую прорву провизии. Ахтэ заранее чувствовал себя в затруднении — не станешь же объяснять людям из другого мира, какой аппетит у одного Валы и двух майар после того, как они несколько часов побегают по городу. Но самым любимым отделом Ахтэ был кондитерский. Его эльф посещал последним, откладывая напоследок самое приятное. Его обостренное обоняние улавливало соблазнительные запахи, которые остались бы неразличимыми для простых смертных в царстве вакуумных упаковок. Ахтэ вдыхал запахи шоколада, корицы и ванили, от которых во рту становилось сладко, как будто он уже отведал заморских лакомств. Здесь Ахтэ так и не освоился до конца и всякий раз, с благоговением переступая порог этого средоточия страны чудес, чувствовал себя беспомощным и беззащитным перед всесильным кондитерским искушением. Многоярусный прилавок, где были выставлены различные сорта разноцветного жевательного мармелада, окончательно уничтожил Ахтэ. Эльф втайне считал, что самому Мелькору не под силу создать что-нибудь даже вполовину такое прекрасное.
Ахтэ взял тележку и уже собирался войти сквозь магнитные ворота в супермаркет, когда его негромко окликнули. Эльф повернул голову и увидел двоих: мужчину и женщину. Оба они выглядели вполне безобидно, но у эльфа сердце ушло в пятки. Он безошибочно угадал в них представителей местных властей, которых эльф боялся не меньше, чем своих законных.
— Привет, — сказал Малдер, подсовывая под нос Ахтэ удостоверение. То же сделала и Скалли. Ей было от души жалко эльфа, такое у него было растерянное и напуганное лицо, поэтому женщина под руки напарнику не лезла, предоставляя ему как можно скорей заканчивать процедуру задержания.
— Меня зовут Малдер, — сказал Малдер, — а это агент Скалли. Послушай, сынок, нам надо задать тебе пару вопросов. Ты не возражаешь против того, чтобы пойти с нами в одно место, где мы сможем спокойно поговорить?
Ахтэ машинально помотал головой. Хотя его никто не держал и оба агента находились на расстоянии двух шагов от него, эльф почувствовал себя связанным по рукам и ногам.
— Это простая формальность, — решилась вмешаться Скалли. — Всего полчаса, и мы тебя отпустим, если, конечно, ты расскажешь все, что знаешь.
На них начали обращать внимание. Рядом со входом в супермаркет располагался длинный ряд касс. На агентов и эльфа в упор смотрели люди в двух ближайших очередях. Малдер, ни слова больше не говоря, взял Ахтэ за руку и повел его к выходу.
Он посадил эльфа на заднее сидение машины, рядом с ним устроилась Скалли.
— Немного покатаемся, — сказал Малдер, оборачиваясь к эльфу и подмигивая. Он все больше и больше уверялся в безобидности Ахтэ. Ему хотелось, чтобы общение с ними было для эльфа как можно менее болезненным.
Автомобиль резво прокатился по городу и остановился у подъезда здания, где работали Малдер и Скалли. Пленного Ахтэ ввели внутрь. В просторном вестибюле, заполненном людьми, которые ходили во всех направлениях с самым озабоченным и деловым видом, эльф окончательно оробел, съежился, так что Скалли для бодрости взяла его под руку. Так они и вошли в кабинет для допросов. Впереди Скалли под ручку с темным эльфом, позади Малдер, всю дорогу делавший для встречных коллег лицо: «Да-мы-иногда-допрашиваем-детей-но-посмотрите-как-гуманно мы это делаем».
Малдер уселся во главе пустого стола, Ахтэ усадили перед ним, Скалли пристроилась сбоку. Она с удивлением рассматривала Ахтэ. Его внешность на человека, не знакомого с эльфами, производила огромное впечатление. Скалли про себя думала: встреть она это существо на улице, не знала бы, что и думать относительно его пола.
— Начнем, — сказал Малдер, вооружась ручкой. — Сейчас я буду задавать тебе вопросы, отвечай на них честно. Мы не причиним тебе вреда и как только узнаем все, что нас интересует, отвезем тебя к твоим друзьям.
Ахтэ кивнул в ответ на ожидающий согласия взгляд Малдера, и допрос начался.
— Как тебя зовут?
— Ахтэ.
— Это полное имя?
— Да.
Малдер переглянулся со Скалли, но записал имя эльфа. В Вашингтоне привыкли к иностранцам, имена которых были еще заковыристее, чем это.
— Фамилия?
Вопрос поставил эльфа в тупик.
— У тебя есть какие-нибудь документы? — произнесла Скалли.
Она осеклась, смерила хрупкую фигурку эльфа взглядом и задала следующий роковой вопрос:
— Сколько тебе лет?
— Пятьсот, — честно признался Ахтэ. — Я не помню точно, но около пятисот.
Скалли переглянулась с Малдером. Взгляд агента был многозначителен, он безмолвно давал понять напарнице, что она с этого момента должна быть особенно внимательной к происходящему. Малдер осторожно положил ручку и произнес наставительным тоном:
— Сейчас не время шутить.
— Я не шучу! — Ахтэ испуганно вскинул на Малдера глаза, готовые налиться слезами. — Это в самом деле так!
Беря с собой Ахтэ, Мелькор, а также Гор забыли дать ему указание, что эльфов в этом мире нет в помине и люди в их существование не верят, поэтому Ахтэ был расстроен и смущен недоверием своих похитителей к таким очевидным вещам. Меньше всего на свете ему хотелось оказаться задержанным на несколько часов, а возможно, и дней, если люди решат все же узнать у него правду в том виде, в каком она им понравится.
— Хорошо, допустим, — сказал Малдер. — А ты в курсе, малыш, что ты ни в коем случае не похож на пятисотлетнего старика? Ты выглядишь, как мальчик лет пятнадцати.
— Я же эльф, — ответил Ахтэ.
От умоляющего взгляда его прозрачных серых глаз Малдеру стало не по себе. Мучить такое прелестное создание было изуверством. Малдер чувствовал себя изувером.
— Эльф? — не выдержав, вмешалась Скалли. — Вроде тех, что описывал Толкин?
— Кто такой Толкин? — пролепетал Ахтэ. Он был больше расположен к женщине, которая так ласково улыбалась ему в машине и держала его за руку, чтобы успокоить, но сейчас глаза Скалли были полны холодного научного интереса, и это пугало маленького Ахтэ.
— Он написал книгу про Средиземье.
Эльф на минутку задумался, потом лицо его просияло:
— Да. Средиземьем люди называют земли на востоке от Цитадели.
— Что еще за цитадель? — насторожилась Скалли.
В отличие от Малдера, который ждал чего-то подобного, услышанное стало для нее сюрпризом, а Малдер наградил ее самодовольной улыбкой гения, привыкшего разбираться в своем предмете лучше, чем кто бы то ни было другой.

— Ангбанд, — кратко ответил Ахтэ.
— Посиди здесь, — решительно сказал Скалли, вставая с места. — Нам с агентом Малдером надо поговорить.
— Слушай, неужели ты все это воспринимаешь всерьез? — напустилась она на Малдера, едва за ними захлопнулась звуконепроницаемая дверь. — Мальчик просто начитался Толкина, вот и воображает себя эльфом. Чем слушать его бредни, лучше бы ты послал его сдать анализы на наркотики.
Малдер сверху вниз самодовольно смотрел на Скалли. Ее возмущение разбивалось о его многозначительную физиономию.
— А ты не хочешь вместо этого попробовать определить возраст тканей его тела? — поинтересовался он.
Скалли нервным движением оправила волосы, не спуская с Малдера пронзительного взгляда. Все это напоминало скандал в чрезвычайно интеллигентной семье.
Под взглядом Скалли самообладание покинуло Малдера. Он навис над напарницей и нервно заговорил:
— Скалли, самый начитавшийся Толкина подросток не станет повторять свои бредни на допросе в ФБР!
— Поэтому я и предлагаю тебе взять у него анализы на наркотики, — не отставала Скалли.
— Хорошо, — сдался Малдер, — но попутно ты определишь его биологический возраст.
— Охотно, — кивнула головой женщина.
— И я хочу закончить допрос, — вырвал последнюю конфетку неутомимый Призрак.
Скалли закатила глаза и распахнула перед напарником двери комнаты.
— Ахтэ, скажи, а как ты попал в наш мир? — задал вопрос Малдер, когда они со Скалли снова заняли свои места напротив эльфа.
Ахтэ украдкой бросил взгляд на Скалли. Перед женщиной он трепетал больше, чем перед ее напарником.
— Гортхаур изобрел машинку, которая может перемещать в другие миры, — робко ответил эльф.
Малдер снова взглянул на Скалли, которая теперь сидела с каменным лицом, делая вид, что ее этот сумасшедший дом не касается.
— Гортхаур — это приятель Мелькора? — рискнул предположить Малдер и попал в точку.
Ахтэ так и просиял, услышав это.
— Да! — воскликнул он. — Значит, и вы о них знаете!
— Ну, кое-что нам известно, — Малдер не пожелал обнаруживать перед темным эльфом пределы осведомленности ФБР. — Скажи, а Мелькор тоже здесь?
— Да.
— А зачем?
Ахтэ открыто смотрел на Малдера прозрачными серыми глазами:
— Потому что наш Король, Манвэ, неосторожно воспользовался этой машинкой, и она перенесла его сюда, в этот мир. Теперь мы повсюду ищем его.
Эта новость была чрезмерной даже для Малдера. Даже Скалли утратила некоторую долю своего скепсиса и чуть подалась в сторону Ахтэ, чтобы не упустить ни одного слова. Где-то в дебрях Вашингтона затерялся бог — не бог, но первое после бога лицо другого мира. Малдер зажмурился. Ему, конечно, хотелось добраться до Мелькора и Гортхаура и хорошенько их расспросить. Можно было бы даже совершить экскурсию в Средиземье, но распутывать проблемы других миров, да еще принимать на себя ответственность за их дальнейшую судьбу — к этому не был готов скромный агент ФБР.
— Ахтэ, — вкрадчиво спросил он, — как долго вы здесь?
— Уже две недели, — вздохнул эльф, — и никаких следов Манвэ нет.
— Послушай, мне очень нужно поговорить с Мелькором и Гортхауром, — заявил Малдер, — возможно, я даже смогу помочь им в поисках. Наш профиль — это как раз поиск пропавших без вести людей. Отведи нас, пожалуйста, туда, где вы живете.
Эта просьба вызвала у эльфа замешательство.
— Я не думаю, что Мелькор будет рад этому, — проговорил он.
— Мы в самом деле хотим помочь, — не отставал Малдер.
Скалли тоже внесла свою лепту:
— Мы не враги, — сказала она, прикасаясь к руке эльфа и приближая к нему свое прекрасное лицо. — У тебя нет причин не доверять нам, так же, как и у твоих друзей. Просто помоги нам, а мы поможем вам.
Ахтэ, скрепя сердце, согласился. Он подумал, что Мелькор может еще больше разгневаться, если он упустит людей, которые могут облегчить поиски.

Естественно, Элджи отменил все назначенные на это день встречи. Он вообще все отменил. Да, Вуд был практичным молодым человеком двадцать первого столетия, но, возможно, он так хорошо сыграл Фродо именно потому, что в его душе жила неистребимая вера в чудо. Теперь чудо сидело рядом с ним, с удовольствием поедая поп-корн из ведерка, запивая его кока-колой, и щурилось, глядя на пруд, на который открывался вид от мемориала Авраама Линкольна.
Элджи глядел на него широко открытыми глазами и не мог наглядеться. Он привык к киношному Гэндальфу с бородой и морщинами, в быту довольно экстравагантному типу, который к нему долго клеился, но у Элджи было правило — никаких романов на работе. Сейчас перед ним сидел молодой парень, впрочем, возраст определить было невозможно, на его лице не было ни морщинки, ни шрамика от юношеских прыщей — ни единого признака его лет или вообще какой-то человеческой жизни. Большие глаза цвета серой озерной воды в моросящий дождь окаймлены длинными черными ресницами. И взгляд такой, что Элджи становилось жарко, потому что из этих глаз, из прекрасной маски совершенного лица на него смотрел настоящий Гэндальф, служитель солнечного пламени, и Элджи, хоть и был несовершенным человеческим существом, чувствовал жар огня, заключенного в плоть сидящего с ним рядом создания.
У Элджи была своя жизнь, в которой все сейчас осуществлялось так, как ему всегда хотелось, ему повезло, удача улыбалась юноше, но если бы два часа назад его спросили, чего бы ему по-настоящему хотелось, он, заглянув в свое сердце, не знал бы, что ответить. Теперь этот ответ был яснее ясного. Он хотел верить. Всей душой он хотел верить в то, что все, что рассказывал ему Олорин, — правда.
Гэндальф же выкладывал все как на духу. Он даже поведал Элджи историю Мелькора и Манвэ, в простоте душевной не подозревая, как относится этот мир к нетрадиционным сексуальным отношениям, и сам очень растрогавшись. Если говорить честно, то эта любовь действительно трогала его сердце, и он от все души желал Мелькору найти своего обожаемого повелителя. Вуд проглотил все. Поверив Олорину, он уже не сомневался ни в чем, даже в такой странной трактовке Толкина.
Наконец Олорин посмотрел ему в глаза умопомрачительными серыми очами, от взгляда которых у Вуда по спине пробегали мурашки.
— Теперь ты понял, что тот Гэндальф ненастоящий? — задал он совершенно дурацкий вопрос, но Элджи ужасно польстило то, что для Олорина это было так важно. Он внезапно понял, что ему вообще ужасно льстит тот факт, что это сверхъестественное существо потрудилось найти его здесь, убедить в своем существовании и рассказать ему свою удивительную историю. Правда, он не совсем понимал, зачем Олорин это сделал, он был скромный мальчик и вовсе не считал, что майа так уж впечатлился его игрой. Впрочем, чудо в объяснениях не нуждается.
— Мы можем поехать к нам, — почти робко предложил Олорин. — Я познакомлю тебя с остальными, если ты хочешь, конечно. — Воодушевление, которое придавало его действиям такой головокружительный напор, схлынуло. Вблизи Элджи оказался еще прелестней, чем на экране. Его совершенно синие, прозрачные, как море, глаза, не отрываясь, глядели на Олорина. Около уха, оттеняя нежную кожу щеки, лежала прядь темных вьющихся волос, выбившаяся из-под резинки. Светлые сухие губы чуть приоткрылись, и Олорин не видел, но угадывал за ними влажный блеск зубов. Тонкими загорелыми руками он обхватил одно колено и казался майа очаровательно беззащитным, настолько, что помощник Ниенны раскис окончательно, только уговаривая себя не пытаться его потрогать или обнять. Он совсем не знал людей. Он имел дело только с эльфами и имел превратное представление о хрупкости человека. Теперь он сам казался себе безобразно энергичным, напористым и даже хамоватым. «Правильно они меня изобразили в этом дурацком фильме, — подумал он, страдая, — я даже хуже».
— Конечно, — быстро отозвался Элджи и не подозревая о его терзаниях. — Разумеется, я хочу. Разве можно от такого отказаться?
— Отлично! — Олорин тут же вскочил. — А если ты голоден, Ахтэ тебя покормит.
— Кто это, Ахтэ? — спросил Элджи, вставая.
— Ахтэ? — Олорин уже сбегал со ступенек, торопясь увезти свою драгоценную добычу. — Он темный эльф. А что?
У Элджи даже дыхание перехватило, когда он понял, что сейчас увидит живого эльфа.

Так они и появились в квартире — притихший и уже по уши влюбленный Олорин и трепещущий Элджи Вуд.
Ахтэ рыдал на кухне. Он съежился в комочек на плетеном стуле, растирая глаза кулаками и истерически всхлипывая. Рядом с ним стоял Гортхаур со стаканом воды. На лице у него было изображено бесконечное терпение существа, знающего, что за все свои грехи он теперь вынужден утешать жалкого темного эльфа, бьющегося в истерике, хотя с большим удовольствием он посмотрел бы футбол. Мелькор, которого общение с Манвэ сделало куда более милосердным, неловко поглаживал Ахтэ по плечу.
— Что случилось? — с ужасом спросил Олорин, который точно знал, что Мелькор наконец не выдержал и учинил какую-то гадость.
Никто не успел рта раскрыть, как вдруг Ахтэ поднял зареванное замурзанное личико. Его острые ушки бесконтрольно шевелились и вздрагивали.
— Я предал Хозяина! — воскликнул он жалобно. — Я его предал! — и опять зарыдал.
— Я ничего не понимаю, — сухо сообщил Гор. — Он больше ничего не говорит. А кого это ты привел? — тут же осведомился он. И поднял брови. — Фродо?
Что уж тут случилось с Элджи, неизвестно, возможно, он действительно почувствовал себя Фродо. Он отодвинул в сторону великие Силы Средиземья и подошел к Ахтэ. Присел рядом с ним на корточки и обнял хрупкие плечи эльфа. Погладил его по пушистым волосам.
— Ну, не плачь, — проговорил он. — Что случилось, маленький, что стряслось? — заворковал он Ахтэ на ушко. — Расскажи нам, тебя никто не обидит, я обещаю.
Всхлипывания начали стихать и прекратились совсем. Маленький Ахтэ отнял руки от лица и посмотрел в глаза утешавшему его человеку.
— Понимаешь, — сказал он Элджи, — они стали меня спрашивать, и я им все рассказал. Я испугался, — он снова спазматически всхлипнул, и Гор тут же сунул ему стакан с водой. Ахтэ отпил несколько глотков, стуча зубами по стеклу. Потом умоляюще посмотрел на растерянного Мелькора. — Я им все рассказал, Владыка, где находится Ангбанд, как он устроен внутри, и что у нас есть драконы…
Несчастный темный эльф был воспитан в условиях строгой секретности и знал, как важно хранить военную тайну.
— Великая Тьма! — проскрежетал Гортхаур страдальчески. — Ахтэ, ты кретин, они в жизни туда не попадут! И из-за этого такой писк!
— Заткнись! — рявкнул Мелькор. Ему было жалко Ахтэ.
— Кто такие они? — терпеливо спросил Элджи, продолжая сидеть перед ним на корточках.
— Двое. Мужчина и женщина, — объяснил Ахтэ. — Женщина очень красивая. Как эльф. У нее рыжие волосы и зеленые глаза. Они показали мне такую книжечку, и я сразу понял, что они главные здесь.
— Полиция? — спросил Элджи. — Они сказали тебе, что служат в полиции?
— Нет. Это называется Ф-Б-Р, — раздельно произнес Ахтэ, — я запомнил. Они знали про Владыку, и они спрашивали про Саурона. — Губы у него снова начали дрожать. — Они не кричали на меня и не били, но эта женщина, она не стала мне верить, она думала, я вру, а я только сказал ей, сколько мне лет, а потом они укололи меня в руку такой блестящей иглой, а мужчина велел… велел… — огромные глаза эльфа переполнились слезами, и они градом покатились по щекам. Элджи тут же его снова обнял и зашептал на ухо какие-то утешительные глупости. Он очень положительно действовал на Ахтэ, потому что его собратья в Ангбанде утешали бы его точно так же. И большие прозрачные глаза Элджи смотрели на него совершенно по-эльфийски. Олорин же уже начал ревновать, ибо знал — мало кто из смертных устоит против сладкого сексэпила темных эльфов.
— Что они тебе велели, маленький? — продолжал допытываться Вуд, когда слезы Ахтэ немного унялись.
— Они велели сказать Владыке, что хотели встретиться с ним, — выдавил Ахтэ, считавший, что договариваться о встрече от имени Мелькора — самое страшное прегрешение.
Гор моментально оказался перед ним на коленях.
— Так, — сказал он быстро и деловито, — успокойся, прекрати плакать, ты все сделал правильно. — Ахтэ моментально осушил слезы и с надеждой вглядывался в лицо Саурона. Темные эльфы обожали Владыку, зная, что он вспыльчив, но отходчив, и не очень его боялись. Гортхаур внушал им истерический ужас. Он обращал на них мало внимания, но иногда и они попадали в зону действия его жестокой справедливости. — Теперь говори, где и когда.
— Завтра, в двенадцать дня, у мемориала Джорджа Вашингтона, — выпалил Ахтэ заученную фразу.
— Отлично, — Гор потрепал его по щеке. — Умничка, ушастик. Ты просто молодец.
От этой неожиданной похвалы Ахтэ оцепенел. Он робко улыбнулся Гортхауру и подумал, что обязательно, когда вернется домой, расскажет, что его похвалил сам Саурон.

Страсти улеглись. Ахтэ, мурлыкая что-то веселое из репертуара «Битлз», готовил на кухне пирог с малиной. Олорин представил Элджи своим коллегам. Гор хмыкнул себе под нос, Мелькор сказал, что он в восторге от Фродо. Впрочем, помощнику Моргота было глубоко чихать на страсти Гэндальфа. Он решил использовать аборигена по назначению, и следующий час Элджи, пытаясь привыкнуть к мысли, что перед ним сам Саурон, и чувствуя себя матерым двурушником, выкладывающим военную тайну врагу, рассказывал ему все, что знал о возможностях ФБР и прочих правительственных организаций. Потом попили чай с пирогом, потом Олорин сбегал за выпивкой, поскольку у Ахтэ требовали документы. Эльф выпил слабенький коктейль, раскис и скоро уже спал на диване, подложив кулачок под щеку. Гор унес его в комнату и даже простер свое милосердие до того, что укрыл Ахтэ одеялом. Остальные продолжали пить и беседовать.

Проснулся Элджи в десять утра с ужасным сушняком. Первые несколько минут он просто лежал под одеялом и соображал, где он, собственно, находится и с кем он вчера так нажрался, что даже не может понять, куда его занесло. Потом он повернул гудящую голову и увидел, что рядом с ним спит какой-то смутно знакомый блондин огромных размеров. «Это что же, я с ним…» — подумал Вуд в ужасе и сел. И тут же успокоился. Кровать была поистине исполинских размеров, и дальше спал еще один человек, и Вуд тут же вспомнил, что это вовсе не человек. «Наверное, я сошел с ума, и все это была галлюцинация, — подумал он ободряюще. — Больше не снимаюсь ни в каких фэнтези, только в боевиках и мелодрамах».
Он вылез из-под одеяла и, как был, в одних трусах, отправился на поиски кухни.
Ахтэ, со старательно убранными под резинку волосами, готовил завтрак, поглядывая на ручные часики, приводившие его в восторг. Гор, который оставался самым трезвым, оставил ему записку с просьбой разбудить их в пол-одиннадцатого, и Ахтэ собирался неукоснительно исполнить его распоряжение. В этот момент на кухне появился Элджи.
Он встал на пороге, глядя на Ахтэ, и ужас охватил его с новой силой. Все, что угодно, могло быть галлюцинацией, только не это существо с огромными мерцающими глазами. И эти ушки… Эти ужасные натуральные заостренные ушки. Элджи захотелось заплакать. Он опустился на стул и скрипучим голосом попросил:
— Дай мне попить.
Ахтэ, уже прощебетавший свое «Доброе утро», тут же принес ему из холодильника сок. Элджи осушил стакан залпом, и ему захотелось сбежать. Но тут он вспомнил про Олорина.
Олорин вскочил, как ошпаренный. Первая мысль у него была об Элджи, о том, что он уехал, не дождавшись, пока майа проснется. Ему даже снилось что-то в этом роде — что он смылся и теперь неизвестно, где его искать, а если Олорин его и найдет, то Элджи не захочет с ним говорить.
В постели Вуда не было, там был только мирно похрапывающий Мелькор, положивший голову на плечо Гору. Гортхаур спал на спине, неестественно вытянувшись, со сведенными к переносице бровями и бледным нахмуренным лицом. Олорин, прыгая на одной ноге, натянул джинсы и кинулся по квартире спросить у Ахтэ, где Элджи, когда он уехал. Влетев в кухню, он облегченно передохнул. Полуголый актер сидел у стола, под глазами у него были синяки, но он оживленно трепался с Ахтэ, наворачивал омлет и пил кофе. Он поднял на Олорина глаза и улыбнулся. Майа стало стыдно от того, что он так обнаружил перед человеком свое беспокойство, и он увидел, что Элджи все понял. Но он только опустил глаза в чашку и как ни в чем ни бывало сказал: «Доброе утро». Олорин мысленно плюнул и пошел будить темную парочку. Через полтора часа им предстояла встреча с Малдером.

Малдер и Скалли ехали на встречу в гробовом молчании. Малдер пытался оживить обстановку кокетливыми замечаниями о погоде и дорожном движении, на что Скалли отвечала сумрачными взглядами и односложными восклицаниями. Она до сих пор не могла смириться с результатами анализов крови и тканей Ахтэ. Они переворачивали все представления о биофизике живого организма. Малдер был в восторге. Он не скрывал торжества. Он даже обнял Скалли за плечи и игриво заметил, что подлый эльф, должно быть, подсунул ей поддельную кровь. Скалли только тяжело вздохнула. Она уже уверилась, что на этот раз они в самом деле столкнулись с настоящим паранормальным явлением, и поспешила замести в лаборатории все следы своей деятельности, чтобы ей не заинтересовался кто-нибудь из коллег. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы про них с Малдером прошел слух, будто они якшаются с героями сказок. Она с удовольствием сказалась бы больной, если бы не боялась, что без нее с Малдером что-нибудь случится.
На площади возле мемориала Малдер припарковал машину, и они со Скалли вылезли наружу.
Агент огляделся и сказал:
— Вон они.
Скалли посмотрела в сторону мемориала. У подножия огромной стелы тусовалась компания, среди которой женщина опознала маленького эльфа, хотя тот постарался забиться за спины старших.
Скалли сунула руки в карманы и пошла к стеле, Малдер следовал за ней по пятам.
При виде агентов, фигуры которых безошибочно угадывались в любой толпе по неброским костюмам, компания пришла в движение. Мелькор, до этого сидевший на ступеньке, поднялся и вышел вперед. Гор и Олорин как нижестоящие держались позади, Ахтэ вообще было не видно и не слышно.
Скалли остановилась в двух шагах от Мелькора. Внешность Валы поразила ее. Она была готова безо всяких анализов поверить в то, что он из Средиземья или откуда-нибудь с Венеры. В облике Могучего было нечто, заставляющее задуматься о его нечеловеческом происхождении. Скалли подумала, что при всем своем опыте работы в ФБР, выдержке уверенности в своих силах, она ни за что не согласилась бы встретиться с ним один на один. На какое-то мгновение она заглянула в глаза Валы и тут же отвела взгляд.
Мел производил впечатление. На нем были джинсы в обтяжку, вытертые до бледно-голубого цвета, черная майка и черный пиджак. Волосы он не стал собирать в хвост, и они лежали у него на плечах. Секс-эпил от него исходил такой, что владельцам собачек приходилось оттаскивать от него своих подопечных, девушки и юноши помоложе, проходя мимо него, сбивались с шага. Вала снисходительно обозревал их сверху вниз и даже пару раз снисходительно причмокнул губами вслед особенно привлекательным, наверняка спровоцировав у последних цикл ночных кошмаров с эротическим подтекстом.
Мелькор из каприза, которые периодически овладевали им, решил держаться куртуазно.
— Добрый день, — сказал он, — меня зовут Мелькор.
— Здравствуйте, — машинально ответила Скалли и протянула руку.
К ее изумлению, Мелькор бережно взял ее и поцеловал. Так со Скалли до сих пор подследственные не обращались. Женщина потеряла дар речи. Малдер громко сопел у нее за плечом. Конечно, он тут же полез обмениваться рукопожатиями со всеми членами темной группировки и независимым наблюдателем. Скалли подумала, что если обалдевший Малдер спросит Саурона, почему у него десять пальцев, а не девять, ей придется дать ему локтем в ребра за бестактность. Но ничего подобного не произошло. Вся церемония напоминала светский раут.
— Мы можем посидеть где-нибудь, — предложил Мелькор.
Скалли взяла себя в руки и стала распоряжаться.
— Разумеется, — сухо сказала она. На лице у нее было написано: вы мне еще докажите, что вы из Средиземья! А то понаехали тут всякие в столицу нашей великой родины….
Компания тронулась в путь. Малдер тут же прицепился к Мелькору, хотя глаза у него разбегались, он параллельно пытался говорить и с ним, и с Олорином, задавая такое количество вопросов, что не очень быстро соображавший Вала не знал, на какой ему отвечать сперва. Его интересовали совсем другие вещи и, в первую очередь, где Манвэ, но агент не давал ему открыть рта. Гортхаур целенаправленно подошел к Скалли. Дана уставилась на него с ненавистью — сам факт их существования раздражал ее до зубной боли. Он полностью опровергал логичную картину мира, и Скалли готова была задушить их всех, закопать под цветущей сакурой и забыть навсегда.
— Скажите, — спросил Гор, — а что это была за игла, которой вы кололи Ахтэ? И зачем? — этот вопрос он лелеял всю ночь.
— Я брала у него анализ крови, — ответила Скалли мрачно, невольно подстраиваясь под его широкий шаг.
— А можно поподробней? — вежливо попросил майа, и Скалли очнулась только тогда, когда Малдер, невежливо пхнув ее локтем в бок, спросил в пятый раз, что она будет к кофе.
— Круассан, — огрызнулась Дана. У нее еще никогда не было такого собеседника. Отвечать на его вопросы было сущим наслаждением, а Гор не отрывал от нее любопытных глаз. Для него агент ФБР был неисчерпаемым колодцем познания. Наконец Мелькор призвал своего помощника к порядку.
— Гор, кончай жужжать! — рявкнул он. — Потом все обсудишь.
Он положил руки на стол и вонзил в агентов немигающий взгляд своих яростных синих глаз.
— Вы должны мне помочь, — произнес он низким голосом. Скалли подумала, что, да, мы все еще живем в свободной стране, но ей немедленно захотелось вытянуться в струнку и отчеканить, что агент Дана Скалли к выполнению приказов готова.
— Помогите мне найти Манвэ, — когда Моргот произнес имя своего возлюбленного, у него в голосе проскользнула такая нежная и беспомощная нотка, что чувствительный Олорин чуть не прослезился. — Помогите мне, и я вознагражу вас.
Малдер тоже был растроган. Этот огромный, могучий и красивый человек выглядел несчастным, он потерял близкое ему существо, что было так понятно Фоксу, он готов был помочь Мелькору, готов был сейчас же бежать и искать Манвэ.
— Конечно, — сказал он быстро. — Мы будем вам помогать, только вам нужно будет ответить на ряд вопросов.
К его удивлению, Скалли не стала возражать.
— А анализ крови нужен? — быстро спросил Гор. — Я могу сдать.

Три дня Скалли пробыла в обществе делегации из Средиземья, и это были самые захватывающие дни в ее жизни. Они искали Манвэ, но этим занимался в основном Малдер. Дана же при каждом удобном случае уединялась с Гортхауром в лаборатории, которую она всеми правдами и неправдами и горьким унижением выбила у Скиннера. Железный Винни, глядя на нее пристально, процедил сквозь зубы, что он не понимает, почему она должна столько времени использовать ценное оборудование, вдобавок, в одиночестве, но Скалли вертелась ужом, объясняя это новым делом, срочной необходимостью и потрясающими открытиями. Они и вправду были потрясающими и переворачивали все ее понятия об окружающем мире. «Магическая биофизика — вот что это, — думала она в полном ошеломлении. — И магическая генетическая инженерия. Я схожу с ума». Саурон Великий небрежно ляпал существ, состоящих только из пламени или из камня, они двигались и обладали интеллектом. В обмен на это он требовал от Скалли информации, информации и еще раз информации. Он поглощал ее, как пересохшая от засухи земля впитывает воду.
То же самое было с Малдером. Он терзал Мелькора, а когда тот по каким-то причинам замолкал, принимался за Олорина и Гора. Скалли была уверена, что Малдер думает, что они все же инопланетного происхождения.
Олорин же мучался. Все три дня они носились по Вашингтону в поисках Манвэ, и он никак не мог увидеться с Элджи, как бы ему этого ни хотелось. Наконец вечером третьего дня Скалли и Малдер уехали в какую-то пригородную больницу, где вроде бы обнаружился человек, похожий на Манвэ, а Гор с Малдером запаслись пивом и решили провести вечерок на кухне. И Олорин тихо смылся по-английски. Он чувствовал, что если не увидит Элджи, то скоро у него начнется истерика.

— Так мне вот что интересно… — продолжал спрашивать Малдер. Было уже три часа ночи, на диване в гостиной посапывал Ахтэ, Скалли и Мелькор еще не возвращались. От пива агент осоловел, у него немного заплетался язык, майа же был по-прежнему свеж и бодр и расположен к откровенности. Он никогда не занимался анализом своих поступков, и теперь вопросы Малдера доставляли ему искреннее удовольствие. Ему было даже приятно, что кого-то он так сильно заинтересовал. — Скажи мне, Гор, так почему ты ушел к Мелькору? Ну там, Благословенная Земля, то, се, чего тебе не хватало?
— Честно говоря, — Гор хлебнул еще пива и улыбнулся, — я думаю, что это все мое проклятое любопытство.
Я тебе расскажу. Я тогда ходил в Средиземье, об этом не знал даже мой учитель. Ауле. И звали меня тогда Артано. Терпеть всегда не мог это имя. Я Мела никогда не видел. Он тогда жил в лесу, муштровал темных эльфов и прятался от Ороме, который вечно охотился, спасу от него никакого не было. Ну, а я кое-что изучал. Тогда меня, в основном, интересовали руды и металлы, которые из них можно получить, — и тут он остановил себя, подумав, что не стоит углубляться в научные изыскания, как бы ему ни хотелось. — Ну вот, и как-то я напоролся на Мела…

Он отлично помнил этот день: яркая осень, рыжая листва на деревьях и солнце, заливающее все пламенем, черная вода в маленьком озерце, около которого он плюхнулся на бревно, решив передохнуть от бесконечной ходьбы. Тогда он не носил черное, на нем была золотисто-коричневая одежда цветов Ауле, и волосы он стянул золотым обручем. Если его видели эльфы, то принимали его за бога осени, что было бы логично, если бы он был рыжим, а не черным, как смоль. Впрочем, эльфам чувство прекрасного всегда туманило мозги.
Он сидел у черной воды, грызя соломинку, когда услышал над плечом голос. Он был низким, хрипловатым и рассерженным:
— Что ты делаешь здесь? — Артано вскочил. Обернулся. Перед ним стоял высокий субъект в черном до земли одеянии. Длинные светлые волосы лежали на плечах, синие глаза метали искры, он выглядел здорово разозленным. Артано понял, что перед ним Вала, и несколько попятился. Когда Ауле был в гневе, ученик предпочитал не попадаться ему на глаза. А этот красавец с ястребиным носом мог быть только Мелькором, больше никем. Про него много чего рассказывали, и встреча с ним была достаточно неприятным сюрпризом.
— Я просто отдыхал, — поклонившись, произнес майа. — Прости, если я тебе помешал. Я могу уйти.
— Зачем ты здесь? — поинтересовался Мелькор. — Подданные Ауле в эти земли не забредают.
Артано пожал плечами. Он хотел было сказать, что эти земли столь же принадлежат ему, сколь и неуживчивому брату Манвэ, но из осторожности промолчал.
— Я искал…
— Тебе нечего здесь искать, — отрезал Мелькор и, развернувшись, зашагал прочь.
Артано с молчаливым негодованием смотрел ему вслед. Его выводила из себя уверенность спесивого Валы, что непрошеный гость немедленно уберется из этих мест по одному его слову, однако ссориться с ним не входило в планы майа, тем более что вокруг ничего примечательного не было.
Артано поднялся в воздух и устремился к северу. Это было не слишком разумно. Мелькор любил север. Там шансов встретить его было гораздо больше, чем на юге, но майа был упрям и горд. Один раз он подчинился Мелькору, но спешил доказать ему и самому себе, что не испугался гнева Валы.
Артано не стал менять облик: он летел над землей, оседлав послушный ветер, подставляя грудь упругому сопротивлению воздуха, который с каждой минутой полета становился все холодней. Вдали показалась черная полоса гор. Артано знал, что там наверняка в изобилии руды и драгоценные камни, в самом невзрачном из которых заключена частица предначального света. От предчувствия близких открытий душа Артано преисполнилась восторгом. Под ним стремительно проносилась земля, до самого горизонта покрытая темным покровом густых лесов, сквозь который блистали извилистые русла рек, над головой во всю ширь распахнулись чистые небеса и лишь в самом зените, неправдоподобно высоко неподвижно застыла облачная рябь.
Артано пришпоривал ветер, словно это был конь, побуждая его лететь еще быстрей, так, что земля накренилась и еще быстрее замелькала внизу панорама лесов без конца и края.
Вдруг внимание майа привлекло черное пятно. Он наклонил голову, чтобы разглядеть его получше. На густой шкуре леса зияли черные выжженные пятна. В первое мгновение Артано подумал, что это сделали свое дело лесные пожары, но пятен было слишком много и расположены они были довольно далеко друг от друга.
Артано спустился пониже, гадая, что могло послужить причиной такого причудливого явления. Его взгляд был прикован к земле, он не замечал ничего вокруг до тех пор, пока опасность не оказалась совсем рядом. Его вдруг обдало сверху порывом ветра, принесшего странное зловоние, свет на мгновение померк, майа обернулся и не поверил глазам. Над ним зависла чудовищная тварь, непохожая ни на одну из живущих на земле. Она была так огромна, что заслоняла солнце. Артано успел отметить, что на лесной покров далеко под ним упала чудовищная тень. Скованный ужасом майа ясно видел исполинские мускулы на ее груди, сокращающиеся, когда она приводила в движение крылья, чтобы оставаться на одном месте в воздухе, острые локтевые кости на передних поджатых лапах, каждая из которых могла удержать по оленю. Было что-то противное естеству в том, с каким изяществом держалась в воздухе эта тварь, сами размеры которой исключали всякую возможность полета.
Дракон опустил рогатую голову и с интересом разглядывал майа, в ужасе припавшего к спине своего воздушного скакуна. Артано мог, конечно, исчезнуть и оказаться в безопасности на расстоянии доброй сотни лиг от чудовища, но в тот момент такая простая возможность не пришла ему в голову. Он покорно, точно смертный, прикованный к своей телесной оболочке, ждал конца, и тот не замедлил наступить. Дракону наскучило созерцать жертву, которая не пыталась бежать, он разинул пасть и ринулся вниз.
Артано, позабыв обо всех своих способностях, камнем рухнул вниз. Он уже приготовился к смерти, которая представлялась ему чем-то вроде черной бездны внизу, куда он неминуемо должен упасть, когда его прямо поперек тела вдруг обхватили чьи-то руки, и в тот же миг ветер, хлещущий ему в лицо, утих и тут же снова начал дуть, но уже значительно слабее и к тому же в другом направлении. Майа летел теперь не вниз, а по прямой. Прошло почти полминуты, прежде чем он сделал над собой усилие и решился открыть глаза. Он снова сидел верхом на ветре, а позади, придерживая его обеими руками, сидел никто иной, как Мелькор.
Артано не знал, чему он удивился больше: появлению дракона или своему нечаянному избавителю.
Мелькор, увидев вытаращенные глаза майа, от души расхохотался.
— Случилось что-то ужасное? — любезным тоном поинтересовался он. — Если тебя интересуют последние новости, то мы летим вниз, но уже, увы, не с той скоростью, которую ты развил изначально. Но если у тебя есть возражения…
Мелькор сделал вид, что хочет разжать руки, и снова расхохотался, потому что Артано судорожно вцепился ему в запястья. Он все еще не мог прийти в себя, и пребывание в воздухе казалось майа полным нешуточной опасности. Он робко оглядел небосвод, ожидая увидеть всю ту же исполинскую чешуйчатую тушу, но небеса опять были чисты и пусты и в своей величавой красоте никаких угроз не таили.
Полет двух духов, принявших плотский облик, стремился к земле по пологой дуге, мелькнули под ними близкие кроны деревьев, затем они расступились, и Мелькор с Артано очутились на высоте десятка метров над уютной полянкой, посередине которой протекал ручеек. Мелькор разжал объятия, неделикатно стряхнул с себя руки Артано и церемонно, как будто по невидимой лестнице, спустился на землю. Уже немного пришедший в себя и пристыженный за свою трусость майа последовал за ним. У него не поворачивался язык благодарить Мелькора, хотя совесть во весь голос требовала сделать это немедленно, и Артано все решался и никак не мог решиться открыть рот.
— Ну? — поинтересовался Мелькор, он стоял перед ним, подбоченившись, и разглядывал его довольно бесцеремонно. — Может, ты соизволишь что-нибудь произнести — ну, типа, большое спасибо, дорогой Мелькор, за то, что ты меня спас.
Артано подавился. Он смотрел на возвышавшегося перед ним Валу и чувствовал, что Мелькор, как ни странно, прав, но рта все равно открыть не мог.
— Ясно, — сказал Мелькор. — Так я и знал, что благодарности от тебя не дождешься, — и он капризно надул губы. В этом что-то было. Лицо Черного, красивое, сильное, открытое, в то же время чем-то напоминало Артано лицо избалованного ребенка, несмотря на решительную линию скул и подбородка, у него был нежный и чувственный очерк губ, длинные загнутые ресницы и веселый блеск в глазах. Это нравилось Артано. Он представлял себе Мятежного совсем не таким.
— Нет, что ты, я очень благодарен тебе, — наконец выговорил он. — А что это было?
— Что это? — переспросил Мелькор. — Что ты имеешь в виду?
— Это чудовище, — проговорил майа благоговейно. — Там, в воздухе. — Для надежности он ткнул пальцем вверх в том случае, если Мелькор не понял или не увидел летающего гиганта.
— Это дракон, — сообщил Могучий беспечно. — Тебе понравилось?
Это слово ни в коем разе не определяло ощущения Артано.
— Я не успел его как следует разглядеть, — сказал он с долей язвительности в голосе. — Извини.
— Нет проблем, — отмахнулся Мелькор. Сложил губы трубочкой и свистнул. Артано даже понять ничего не успел, как раздался нарастающий гул и прямо на полянку, повалив попутно сосну, приземлился дракон. Майа даже не вскрикнул. Дыхание застряло у него в горле сухим комком, и он покачнулся, словно только что пережитый страх разом вернулся в его тело. Мелькор придержал его за плечо. Пальцы у него были сильные и горячие.
— Не трусь, — сказал он покровительственно, — он тебя не тронет. Это Анкалагон. Хорошенький, правда?
Да, дракон был, пожалуй, даже хорошенький, когда привыкнешь к тому, что эта чудовищная туша находится в двух метрах от тебя и смотрит в упор желтыми глазами, чуть покачивая треугольной головой на гибкой змеиной шее. Дракон был черным, чешуйки его шкуры плотно прилегали одна к другой, так что казалось, что он обтянут роскошным бархатом, поглощавшим окружающий свет. Глаза сияли, как топазы. Темный узкий змеиный зрачок чуть пульсировал, приковывая к себе взгляд. Узкая, невероятно изящная морда казалась вырезанной из гладкого камня. Дракон чуть приоткрыл пасть, показав белоснежные клыки, каждый в ладонь Артано, и влажный розовый язык.
— Это свой, — объяснил Мелькор. — Его зовут… Как, кстати, тебя зовут?
— Артано, — выдавил майа онемевшим языком.
— Какое мерзкое имя, — беззастенчиво сообщил Мелькор. — И не идет тебе совсем. Я буду звать тебя… Пожалуй, Гор. Ты так перетрусил, что это имя пойдет тебе больше всего. Так вот, Анкалагон, это Гор. Познакомься.
Дракон сделал шаг вперед. Артано замер. Он уже совсем не боялся. Главной и подавляющей чертой его натуры было любопытство. Он так сильно интересовался миром и всеми его возможностями, что это чувство подавляло в нем страх и прочие эмоции. Дракон вытянул шею, его треугольная голова была в сантиметре от лица майа. Влажные черные ноздри раздулись, втягивая незнакомый запах. Артано видел его глаза, неровную, словно бы игольчатую структуру радужки и, к своему удивлению, короткие черные реснички, как у кошки. Дракон высунул длинный раздвоенный язык и деликатно коснулся им щеки майа.
— Стой тихо, — порекомендовал Мелькор. — Ты можешь понравиться ему на вкус.
Артано стоял тихо, хоть и понимал, что это шутка. Наконец дракон сдал назад, свалив хвостом еще одну молодую березку.
— Отлично, — обрадовался Мелькор. — Он тебя не сожрал, это уже удача. Кстати, на них очень весело летать. Хочешь попробовать?
Артано обернулся к нему, увидел, как светятся в ожидании какого-нибудь очередного хулиганства синие глаза, и в этот самый момент, совершенно об этом не подозревая, он влюбился. Влюбился в Мелькора, в черного бархатного дракона, возвышавшегося над ним горой, в Средиземье, в его осень, зиму и лето, в тот горячий поток, который сейчас струился в его холодной крови, в то, что потом люди назвали жизнью.

Он вернулся в Валинор, но его стало еще больше тянуть в Средиземье. Ауле не ругал его за частые отлучки, только смотрел с молчаливой насмешкой, которая сильно раздражала Артано. Мелькор называл его Гор, и теперь ему казалось, что это куда больше его имя, что Артано. Он даже иногда не откликался, когда его звали. И вот в один прекрасный день произошло нечто странное, что изменило всю его судьбу.
Они сидели на камне у озера, там, где встретились в первый раз. Был апрель, земля полностью освободилась от снега, среди старой листвы и травы к воде сбегали ручейки.
— Я хочу построить крепость, — объяснял ему Мелькор, — понимаешь, такой огромный дом из камня, чтобы собрать туда всех, кто мне служит. Я уже все придумал. Там должна быть стена и такие штуки по краям, с которых все видно, и еще мост.
— А мост зачем? — спросил практичный Гор.
— Ну ты что, дурак? Там же будет ров, чтобы никто не подобрался.
— Ты про ров не сказал.
— Сказал, ты просто не слышал… — тут же разозлился Мелькор. — Слушать надо, когда я говорю.
— Да я слушаю, слушаю..
— Ну так вот… — он внезапно замолчал и взглянул майа прямо в глаза. Гор ужасно нравился ему, ужасно. Несмотря на всю свою спесь, Мелькор понимал, что этот тонкий черноглазый майа гораздо умнее его. Отточенный интеллект Гора находил решение проблем там, где Мелькор бился, как рыба об лед. К тому же горячий, вспыльчивый и обидчивый Мелькор завидовал спокойствию подмастерья Ауле. — Слушай, а ты не хочешь быть моим учеником?
У Гора перехватило дыхание. Он не ожидал этого вопроса и был так счастлив ему, что даже не знал, что сказать.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты уйдешь от Ауле. Останешься здесь, и все такое… — пояснил Мелькор, продолжая глядеть на него в упор, словно пытаясь вытащить из него ответ.
Артано замялся. Он и сам подумывал, как было бы здорово, если бы он мог хотя бы несколько месяцев в году проводить у Мелькора, но мысль насовсем перебраться к нему в голову майа не приходила. Он боялся даже вообразить себе гнев Ауле, если бы такое произошло.
— Ты знаешь, Мелькор, это было бы, конечно, замечательно, — промямлил он, глядя себе под ноги и непроизвольно делая шаг назад, как будто Вала мог схватить его и утащить за собой силой, — но я не могу. Ауле мне не простит, и я как-то не представляю себе жизни вне Валинора.
Он перевел дух и решился взглянуть в лицо Мелькору. Увиденное не вдохновляло. Мелькор обиделся. Лицо его приобрело замкнутое и заносчивое выражение. Он взирал на майа с презрением.
— Ну что ж, не хочешь, я тебя уговаривать не стану, — заявил он.
Артано показалось, что Мелькор намеревается развернуться и уйти, как он это имел обыкновение делать, когда что-нибудь ему не нравилось, но он остался на месте и в упор смотрел на Артано. Майа снова опустил глаза. Взгляд Мелькора вымогал у него согласие, это было невыносимо, его волю как будто накручивали на кулак. Артано не выдержал, но в тот момент, когда он готов был с отчаянием выкрикнуть, что согласен, Мелькор еще раз проговорил:
— Как хочешь!
И без дальнейших препирательств растаял в воздухе. Артано сел на землю и уткнулся лицом в ладони. Он был уверен, что Мелькор обиделся всерьез и теперь, пожалуй, не захочет иметь с ним дело. Раньше он даже не представлял, как много значил для него обидчивый и раздражительный Вала. Мелькор придавал смысл однообразной, в сущности, жизни Артано. В его натуре была столь чуждая Валинору любовь к жизни во всех ее проявлениях, отважная дерзость Мелькора привлекала к нему сердца такие же отважные, но прирученные в тепле Благословенного края, позабывшие о своем предназначении.
Гор подумал, какой тоскливой станет его жизнь без Мелькора, и в его глазах выступили слезы. Он плакал, не стесняясь, потому что его некому было увидеть, но даже если бы здесь стояли все Валар и все Майар, сколько бы их ни пело в Первом Хоре, они не осушили бы его слез, как бы ни был горд Артано и как бы не желал скрыть от всех свою слабость.
Но Артано был слишком деятелен и энергичен, чтобы долго предаваться горю. Ему вдруг пришла в голову такая простая мысль, что майа вскочил на ноги, забыв о слезах. Он подумал, что может сам отправиться вслед за Мелькором, просить у него прощения и теперь уже навсегда остаться с ним. Когда Артано вспомнил о Валиноре, Благословенный край показался ему самым унылым местом на земле. Майа и думать не хотел о том, чтобы вернуться туда. На этот раз он не стал сохранять телесный облик и в образе ветра ринулся с земли прямо в средоточие сияющих небес. Только так мог он надеяться найти Мелькора. Он поднялся еще выше, чем в тот раз, когда встретился с драконом. В этом облике ему не было нужды поворачивать голову, чтобы видеть одновременно и небо, и землю — все, что лежало выше и ниже, дальше и ближе. Он сразу же устремился к северу, зная, что туда Мелькор отправится залечивать обиду. По пути ему встретилось несколько младших духов, так же, как он, летящих по своим делам. Артано внушал им почтительный страх. Они не знали, где может находиться Мелькор, которого они именовали Могучий, и лишь один из них, на мгновение замерев на своих воздушных крыльях, сказал, что Черного Валу недавно видели у края вечных льдов, по ту сторону северного океана. Артано с быстротой молнии ринулся туда.
Мелькор в своем облике сидел на льдине, утопая в пушистом снегу. У его ног лежала груда расколотого, ослепительно сияющего льда. Движением пальца Мелькор управлял движением маленьких льдинок, заставляя их образовывать причудливые узоры, в которых без конца прихотливо переливалось сияние солнца. У Артано сжалось сердце, когда он смотрел с высоты на черную фигуру Мелькора. Могучий выглядел одиноким среди этой ледяной пустыни, к убийственному холоду которой был нечувствителен, и в этом тоже было его одиночество. Тогда-то Артано в сердце своем навеки признал Мелькора своим повелителем и властелином. И тогда же в сердце его родилась та жалость, которую он всегда испытывал к Мелькору, то острое сострадание, которое вызывали у него бешеные страсти Мятежного и его одиночество, точно Артано, называвший теперь себя Гором, был умнее и сильнее Великого Валы.
Он осторожно спустился вниз и, приняв свой облик, остановился за спиной Мелькора.
— Чего тебе? — буркнул тот, ощутив его присутствие. — Чего надо? Мы обо всем договорились. Можешь проваливать в свой Валинор.
— Мел, — позвал его Гор. — Ну, прости меня, пожалуйста.
Мелькор обернулся к нему со скоростью атакующей змеи. Глаза его блестели и были недобро прищурены.
— Мне тебе нечего прощать, — сказал он шипящим голосом. — Я предложил, ты отказался. Ты мне ничем не обязан.
— Я не отказался, — твердо сказал Гор и сел в снег рядом с ним.
— Да? — одна бровь Мелькора приподнялась в деланном удивлении. — А мне послышалось…
Гор упрямо набычился.
— Я передумал, — и он смело взглянул Мятежному в глаза. — Я просто струсил поначалу. Но знаешь, я хочу остаться с тобой. Мне… мне скучно в Валиноре. Я хочу быть твоим учеником, и мы построим крепость. Такую, как ты хочешь.
Мелькор просиял. Его радостная счастливая улыбка была так приятна Гору, что он улыбнулся в ответ. Он с размаху треснул Гора по плечу.
— Отлично, — сказал он, не переставая сиять. — Этот мир будет нашим. Ты не хочешь вернутся в Валинор, забрать там что-нибудь?
— Да нет, — ответил Гор, подумав. — Мне ничего не нужно.

С этого момента у Гора началась очень интересная и насыщенная жизнь. С Мелькором было нелегко.
Могучий Вала был вспыльчив, обидчив и хвастлив. Если он выдвигал какую-то идею, а Гор со свойственным ему здоровым скептицизмом ее опровергал, Мелькор впадал в такую ярость, что сперва майа пугался до икоты. Потом привык. Отбушевав, Мелькор начинал думать и обычно соглашался с Гором. При всем его самолюбии он со льстившей его ученику откровенностью признавал его интеллектуальное превосходство. Гор был совершенно счастлив, когда Мелькор хлопал его спине и говорил с уважением в голосе: «Ну у тебя и башка! Соображаешь». Тогда Гору казалось, что он готов сделать для Мелькора все.
Строительство крепости продвигалось очень быстро, скоро Гор совсем забыл про Валинор и собственный дом, искренне наслаждаясь новыми возможностями. Он совсем освоился с драконами и даже научился ими командовать, так что Анкалагон, совершенно не расположенный к трудовой деятельности и по обычной небрежности Мелькора предпочитавший порхать над лесом, выжигая в нем дыханием причудливые узоры, таскал камни, бревна, копал хвостом и лапами рвы, ворча, конечно, но подчиняясь.
Занялся Гор и темными эльфами, мигом пристроив их к делу — у них был талант ко всякой мелкой работе, так что они занимались отделкой внутренних помещений.
Особенно он потрудился над отделкой покоев Мелькора. Они были выложены черным мрамором, портьеры алые, как огонь, на окнах рисунок, изображавший морозные узоры. Однако Могучий сильно удивил своего помощника, в первый раз придя с инспекцией работ.
— Очень здорово, — заявил он покрасневшему от удовольствия Гору. — Только не хватает одной вещи.
— Какой? — удивился Гор. Ему казалось, что он все предусмотрел: камин, кресла, рабочий стол, всевозможные шкафы и секретеры. Маленькая алхимическая лаборатория, на оборудование которой он убил кучу времени и использовал все секреты, которые узнал от Ауле.
— Кровати, — сказал Мелькор, весело на него глядя.
— Прости, Владыка, но зачем тебе кровать? — осведомился недоумевающий майа.
— Потом узнаешь, — отрезал Мелькор.
Гор спорить не стал и изготовил из мореного дуба узкую постель, наподобие той, что он видел у эльфов в Валиноре.
— Не годится, — сказал Мелькор. — Слишком узкая.
Они стояли в комнате, и Мелькор шагами отмерил изрядное пространство.
— Вот такая. И чтобы были подушки, шкуры потеплей и покрасивей. И мягкая. Мне не нужна эта деревяшка. Понял?
Майа, не переставая удивляться причудам Владыки, изготовил новую кровать. Она была огромной, с резным изголовьем, застланная гигантской шкурой белого полярного медведя с длинным шелковистым мехом. Мелькор был страшно доволен. Он попрыгал на ней, погладил шкуру и сказал удовлетворенно:
— Ты отлично потрудился. Это надо обмыть. Приходи, как разделаешься с делами, выпьем вина.
Гор любил, когда Мелькор приглашал его к себе. Самые лучшие часы они проводили вместе, сидя где-нибудь на крепостной стене или в пещере глубоко у самого основания Утумно.
Там находились алмазные копи. Мелькор приказал вскрыть жилу и прямо в породе огранить бриллианты. По его же приказу повсюду развесили светильники, свет которых дробился разноцветными лучами в гранях драгоценных камней. Эту идею подал Мелькору гном, один из первых, проснувшихся у горного озера далеко на востоке Средиземья. Мелькор, познакомившись с гномом, утверждал, что скоро от этой вредной породы никому житья не будет. Гору гном понравился своей вдумчивостью и вкусом во всем, что касалось камней и металлов. Он, конечно, раскритиковал Утумно в пух и прах, так что Мелькор хотел с ним драться, но Гор гнома благоразумно увел, напоил вином и отправил восвояси. Мелькор кипел еще два дня, но несколько здравых советов, поданных гномом, провел в жизнь.
Гор быстро разделался с делами и пришел к Мелькору. Вала в своем неизменном черном балахоне сидел с ногами на постели и слушал игру на лютне, которой развлекал его эльф-авари. Увидев майа, эльф вскочил и поклонился.
— Иди, красавчик, — благосклонно сказал ему Мелькор, — и подай нам вон тот поднос, который стоит у камина.
Эльф безмолвно повиновался. Мелькор на прощание взял его за остроконечное ушко и ласково дунул в него.
— Ушастик, — сказал он. — Люблю эльфов.
Мелькор посмотрел на Гора и похлопал по краю постели. Гор уселся, куда ему было указано. На подносе, который эльф водрузил на кровать, стоял кувшин с вином, две чаши и на блюде черный виноград. Мелькор отщипнул тонкими пальцами кисть, поднял ее над лицом, запрокинув голову, и ягоды одна за другой начали сами срываться ему в рот. Гор не решался протянуть руку к угощению. Он не мог понять настроения Могучего. Он казался каким-то неправдоподобно расслабленным и томным.
— Гор, ты не скучаешь по Валинору? — поинтересовался Мелькор, покончив с виноградом.
— Нет, почему ты это спросил?
— Ну так, на всякий случай. Давай выпьем.
Гор сам разлил вино в чаши. Мелькор взял одну и поднял на уровень лица.
— Пью за тебя, — сказал он, — моего единственного друга.
Гор смутился.
— Ну почему? — начал было возражать он. — Я не один…
— Не спорь, — мягко оборвал его Мелькор. — Я знаю, что говорю.
У Гора порозовели щеки. Он и не надеялся когда-нибудь услышать от Мелькора подобное. В глубине души он считал, что Вала просто привязался к нему, но мог бы запросто обойтись и без Гора, тогда как сам майа не представлял себе жизни в отсутствие Мелькора.
— Я тоже хочу выпить за тебя, — растроганно произнес он, — ты просто не представляешь, что ты для меня.
Мелькор усмехнулся одними губами. Он вдруг протянул руку и точно так же, как прежде эльфа, несильно взял Гора за ухо.
— Ты хороший, — тихо сказал он, — ты меня терпишь… Я тебя люблю.
Он за ухо притянул к себе Гора и бережно поцеловал в щеку. По телу майа разлилось приятное тепло. В Валиноре поцелуи были не приняты. Там вообще никто не выражал свою приязнь другому существу прикосновениями. Было дико, например, подумать, что Ауле мог бы его поцеловать. Он даже не дотрагивался никогда до Гора. Ну, и если не считать хлопков Мелькора по плечу и по спине, которыми он выражал одобрение, к нему вообще никто никогда не прикасался. И это было так приятно, что Гор только улыбнулся благодарно, подумав, что не забудет этого поцелуя и будет хранить его, как счастливую и сладкую тайну всю жизнь. Но Мелькор не остановился на достигнутом. Он придвинулся к майа вплотную и обнял его за плечи. Это было еще одно необычное ощущение для такого холодного интеллектуала, как Гор. Рука Могучего была теплой и тяжелой, от волос и кожи пахло сандалом, и его горячее дыхание обжигало Гору ухо. Это было так приятно, что майа стало страшно. У него даже мелькнула странная боязливая мысль, что можно было бы освободиться сейчас от своего плотского облика, чтобы не испытывать этих дурманящих ощущений от близости Мятежного. Но он даже не отодвинулся.
— Слушай, Гор, — Мелькор говорил низким тихим голосом, от которого странная вибрация прошла по позвоночнику майа и внутри ощутимо потеплело. — Ты правда оставил Валинор без сожаления? Может, там был кто-то, кого бы тебе жалко было оставить?
Гор честно перебрал своих друзей и знакомых и правдиво ответил:
— Нет, никого. А почему ты спрашиваешь?
Мелькор рассмеялся хриплым смешком. Поглядел в глаза Гору, и тому показалось, что его синие глаза стали совсем темными.
— Да мне интересно, не завел ли ты романа с каким-нибудь смазливым эльфом, малыш. Или эльфийкой.
— Я? — спросил Гор с искренним удивлением. Он видел влюбленных эльфов, эльфийские семьи, но, честно говоря, себя никак в этом качестве не представлял. Да и вообще он плохо понимал, что такое плотская любовь. Выяснив ее теоретические аспекты и зная, что именно оттуда берутся дети, он закрыл для себя этот вопрос, как интереса не представляющий. Вот вывести каких-нибудь новых существ, это пожалуйста.
Мелькор же, судя по всему, о детях не думал. А думал о чем-то таком, чего Гор не понимал. Потому что он приблизил свои губы к его виску и сказал совсем хрипло:
— У тебя такие красивые ушки. Лучше, чем у любого эльфа. Можно, я его поцелую?
— Да, — с замиранием сердца ответил Гор. Он не решался пошевельнуться, словно мог спугнуть Мелькора, но Могучий явно имел на него какие-то особые планы, и нужно было бы приложить очень большие усилия, чтобы заставить его отказаться от них.
Он отодвинул волосы Гора и коснулся губами его уха.
— Ну, просто прелесть, — близко-близко услышал Гор его удовлетворенный шепот. — Я тебя укушу.
Вслед за этим острые зубы Мелькора крепко прикусили мочку уха Гора. Тот непроизвольно дернулся и воскликнул:
— Мелькор!
Вала уже снова сидел перед ним. Он взял руки Гора в свои и рассматривал их с явным интересом.
— У тебя такие красивые руки, — заявил он. — И сам ты очень красив, иначе я и не подумал было спасать тебя от Анкалагона.
Гор почувствовал обиду.
— Так бы и не подумал? — проговорил он.
— Ну, не знаю.
Мелькор продолжал возиться с его руками, перебирал пальцы, оглаживал кисти с тыльной стороны. Гор все больше погружался в блаженное оцепенение. Раньше с ним такого не бывало. Ему-то казалось, что он знает себя, но оказалось, его плотское тело таило в себе сюрпризы, к счастью, очень приятные.
— Мелькор, — непослушным языком проговорил Гортхаур, — что это ты делаешь? Не надо…
— Почему? — шепотом произнес Мелькор, облизнув губы кончиком языка, — мне кажется, тебе нравится…
— Я думаю, мы не должны…
— Этому тебя в Валиноре научили? Вот еще глупости, — Мелькор сел ближе к Гортхауру и снова обнял его за плечи.
Гор посмотрел на него. Он не уставал удивляться Мелькору — вот уж кто, казалось, знал все загадки мироздания, в том числе и ту, почему у Гора так сладко и мучительно ноет в животе, когда Вала кладет ему руки на плечи.
— Можно, я тебя поцелую? — спросил Мелькор.
Гор кивнул и зачем-то прикрыл глаза.
— Нет, смотри на меня, — приказал Мелькор.
Он взял руку Гора и положил себе на плечо.
— Вот так будет удобнее.
Гор не успел ни слова вымолвить в ответ, когда губы Могучего накрыли его рот. Гор всегда считал поцелуй просто соприкосновением губ, но Мелькору удалось развить и углубить это представление. Спустя полминуты задыхающийся и растрепанный Гор вырвался из его объятий. Щеки у него полыхали, а между ног возник и все увеличивался приятный, но несколько обременительный дискомфорт.
Мелькор смотрел на него с усмешкой. Он протянул руку и взял Гора за плечо, намереваясь притянуть к себе, но тот вырвался и вскочил на ноги. Ему было страшно. Он не знал, что будет дальше, знал только, что Мелькор хочет сделать что-то, результатом чего будет его полное подчинение воле Могучего. Гор не хотел этого. Он не хотел принадлежать Мелу всецело, он не собирался отдаваться ему в полную власть, чтобы Мелькор под ней ни понимал.
— Я должен идти, — хрипло выдавил он и испарился, не дав Мелькору сказать и слова.
Крылатый был в ярости. Он настолько был уверен в успехе своего предприятия, что даже и не представлял, насколько унизительным и болезненным будет крушение всех его планов. Гор только что был рядом, соблазнительно жаркий, смущенный, разгоряченный, он хотел этого не меньше, чем Мелькор, и теперь неизвестно какое упрямство побудило майа смотать удочки так быстро, что Мелькор даже не успел его остановить. Он не привык к этому, все, что он хотел, доставалось ему в руки моментально, кроме, пожалуй, одного, о чем Мел молчал даже с Гором. И теперь он ощущал себя так, как будто ему ни за что ни про что влепили пощечину. Как он мог не захотеть его? Как он мог так обойтись с ним? Мелькору хотелось найти дерзкого майа и разделаться с ним по-свойски. Но гораздо больше ему хотелось заняться с ним любовью.
Он упал на постель ничком, уткнувшись лицом в шелковистый мех. И представил себе Гора в своих руках, Гора, который будет делать то, что он хочет, наконец-то покорится ему, его длинные черные трепещущие ресницы и такие соблазнительно горячие губы, которые он попробовал лишь раз, но теперь его трясло от одного воспоминания, словно Гор заразил его какой-то болезнью. Мелькор сжал в пальцах густой мех и рванул, выдрав порядочный клок. Он надеялся, что Гор не смоется в Валинор после того, что было, но он даже думать боялся о том, что за стена встанет между ними теперь и как ее разрушить.

Прошло около недели. Мелькор держался так, как будто ничего не произошло, и Гор, поначалу терявшийся в его присутствии и даже избегавший его, понемногу расслабился. Он много работал в своей лаборатории, в которой иногда к нему присоединялся и Мелькор. Черному Вале претила идея систематических занятий, но иногда на него накатывало вдохновение, и тогда он работал, не покладая рук, и производил на свет нечто грандиозное и неудобоваримое, вроде драконов или саламандр. Гор предпочитал вещи более практические. Он работал над усовершенствованием орочьей породы и очень обижался тому, как мало отклика находили его старания в душах орков. Гораздо больше они ценили изобретение Мелькора — водку, и одного Валу почитали истинным благодетелем своего племени.
Свободное время Гор посвящал прогулкам по Утумно. Цитадель жила собственной жизнью. Сюда набежало довольно много существ, которые нигде в мире не нашли себе местечка по душе и сосуществовали в несколько нервозном согласии на разных уровнях Утумно. Начальство они в лицо не знали, но готовы были благоговеть перед каждым, кто не давался на зуб.
Исключением в этом сообществе были темные эльфы. Они хорошо знали Мела и очень любили его, поскольку он предоставлял им кров и защиту от превратностей внешнего мира.
Эльфы жили не слишком глубоко, чтобы не страдать от холода подземных казематов, но и не на самых верхних ярусах, где, несмотря на громкие проклятия Мелькора и усилия Гортахаура, протекала кровля. Их помещения были самыми обжитыми в Утумно, за исключением, может быть, разве что покоев Мелькора. Эльфам безраздельно принадлежало несколько галерей, сквозь слюдяные окна которых открывался вид на северные равнины, большие залы с каминами и коврами на полу, а также бесчисленное множество маленьких уютных спаленок. Большую часть дня эльфы проводили в своих залах, собираясь целыми компаниями возле каминов, болтая, расчесывая друг другу длинные волосы или затевая игры.
Гор близко познакомился с ними во время одной из своих прогулок. Он шел по коридору Цитадели, закутавшись в плащ, потому что снаружи стояла зима и за исключением нескольких оазисов тепла поблизости от печей каменная громада Утумно стояла промерзшая от чердаков до подвалов. Вдруг мимо Гортхаура проскользнула тень, потом еще несколько, кто-то несильно толкнул его в бок.
— Эй! — повысил голос Гортхаур. — Кто это?
В полумраке он различал несколько невысоких фигурок, закутанных в плащи с капюшонами и почти неразличимых на фоне стен.
— Простите, господин Гортхаур! Здравствуйте, господин Гортхаур! — раздалось в ответ несколько мелодичных голосов.
Гор, присмотревшись, увидел под капюшонами лица эльфов. Они несли что-то, прижав к груди, но ноша их была скрыта складками плащей.
— Если вы замерзли, вы можете отогреться у нас, — выступив вперед, с поклоном произнес один эльф.
Остальные дружно поддержали его. Радушие эльфов было так непритворно, что растроганный Гортхаур последовал за ними.
— У нас сегодня праздник, — доверительно сказал ему один эльф, — у нас есть яблочный сидр!
Гор усмехнулся тому, как безбоязненно вели себя с ним эти создания, тогда как другие, куда более опасные существа, шарахались в темные углы, едва завидев в отдалении фигуру майа.
Владения эльфов отделялись от прочих помещений Цитадели прочной дверью мореного дуба. Едва путники переступили порог, их охватило приятное тепло и ноздрей коснулись сладкие ароматы.
Эльфы скинули плащи. Гортхаур последовал их примеру, с любопытством озирая своих попутчиков. До этого он никогда не видел темного эльфа вблизи. На них были кафтаны и штаны, заправленные в сапожки. У всех на одежде поблескивало шитье и драгоценные камни. Хрупкостью сложения и грацией эльфы напоминали детей, а по их миловидным личикам невозможно было определить, какого они пола.
Гора с должной почтительностью попросили пройти в общий зал, откуда доносилась музыка лютней и флейт. Гор остановился на пороге. В зале было светло от множества золотых и серебряных светильников. Здесь собрались, казалось, все эльфы, сколько их ни было в Цитадели. Они сидели прямо на полу, кое-кто вокруг низких столиков со сладостями и вином, большинство же у двух больших каминов. Над огнем на проволоках пеклись яблоки, распространяя сладкое благоухание. Спутники Гора принесли с собой еще много плодов и ссыпали свою ношу у каминов, где яблоки мигом начали расхватывать со смехом и восклицаниями.
Гора никто не представлял, но едва несколько эльфов обратили внимание на его высокую фигуру в темном одеянии до земли, как будто неслышный вихрь разнес по залу новость о его появлении. В сторону майа обратились все глаза. Говор голосов смолк. Эльфы смотрели на Гора без боязни, хотя и настороженно. До этого никто из хозяев Цитадели не посещал их. Майа почувствовал смущение, хоть и не явился непрошеным.
— Веселитесь, добрый народ, — сказал он. — Я посижу с вами, если вы дадите мне местечко у огня, снаружи такой холод, что кровь стынет.
Эльфы, услышав его ласковые слова, тут же успокоились и развеселились. С веселыми возгласами они освободили Гортхауру местечко у огня, предложили подушку для сидения и поставили перед ним на подносе кубок горячего вина и тарелочку с печеными яблоками.
Вокруг него возобновились беседы и веселая возня, хотя из стеснительности эльфы не решались заговаривать с самим другом Повелителя.
Гор обратил внимание на одну компанию. Один эльф полулежал на подушках, а двое других с заботливостью влюбленных ухаживали за ним: подавали лакомые кусочки, обмахивали ему лицо, которое припекало близкое пламя камина. Вся троица пребывала, видимо, в полном блаженстве и очень мало интересовалась окружающим.
Гор залюбовался лежащим эльфом. Он был очень красив даже по меркам своего племени. Густая копна пепельных волос в свете пламени отсвечивала рыжиной, темно-серые, приподнятые уголками к вискам глаза опушены длинными загнутыми ресницами, нежный рот с чуть вздернутой верхней губкой похож на диковинный экзотический цветок. В уголках губ словно бы пряталась усмешка, не язвительная, а кроткая и ласковая, такая, что Гору захотелось улыбнуться, глядя на него. Эльф тут же поймал его взгляд и коротко улыбнулся, приопустив длинные ресницы. Майа отвел глаза. В эльфах тьмы была та душераздирающая прелесть, которая вызывала почти у всех желание немедленно заполучить это чудесное существо и опекать его, что было сил.
Гор принялся за свои сидр и яблоки, наслаждаясь теплом и прочими физическими ощущениями, которые вообще очень любил. Он знал, как Мелькор относится к эльфам, и подумал, что сам бы не прочь завести себе такого пажа с чудными серыми глазами, может, это избавило бы его наконец от того чувства одиночества, которое вызывало в нем их отчуждение с Мелькором. Гор по-прежнему хотел быть еще ближе к Могучему и по-прежнему боялся этого, так что сам не знал, что делать, и, надо сказать, все эти размышления сильно ему мешали. Сейчас он опять задумался о том, что же все-таки хотел от него Мелькор, и загляделся в бушующее в очаге пламя, когда его колена коснулась маленькая рука.
— О чем ты задумался, мой господин? — мелодичный голосок прозвучал так неожиданно, что Гортхаур вздрогнул. Он поглядел вниз. У его ног сидел тот самый эльф, в отсветах пламени его глаза сияли, на лице было застенчивое и одновременно любопытное выражение.
— Почему ты это спрашиваешь, малыш? — осведомился он.
— У тебя такое выражение лица, словно тебя мучит неразрешимый вопрос, — тихо произнес эльф, видимо, стесняясь своей настойчивости.
— А ты догадливый, — покачал головой майа. Он был замкнут и не привык рассказывать о своих переживаниях, но тут, в теплом кругу света, ложившегося от очага, в компании этих милых беззаботных существ, ему вдруг захотелось с кем-нибудь посоветоваться. — Хорошо, я расскажу тебе. Может, ты знаешь об этом больше, чем я.
Пока Гор говорил, маленький эльф безмолвно сидел у его ног, глядя ему в лицо своими туманными глазами. По мере того, как он выговаривался, Гору становилось все легче и легче, словно этот груз настолько тяготил его, что он уже больше не мог его терпеть.
— Ну что ты скажешь, малыш? — спросил Гор наконец. — Что тогда случилось? Чего хотел от меня Владыка? Я не понимаю. Может, ты знаешь об этом больше. Расскажи мне.
— Он хотел твоей любви, — тихо произнес маленький эльф, опуская глаза. По лицу его разливался тонкий румянец, что-то, что Гор не понимал, сильно задело его в этом рассказе.
— Но я и так люблю его, — удивился Гор.
— Да, но не так, как он хочет. Он хочет касаться тебя, целовать, понимаешь? Хочет, чтобы ты был его, — голос эльфа стал хрипловатым, он коснулся тонкими пальчиками колена Гора, и майа почувствовал, как от этого шепота кровь начинает быстрее бежать по телу.
— Я не понимаю, о чем ты, — сдавленно пробормотал Гор.
— О любви, — произнес эльф тихо. — Неужели ты никогда не пробовал этого?
— Нет, — быстро ответил Гор и встал. Бьющаяся в ушах кровь мешала ему соображать. — Как тебя зовут?
— Ахтэ, — ответил эльф, по-прежнему глядя на него снизу вверх.
— Приходи завтра ко мне в лабораторию, — сказал Гор сухим голосом Саурона, Великого и Ужасного. — Мне нужен хороший подмастерье. Я думаю, ты подойдешь.
Эльф покорно склонил голову.

На следующее утро эльф явился в покои Гортхаура. На нем был плащ, делавший эльфов практически невидимыми в полумраке. Без них эти боязливые существа не рисковали путешествовать по Цитадели. В руках Ахтэ держал узелок со своими пожитками и меховое одеяло.
— Привет! — бодро сказал ему Гортхаур. — Ну ты экипировался! Как в дальнюю дорогу!
Ахтэ рассмеялся шутке майа. Он с готовностью бросил свою поклажу, чтобы приготовить завтрак, а потом принялся наводить в покоях Гора порядок по своему вкусу. Майа не мешал ему. Его забавляла деловитая суета Ахтэ. Гор подумал, что, пригласив эльфа к себе, он принял на редкость удачное решение. Даже если Ахтэ не сможет просветить его в том предмете, о котором он так жаждал узнать побольше, веселый и безобидный эльф сильно скрасит его существование.
Ахтэ совершенно не мешал Гору заниматься своими делами. Он только один раз, в полдень, позвал его к столу. Гор от обеда отказался, не чувствуя потребности в пище и вкушая ее лишь для удовольствия. Ахтэ на его отказ не обиделся и пообедал сам, а после обеда устроился отдыхать на ковре возле камина.
Гор решил, что ему придется обзавестись кроватью. До сих пор он не находил надобности в этом предмете меблировки, но присутствие эльфа наводило его на неопределенные мысли о тех удовольствиях, которые можно получить от него, помимо вкусных кушаний и домашнего уюта.
Вторую половину дня он потратил на изготовление кровати. Ахтэ с одобрением следил за его действиями. Когда кровать была готова, эльф натащил на нее столько подушек и одеял, что Гор в шутку сказал, что боится потерять там самого эльфа.
Ахтэ мелодично рассмеялся. Он с самого начала вел себя так, как будто собирается спать в одной постели с Гортхауром.
От ужина Гортхаур отказываться не стал. Они с эльфом поели паштета из голубей, намазывая его на хрустящие хлебцы и запивая вином. Потом Гор придвинул кресло к камину, уселся в него и, обернувшись к эльфу, похлопал себя по колену.
Несмотря на показную непринужденность, он чувствовал неуверенность. До этих пор ему не приходилось вступать с кем бы то ни было в нежные отношения. Гортхаур очень боялся сделать что-нибудь не так, чем-нибудь задеть Ахтэ. Его очень ободрило то, что эльф охотно и даже с видимым удовольствием забрался к нему на колени.
— Ты хочешь поговорить? — спросил он.
— Да, малыш, — сказал Гор. — Я хотя и майа, кое в чем соображаю хуже, чем ты. Я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил.
Эльф смотрел ему в лицо своими огромными глазами, которые сейчас казались черными. От него приятно пахло какими-то цветами. У Гортхаура мелькнула мысль, что все свои затруднения относительно любви он может разрешить и без помощи слов, но он не поддался ей.
— Господин мой, если ты хочешь говорить о любви, — как будто угадав его мысли, проговорил Ахтэ, — то нет ничего проще.
Он облизнул губы кончиком язычка и улыбнулся. Он был совсем легоньким и примостился на коленях у Гора так естественно, словно не привык сидеть ни на чем другом. Гор внимательно смотрел на него.
— Любовь — это когда тебе хочется быть рядом с кем-нибудь, дотрагиваться до него, целовать, — Ахтэ мечтательно полузакрыл глаза. — Это самое прекрасное чувство из всех, какие я знаю. Ты можешь быть так счастлив, что твое прежнее существование покажется тебе нелепой ошибкой.
— А если я поцелую тебя, — с улыбкой спросил Гортхаур, — это будет любовью?
— Конечно, — уверенно отозвался Ахтэ. — Если тебе этого хочется.
— Я не знаю, — продолжая улыбаться, сказал Гортхаур. — Ты меня не можешь убедить в этом?
Эльф рассмеялся. Он взял одну руку Гортхаура и положил себе на талию. У Гора дрогнули пальцы, таким горячим было под одеждой тело эльфа. Ахтэ склонил голову, и майа почувствовал влажное и горячее прикосновение его губ на шее.
Он сидел, не двигаясь, хотя ему очень хотелось стиснуть эльфа как следует, этим пока исчерпывались его представления о любви. И в то же время ему хотелось сидеть неподвижно, чтобы не упустить ни одного движения Ахтэ, которые приносили ему такое наслаждение. Горячие губы Ахтэ исследовали его шею, линию подбородка и краешек уха, потом он очень нежно коснулся рта Гора, некоторое время целовал его короткими поцелуями, а потом влажный быстрый язычок раздвинул губы, и Ахтэ начал горячо целовать майа, постанывая от удовольствия. Минуты через две до Гора дошло, что если он ответит, это будет только приятней. Он вспоминал, как язык Мелькора пробовал его рот, жадные губы Могучего, его острые зубы, как он ласкал его язык и десны, и это воспоминание так возбудило Гора, что у него закружилась голова и он стиснул эльфа в объятиях и запрокинул ему голову. Ахтэ, который желал Гора, но при этом хотел еще и обучить его всему, забыл о своих планах. В кольце его рук ему хотелось только одного — немедленного удовлетворения, он стал ерзать на коленях помощника Мелькора, запуская пальцы в его волосы. Гор целовал его требовательно, гладя спину, ероша волосы, он тяжело дышал, и Ахтэ чувствовал через одежду крепость его члена. Но тут внезапно над ними раздался гневный окрик.
— Гор! — Они оторвались друг от друга и повернулись к двери, на лице Гора было изумленное выражение, его черные глаза были еще затуманены, словно Мелькор разбудил его. На хорошенькой раскрасневшейся мордочке Ахтэ был написан кромешный ужас.
— Мел? — с удивлением произнес Гортхаур. — Что произошло?
Мелькор стоял у двери и смотрел на него с неописуемым выражением лица. Это были и злость, и отчаяние, и обида. Гор легко ссадил Ахтэ с колен. Маленький эльф тут же забился в угол.
— Вот, значит, как, — медленно, с тяжелой злобой произнес Мел. — Значит, я для тебя недостаточно хорош. А этот маленький паршивец — то, что надо…
Гор совершенно ничего не понимал. То, что он делал с Ахтэ, было для него логичным и понятным — он хотел знать, что такое любовь, потому что это было тем, что хотел от него его Повелитель.
— Мел, — сказал он осторожно. — На что ты злишься? Я не понимаю. Что я сделал?
— Ты или идиот, или… — Мел не договорил, развернулся и вышел.
— Что с ним? — Гор испуганно обернулся к Ахтэ. — Что ему не понравилось, ты понимаешь что-нибудь?
— Он приревновал тебя, — Ахтэ все еще дрожал. — Ревность — это часть любви.
— Я ничего не понимаю, — Гор в отчаянии сел на стул и обхватил голову руками.

На следующий день Мелькор велел привести к нему Ахтэ. На него он не злился, потому что понимал: маленький эльф делал то, что ему сказали; но теперь Ахтэ был единственным способом понять, что все-таки происходит с Гором и есть ли какой-нибудь шанс получить его наконец.
Мелькор сидел на постели, расставив ноги и упершись ладонями в колени. Ахтэ стоял перед ним, в своей серой курточке с бахромой и узких штанах он выглядел особенно хрупким. Он дрожал от страха. Он был дураком, думая, что может заполучить Гортхаура, воспользовавшись его невинностью. Гор принадлежал Владыке, и не жалкому эльфу из Черной Цитадели было спорить с таким порядком вещей.
— Ты его любовник? — прямо спросил Мелькор, глядя в расширенные от страха зрачки Ахтэ.
— Нет, Владыка, — умоляюще прошептал Ахтэ, — нет, он просто хотел узнать, что такое любовь… И мы, мы только целовались.
Мелькор усмехнулся. От этой жестокой усмешки, на минуту исказившей его красивый рот, по телу эльфа прошла дрожь испуга и желания. Многие из его собратьев удовлетворяли желания Владыки, но Ахтэ никогда не был с ним, хотя и думал об этом.
— Значит, только целовались? — спросил он.
— Да, Владыка, — у маленького эльфа подгибались колени. — Он совсем невинен, он не знает, чего ты хотел от него, я думал, что смогу научить его…
— Ты?! — рявкнул Мелькор. — Ты можешь научить его?! Да ты хоть понимаешь, кто ты и кто он, щенок?
Ахтэ рухнул на колени. Темные эльфы искренне любили Владыку, и не меньше, чем страх, Ахтэ мучило то, что он огорчил его.
— Встань, — сказал Мелькор устало. — И раздевайся. Я хочу знать, чему ты пытался его научить.
Ахтэ дрожащими пальцами расстегнул курточку, снял, стянул штаны. Его хрупкое тело поражало гибкостью и нежностью очертаний, тонкая талия подчеркивала изгиб бедер, кожа изнутри светилась молочной, перламутровой белизной. «Гор переспал с ним, — подумал Мел со злобой и вожделением. — Он не смог бы против него устоять. Мальчишка врет мне».
— Подойди, — сказал он. Ахтэ подошел и остановился между раздвинутых колен Владыки.
Гор, который входил к Мелькору без стука, остановился за портьерами. Он видел обнаженного эльфа, стоявшего рядом с Мелом, увидел, как ладонь Мелькора легла на его бедро. Теперь он понимал, что это зрелище не предназначено для чужих глаз и надо бы уйти, но его ноги приросли к полу. Теперь он жадно мечтал узнать как можно больше об этой таинственной плотской любви, о которой знали эти двое, а он — нет, он хотел бы оказаться рядом с ними, но он смертельно завидовал маленькому эльфу, которого касались руки Мелькора.
Пальцы Мелькора стиснули ягодицы Ахтэ, и Гор увидел, как изогнулся эльф, копна его густых волос опустилась ниже лопаток. Мелькор раздвинул ему ягодицы и провел между ними пальцами.
— Неужели Гор там не был? — спросил он тихо. — И как он удержался?
— Нет, — простонал эльф, — Владыка, я клянусь.
— Не клянись. — Мелькор заставил эльфа встать на колени перед ним. — Лучше доставь мне удовольствие.
И Гор увидел, как он высвобождает из штанов свой напряженный, увеличившийся в два раза член. Все остальное заслонили ему пепельные волосы Ахтэ, когда эльф склонился над членом Мелькора. Гор видел, только исказившееся, как ему поначалу показалось, от боли, лицо Могучего. Он еще не научился распознавать выражение блаженства. Он весь подался вперед, боясь упустить хоть одно движение Ахтэ и Мелькора. Плоть его перестала слушаться приказов разума. У Гортхаура подкашивались ноги от непонятной слабости. Никогда прежде он не испытывал такого: его тело требовало свой доли наслаждения, звало его туда, где двое на его глазах предавались любви.
Ахтэ был искушен в деле, которое темные эльфы считают самой важной частью жизни. Его язычок прилежно обрабатывал член Мелькора, куда более изобретательный в ласках, чем могли бы быть пальцы. Мелькор уже стонал в голос. Он откинул голову назад, на висках показались капли пота. Он вцепился обеими руками в волосы эльфа, раскачиваясь вместе с ним. Маленький Ахтэ прикладывал все силы, чтобы сохранить равновесие. Гортхаур видел, как напрягаются его спина и руки, которыми он вцепился бедра Мелькора. Это зрелище доводило его до безумия, он почувствовал, что его собственный член встал и своей тяжестью и жаром напоминал о себе. Гор, не соображая, что делает, стиснул его рукой под одеянием. Наслаждение от этого прикосновения пронзило его, и Гор громко застонал, но его стон потонул в крике Мелькора.
Темный Вала вдруг резко оттолкнул эльфа. Гор похолодел. Это движение болезненно отдалось во всем его теле. Он хотел, чтобы Мелькор продолжал. Чувствительность его была обострена настолько, что он сам как будто полностью переселился в тело своего повелителя.
— Встань, — хриплым голосом приказал Мелькор.
Ахтэ, покачнувшись, поднялся на ноги. Гор не мог оторвать глаз от его округлых ягодиц. Он сейчас отдал бы полжизни за то, чтобы коснуться их рукой, ощутить нежность вожделенной плоти.
Мелькор приказал Ахтэ встать на четвереньки на постель. Он повернулся к Гору так, что тот мог полюбоваться его членом, торчащим из штанов. Майа сжал руками портьеру. Он вдруг почувствовал, что такое любовь, о которой говорил Ахтэ: быть рядом с Мелькором, целовать его и принадлежать ему. И в то же время он не ревновал Мелькора. Он как будто растворился одновременно в обоих любовниках. Его снедала и жажда обладания, и желание отдаваться.
Мелькор взял со столика возле кровати хрустальный пузырек, снял крышку, налил что-то себе на руку и осторожно провел ею между ягодицами мальчика. Ахтэ прогнулся и застонал от этого прикосновения. Он пошире расставил ноги и уперся руками в постель. Рука Гортхаура начала оглаживать член, непроизвольно подлаживаясь под токи, которые посылало ждущее наслаждения тело.
Мелькор встал к Ахтэ вплотную и крепко положил обе руки на его тонкую талию.
— Готов, малыш? — негромко спросил он.
Гортхаур не услышал ответа Ахтэ. Мелькор сделал одно долгое и мягкое движение бедрами, и эльф закричал.
Гор уже ничего не соображал. Его рука находила нужные чувствительные места на его собственном члене, когда он смотрел на то, как Мелькор сильными толчками входит в Ахтэ. Эльф переступал коленями на постели, прогибался в спинке, стонал, он двигался, и Гор понимал, как ему хочется, чтобы огромное орудие Мелькора заполнило его целиком, он сам ощущал это ненасытное желание, и то, что он был один, что ничьи руки не касались его тела, причиняло ему странное страдание, словно он испытывал голод — в первый раз в жизни. Движения его ладони убыстрялись, он не отрывал глаз от искаженного вожделением лица Мелькора, от капель пота на его лбу, от того, как он прикусывал нижнюю губу и притягивал Ахтэ к себе, насаживая его на свой член еще глубже. Он двигался все быстрее и быстрее, и когда он хрипло закричал, опрокидывая эльфа на постель, вминая его всем телом в белый мех, Гор почувствовал, как наслаждение взрывается в нем, растекаясь по каждой жилке, колени у него подогнулись, он прислонился к стене, выплескивая себя в ладонь, задыхаясь, вскрикивая и так сильно желая быть в эту минуту с Мелом, что чуть не потерял сознания от этого желания.
Он не мог больше сопротивляться этому. Он шагнул в комнату, как был, растрепанный, с безумными глазами, как раз в тот момент, когда Мел поднялся с Ахтэ, и тут же встретился с ним взглядом.
— Гор? — У Мелькора было такое странное, испуганное лицо, словно он боялся Гортхаура. — Что ты здесь делаешь?
— Я пришел к тебе, — с трудом выговорил Гор, — Я тоже хочу… Я хочу этого.
Мелькор вскочил и, схватив его за руку, потащил на постель. Гора трясло от пережитого, его член тут же начал подниматься, как только он почувствовал теплое прикосновение ладони Мела. Мелькор сорвал с себя одежду, которую не снимал, развлекаясь с Ахтэ, и помог раздеться Гору. Маленький эльф отодвинулся к краю постели, с ужасом, любопытством и вожделением глядя на майа, на лице которого было безумное, испуганное и растерянное выражение.
Мелькор и Гортхаур рухнули на постель так, что она заскрипела. Мелькор сразу же обвил майа руками и припал ртом к его губам. Это прикосновение уже не было Гортхауру в новинку, и он сразу же послушно приоткрыл рот, пропуская внутрь язык Мелькора, так не терпелось ему поскорей испытать все, чему он был свидетелем, стоя за портьерой. Он сходил с ума, чувствуя на своем обнаженном теле руки Мелькора. Каждая клеточка его кожи отзывалась мучительным наслаждением на прикосновение горячих и сильных пальцев Могучего.
Мелькор, не желал терять ни минуты, когда его возлюбленный наконец-то очутился в его власти. Он заставил Гортхаура повернуться спиной к себе и требовательно запустил руку ему между бедер. Его пальцы обхватили напряженный член Гортхаура и принялись оглаживать его мягкими прикосновениями, скорее для того, чтобы раздразнить, а не для того, чтобы доставить удовольствие. Свободной рукой он удерживал Гора за талию, крепко прижимаясь сзади бедрами к его бедрам. Мелькору хотелось, чтобы Гортхаур до конца понял, что он в его власти, почувствовал силу его страсти и смирился.
— Ты будешь меня слушаться, — шепнул он на ухо Гору. — Я хочу, чтобы ты был очень послушен, тогда я доставлю тебе удовольствие, которого ты хочешь.
— Да! — простонал Гор.
Он покорно раздвигал бедра, пытался тереться ими о руку Мелькора. Его не смущала ни собственная поза, ни нагота, ни слова Могучего. Он мечтал оказаться в его власти, чтобы Повелитель оттрахал его так же, как Ахтэ. Ему хотелось, чтобы Мелькор поставил его в самую унизительную и непристойную позу и взял, покорного, готового к совокуплению, жаждущего его. Гортхаур чувствовал, что только тогда могла бы найти удовлетворение его любовь к Мелькору, такая сильная, так долго таившаяся под спудом, что теперь, высвобождаясь, она заставляла холодного Гортхаура забыть про себя.
Гор громко стонал и извивался в руках Мелькора. Ахтэ, сжавшийся в комочек на краю постели, видя, что майа и Вала не обращают на него внимания, подобрался к ним поближе. Маленький эльф, несмотря на то, что его только что оттрахал Мелькор, снова изнемогал от вожделения. Он лег рядом с Гором и начал робко, но все более увлеченно и страстно целовать его.
— Давай, малыш, — одобрительно произнес Мелькор, не переставая ласкать возлюбленного. — Целуй его крепче. Я хочу, чтобы он совсем голову потерял.
Рука, которой он удерживал Гора, разжалась. Большим и указательным пальцем Мелькор сжал сосок Гора. Тело майа содрогалось. Он не мог стонать, потому что его ртом завладел Ахтэ, но пальцы на его руках сжимались и разжимались, а бедра ритмично двигались, с каждым разом все сильнее прижимая пальцы Мелькора. Но Могучий не дал своему возлюбленному кончить так просто. Он приказал Ахтэ отпустить Гортхаура и сам отпустил его. Измученный, тяжело дышащий Гортхаур упал на смятые простыни. Мелькор, отстранившись, с восхищением смотрел на его тело.
Он привык любоваться изяществом черных эльфов. Гор же был мужчина, такой же, как он сам, и это почему-то возбуждало Мелькора так, как никогда не возбуждал самый прекрасный эльф.
— Повернись на живот, — мягко попросил он.
Гор подчинился.
Мелькор снова взял хрустальный флакончик, в котором держал ароматное масло и вылил почти половину его содержимого себе на пальцы.
Ахтэ расширившимся глазами следил за этими приготовлениями. Гор лежал, уронив голову на сгиб руки. Со стороны могло показаться, что он совершенно отключился от происходящего, в то время как на самом деле его тело так отчаянно просило любви, что Гортхаур боялся пошевелиться, чтобы не кончить в ту же секунду.
Мелькор коленом заставил его раздвинуть бедра и бережно вложил два скользких от масла пальца между его крепкими ягодицами. Гор коротко простонал. Боли он не чувствовал, только жар, который терзал его, усилился, прикосновение горячей простыни к члену было невыносимым. Мел всунул пальцы так глубоко, как мог, и Гор почувствовал, что они массируют какую-то болезненно чувствительную точку внутри него. Он ощущал на своей шее горячее дыхание Мелькора, потом Могучий отодвинул в сторону его темные тяжелые волосы и принялся целовать позвонки на загривке, плечи, лопатки, он захватывал губами гладкую кожу и думал, что никогда не испытывал такого дикого желания, как при прикосновениях к этому сильному мужскому телу, покорно распростертому перед ним. Гортхаур повернул голову, и Мел видел его тонкий острый профиль, черную бахрому полуопущенных ресниц и синеватый блеск белка. Он рывком вытащил пальцы и хотел уже войти в Гора резко и сильно, но в последний момент почувствовал к нему, бессильно лежащему ничком, такую острую нежность, что остановился. Смуглая спина Гора казалась ему какой-то трогательно беззащитной, он полностью отдавался своему Владыке, а натура Мелькора была такова, что его гнев и упрямство моментально исчезали, как только он видел смирение и покорность жертвы.
Гор почувствовал, как твердая головка члена уперлась в его отверстие, и понял, что он больше не может терпеть. Он сделал резкое движение, и Мелькор сразу вошел в него до конца, сильно растягивая влажные эластичные ткани.
— О, да… — простонал Гор, приподнимаясь на руках. Ахтэ, сжавшийся в комочек у изголовья, не отрываясь, смотрел на его искаженное лицо потемневшими от страсти глазами. Мелькор легко подхватил Гора за талию и заставил его сесть на себя, согнув ноги в коленях. От этого движения майа почувствовал, что член Мятежного скользнул в него еще глубже, от этого он вскрикнул и тут же кончил, не успев сдержаться.
— Слишком рано, — услышал он над ухом хриплый шепот Мелькора, — я с тобой еще не закончил.
Он тяжело и требовательно двинулся в теле Гора, расслабившемся. после оргазма.
— Ахтэ, займись им, — приказал Мелькор. Маленький эльф скользнул среди простыней, словно кремовая змейка. Гор в изнеможении откинул голову на плечо Мела, его тело звенело от слабости и освобождения, но тут влажные горячие губы коснулись его члена. И в ту же секунду Мелькор начал двигаться в нем, ровно, медленно и мощно. Ахтэ несколько раз провел язычком по начинающей снова затвердевать плоти Гора, дразняще коснулся языком головки, и майа почувствовал, что может продолжать это бесконечно. Он принялся приподниматься на члене Мела, стараясь двигаться резче и жестче, не отрывая взгляда от бархатной спинки Ахтэ и его ягодиц, он взял руки Мела в свои и сцепил их на своем животе. Мелькор уронил голову ему на плечо и стонал все громче.
— Давай… Давай… — шептал он на ухо Гортхауру.
Майа обхватывал его бедра своими, он наклонился вперед, чтобы дать Мелькору войти в себя как можно глубже. Наслаждение, которое он получал, отдаваясь любимому существу, слыша его стоны, было во сто крат сильней, чем наслаждение, которое он мог бы получить с Ахтэ. Он сливался с ним воедино. Гортхаур уже не понимал, чье удовольствие срывает с его губ стоны и вскрики, его собственное или Мелькора.
Маленький эльф, упираясь руками в простыни, трудился на совесть. Гор с усилием проталкивал свой член в его влажный, послушно приоткрытый ротик, чувствуя себя балансирующим на грани, за которой наслаждение станет нестерпимым.
И вдруг беззвучная молния пронзила все его тело, на мгновение ослепив и оглушив его, и словно растворив в стихии огня. Гор, изогнувшись, отчаянно закричал. Семя Мелькора обжигающий струей извергалось в глубь его тела, а его собственная сперма лилась в горло Ахтэ. Мелькор в шоке оргазма изо всех сил обхватил руками тело Гортхаура, бессильно упавшего в его объятия. С минуту они сидели неподвижно, потом Ахтэ поднял голову. Его глаза блестели шальным блеском, на щеках горел румянец, губы запеклись. Он смущенно смотрел на влажное пятно на простынях там, куда пролилось его семя. Несмотря на это мальчик был так возбужден, словно и не трахался только что с Мелькором. Он избегал смотреть на двоих духов, застывших в объятиях друг друга.
Наконец Мелькор пошевелился, заставил Гортхаура повернуться лицом к себе. Он ласково рассмеялся.
— И все-таки я поимел тебя, — заявил он.
Гортхаур опустил ресницы и усмехнулся.
— Тебе понравилось? — спросил Мелькор.
Гортхаур кивнул.
— Я и не знал, что это так хорошо, — честно признался он.
— Ерунда, бывает еще лучше, — сказал Мелькор. — Хочешь, повторим? — Его глаза блестели в полутьме, он усмехнулся, кривой, шальной усмешкой, от которой у Гора поплыло в голове. — И малыша не надо обижать, — он бросил короткий взгляд в сторону Ахтэ. И снова посмотрел на Гора с желанием и нежностью. — Ну так?
— Хочу, — пролепетал он. И сам потянулся к губам Мелькора.

Сейчас, здесь, в чужом мире, в тысячелетиях от той ночи, Гор подумал, что любит Мелькора по-прежнему. Мелькор был ревнив, Гору это чувство было чуждо. Когда он узнал о его любви к Манвэ, он не испытал ничего, кроме желания помогать Мелькору и защищать его. Когда же Манвэ появился в Ангбанде, Гортхаур перенес на него часть этой любви. В глубине своей души он был уверен, что Мелькор всегда будет принадлежать ему. Он был единственным существом во вселенной, кроме Манвэ, которому Мелькор доверял безоглядно и не задумываясь. Это и было их любовью. Страсть была самым меньшим, что их связывало. И иногда самолюбивый, властный, гордый и подозрительный Гортхаур чувствовал такое счастье, такую обжигающую благодарность Мирозданию за Мела, что сам поражался своим чувствам.

— Ты понимаешь меня? — спросил он Малдера, завороженно ему внимавшего.
— Да, — проговорил Малдер, который уже напрочь забыл про пиво. — Какая же интересная у тебя жизнь.

Вуд сидел за столиком в элитном ночном клубе, в который пускали только избранных. Он жестоко страдал.
«Это все была галлюцинация и бред, — говорил он себе все три дня. — Что ты бесишься? Даже если нет, то он забыл про тебя. Если он тот, за кого себя выдает, ты перед ним ничто. Но скорее всего это ловкие мошенники. Только вот непонятно, что им было от тебя нужно. Он обманул тебя, успокойся, пей свою текилу».
И все же это было нестерпимо. Во-первых, он действительно поверил Олорину. Он поверил ему всем сердцем и так хотел, чтобы это все оказалось правдой. Это означало бы, что жизнь не бессмысленна. Что вправду существует другой мир, тысячи миров, в которых жизнь идет совсем не так, как тут, и может быть, когда-нибудь и он увидит сияющие вершины Мглистых гор, Светлый Валинор и Черную Крепость, залитую солнечным светом Хоббитанию и мрачную иглу Ортханка.
Во-вторых, сам Олорин вызывал в нем такие бурные чувства, что он сам себе удивлялся. Воля и огненный темперамент майа заставляли Вуда трепетать. Кругом было полно придурков любого пола, жаждавших его благосклонности, но, вопреки распространенному мнению об актерах, Элджи предпочитал серьезные отношения. Он был практичным и самостоятельным, но тут перед ним было нечто, полностью переворачивающее его жизнь. И тогда, когда оно было уже в его руках, — а он чувствовал, как Олорин смотрит на него, — все растаяло, как туман при утреннем солнце, и его жизнь вернулась в ту же накатанную колею. Он жалел, что не соблазнил Олорина в ту ночь, когда они оба напились. Элджи чувствовал себя Золушкой, упустившей своего принца.
— Сэр, — услышал он тихий голос. Хоть клуб был на вид очень отвязный, охрана свое дело знала. — К вам пришел человек, он утверждает, что вы его ждете.
У Вуда пересохло горло. Он знал, точно знал, что это был тот, кого он ждал.
— Как его имя? — спросил он, откашлявшись.
Охранник пожал плечами:
— Он говорит, что его зовут Олорин. Но я так и не понял, это его имя или фамилия. Пропустить?
— Да. Я его жду.
И когда он увидел высокую фигуру майа, стремительно шедшего к нему, он почувствовал, что все страхи и обиды, терзавшие его, растворяются, как сахар в горячем чае, и жизнь делается сладкой, как никогда.
Олорин сел рядом. Какое-то мгновение они смотрели в глаза друг другу, потом Элджи опустил взгляд.
— Прости, пожалуйста, — сказал Олорин горячо, взял его руку, лежавшую на столе и поцеловал. Элджи вздрогнул. Ему было плевать, смотрят на них или нет. — Я не мог прийти. Мы искали Манвэ. — Он продолжал держать его руку, поглаживая пальцы, лаская ладонь, сжимая ее в своей горячей руке.
— Нашли? — спросил Элджи, пытаясь справиться со смятением.
— Пока нет, — Олорин все так же смотрел на него, чувствуя себя на верху блаженства. Пока он добирался сюда, он почти уверил себя, что Элджи просто пошлет его тут же и разговаривать не станет.
— Давай, я закажу тебе выпить, — сказал Элджи, поднимая глаза и уже не в силах оторвать от майа взгляда. Они были похожи на людей, двигающихся и разговаривающих под гипнозом. Язык что-то говорил, но глаза видели совсем другое, недоступное больше никому. — Тебе покрепче или послаще?
— Все равно, — пальцы Олорина коснулись внутренней стороны запястья. Элджи позволял ему себя трогать, больше майа ничего не нужно было.
Элджи подозвал официанта.
— «Кровавый песок», пожалуйста, — произнес он механически, продолжая глядеть на Олорина, на его губы, вырезанные точно и твердо, на ямочку на подбородке, на нос с горбинкой, на светлые сверкающие глаза. Ему даже казалось, что он знает, как пахнет от этих кудрей — холодным сладким запахом водяных лилий.
Принесли выпивку. Клуб был свободных нравов, и никто бы даже не обратил внимания на то, что известный актер подцепил себе на ночь мужчину. Пресса здесь не поощрялась. На этом делали деньги. Олорин отхлебнул глоток и поставил бокал на стол. Он не знал, как ему сказать Элджи о своей любви, потому что он вообще не знал, что надо говорить. Он просто тонул в его глазах, которые в мерцающем свете стали совсем синими.
— Пойдем потанцуем, — едва ворочая языком от этого взгляда, предложил Элджи.
Олорин никогда не танцевал. Это было не его амплуа. Да и местные танцы были совсем не похожи на эльфийские пляски.
— Я не умею, — сказал он беспомощно, потому что ему хотелось делать все, что захочет Элджи.
— Тут нечего уметь, — пальцы Элджи сжали его кисть, и он потянул майа за собой. — Пошли.
Когда они прижались друг к другу и Элджи положил Олорину руки на плечи под чьи-то всхлипывания в динамиках, майа прильнул щекой к его кудрявым темным волосам и забыл обо всем. Его возможности стихийного духа были почти неограниченны даже в этом убогом мире, но только теперь он понимал, какое наслаждение могут доставлять самые простые вещи — чужое прикосновение, горячее дыхание на его шее, запах волос, музыка и красивый женский голос, поющий о любви. Эмоции перехлестывали через край, нигде, даже в лучшую пору Благословенной Земли, он не испытывал ничего подобного, он прильнул губами к волосам Элджи. Тот поднял на него испуганный взгляд, губы его подрагивали.
— Прости, — хрипло прошептал Олорин. — Но я так люблю тебя, я просто не могу… — он не успел договорить, Элджи разжал объятия, взял его за руку и потянул за собой. Через секунду они оказались в каком-то темном углу за портьерой, и горячие губы без лишних разговоров нашли рот Олорина. Он стиснул хрупкого актера что было силы, он отвечал на поцелуи, ему было жарко и казалось — все плавится вокруг, майа ощупывал тело своего возлюбленного так, словно пытался впитать его в себя всей поверхностью кожи. Руки Элджи ласкали его волосы, шею, плечи, он плотно прижимался к нему, и его дыхание становилось все тяжелее. Теплая рука нашарила застежку на джинсах и потянула вниз. Олорин не раз занимался любовью с эльфами, но всякий раз это превращалось в торжественное действо на огромной кровати. Свечи, курильницы, вино, созерцание прекрасного партнера — все это немного утомляло Олорина, но таковы были нравы валинорских эльфов и, честно говоря, майа не представлял себе ничего другого. Но тут в этой жаркой тесноте и спешке, под медоточивую незнакомую музыку, почти не видя лица партнера, ощущая только его губы, руки и учащенное дыхание, он испытывал в тысячи раз большее вожделение, чем с самым прекрасным эльфом. Элджи гнулся в его руках, как тростинка, он высвободил член Олорина из джинсов, и расстегнул свои. Его пальцы сомкнулись на твердой плоти, и Олорин, чтобы не стонать, прижался губами к его шее, захватив кожу и прикусывая ее зубами. Элджи продолжал ласкать его член и, найдя в темноте ладонь Олорина, положил ее себе на пах. «Пожалуйста, — безмолвно просил майа, — прошу тебя, моя любовь, только продолжай». Он глядел в белое пятно лица, глаза Элджи влажно сверкали, рот полуоткрылся, и Олорин поцеловал его в губы. Тесно сплетенные в объятии, они продолжали двигаться, в темноте, молча, целуя, кусая друг другу губы, шею, плечи, пока наконец оргазм не настиг их обоих. Олорин подхватил Элджи, у которого подкосились ноги. Он и сам едва держался в вертикальном положении, перед глазами плавали цветные пятна, все тело плавилось, и, казалось, он сейчас стечет по стенке, как растаявшее мороженое.
— Я тебя люблю, — прошептал Элджи через сбивающееся дыхание. — Поехали ко мне, сейчас, я прошу тебя.
— Да, куда угодно, — сумасшедшим шепотом ответил ему майа.
Он выскользнули из клуба и сели в машину Вуда.

Манвэ очнулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Повелитель Воздуха поднял голову. Перед глазами у него плыло, голова сильно болела. Манвэ с удивлением и любопытством прислушивался к боли, прежде он ничего подобного не испытывал. Одурманенный долгим беспамятством Манвэ никак не мог определить, где же у него болит. Королю Арды казалось, что он вновь стал бестелесной сущностью, как во времена Первого Хора, но внутрь него проникла другая сущность и ее чужеродная жизнедеятельность является причиной страданий.
Еще один резкий рывок за плечо решительно призвал сознание Манвэ к действительности. Зрение сфокусировалось, и Манвэ впервые за долгую жизнь Валы испытал подлинный, ни с чем ни сравнимый ужас. Он оглядывался по сторонам и не понимал ни где находится, ни кто окружает его, ни даже кто он сам.
Вокруг было темно, но глаза Повелителя воздуха хорошо различали предметы вокруг. Он сидел в закутке, образованном тесным нагромождением металлических ящиков, испускающих мерзкое зловоние, и необъятной стеной, на которую Манвэ опирался спиной. Тело его затекло. Едва Манвэ шевельнулся, как поджатые ноги пронзила свербящая боль. На Повелителе Воздуха было то же самое одеяние, в котором он покинул свои покои, чтобы идти в лабораторию Гортхаура. Шелковую ткань шевелил ветерок. Она совсем не защищала тело от ночного холода.
— Эй! Ты кто? Здесь наша территория. Давай, сваливай отсюда, а хочешь остаться — плати!
Манвэ, еще не пришедший в себя, испуганный и недоумевающий, присмотрелся и различил несколько человеческих силуэтов, перегородивших ему выход наружу из закутка.
— Парни, да это псих какой-то. Ты только посмотри на это шмотье! — первому голосу вторил второй, громкий и визгливый.
Манвэ сделал движение, чтобы подняться. Он инстинктивно не хотел находиться в такой уязвимой позиции перед существами, намерения которых были не ясны. Оказывается, его физическое тело обладало массой познаний, о которых прежде даже не предполагал Повелитель Воздуха. К счастью, тело как будто нисколько не было задето прошлым принебрежением и сейчас спешило на выручку попавшему в беду хозяину.
Манвэ поднялся. Он оказался почти на полголовы выше самого высокого существа. Манвэ определил, что это были люди, хотя и одетые очень странно. У одного из них была черная кожа.
— Точно псих, — заявил обладатель визгливого голоса. — Вы только посмотрите на это чучело!
Он протянул руку и стал дергать Манвэ за рукав:
— Эй, ты псих? Ку-ку! Здесь наша территория, плати бабки.
Он нарочно говорил глумливым голосом, рассчитывая позабавить компанию, пока его приятель, стоявший чуть позади, не одернул его:
— Погоди ты, Фрэнк.
Он пролез вперед и спросил, глядя на Манвэ в упор:
— Парень, слышишь меня? Ты кто?
Манвэ понял, что нужно говорить. Он не был уверен, что язык послушается его. Тело было каким-то уж слишком самостоятельным в этом непонятно откуда свалившемся на его бедную голову мире, оно могло проигнорировать приказ разума. Но все обошлось как нельзя лучше.
— Я Манвэ Сулимо, — ответил Король Арды. — Скажите мне, где я?
Один из компании присвистнул, кто-то захихикал, но главарь, задававший вопросы, никак не выразил своего отношения к происходящему.
— Ты в ***, — заявил он. — Документы при себе есть?
Манвэ беспомощно развел руками. На нем не было ничего, кроме шелкового одеяния.
— А где ты живешь, знаешь? — задал очередной вопрос парень. — Слушай, тебе повезло, что ты наткнулся на нас. Мы ребята не злые, а то другие тебя знаешь как могли бы отделать.
Манвэ слушал своего собеседника, не понимая ни слова из того, что он говорит.
— Пожалуйста, — пролепетал он, умоляюще протягивая руки. — Я ничего не понимаю. Где я? Это Белерианд?
Ответом ему было глубокое молчание. Красноречивый главарь умолк, раздосадованный тем, что принял сумасшедшего за пьяного или обкуренного и еще пытался толковать с ним.
— Помогите мне, — попросил Манвэ.
— Черта с два! — был ему ответ.
Собеседник Манвэ повернулся к своим подчиненным и заорал:
— Ну, что встали! Валите отсюда, идиоты!
Темные силуэты, теснясь, поспешно начали выбираться из закутка. Собеседник Манвэ, ни разу не оглянувшись, последовал за ними.
Несчастный Владыка Ветров опять остался в одиночестве. Этого он не мог вынести. Манвэ почувствовал, что по горло сыт темнотой, холодом и мерзкими запахами, пропитавшими все вокруг.
— Подождите! — крикнул он, выскакивая из своего закутка.

Манвэ чувствовал себя ужасно. Все эти непривычные ощущения — голод, жажда, усталость — терзали его тело и сводили с ума. Он чувствовал себя одиноким, брошенным и беззащитным. Он так мучительно тосковал по Мелькору, что казалось, услышь он сейчас его голос, слезы сами польются из глаз.
Этот смуглый черноволосый парень, который был главным среди людей, нашедших его, привез Манвэ в какой-то бар на окраине города. Сам Владыка Воздуха уже был совершенно без сил, шел, куда говорили, делал, что приказывали, и сам факт того, что он едва держался на ногах, пугал его до смерти.
Они прошли через помещение, воздух в котором был синим от табачного дыма и звенел от пьяных выкриков. Компания ребят в джинсах и кожаных жилетках на голое тело играла в бильярд. Один из них, с татуированными от плеч до кончиков ногтей руками, оглушительно присвистнул и крикнул им вслед:
— Эй, Рикки, где ты подцепил эту девочку? Поделись, а?
— Отъебись, — коротко ответил спутник Манвэ и открыл небольшую дверь за стойкой. За ней оказалась комната с драными обоями, столом и низкой полуторной тахтой, закрытой покрывалом, сшитым из цветных лоскутков.
— Садись, — сухо сказал он, кивая на тахту, а сам присел на табурет, вытащенный из-под стола.
Манвэ послушно сел.
— Так как тебя зовут? — спросил он. Манвэ, преодолевая слабость, внимательно на него посмотрел. По людским меркам он был даже красив, с темными прямыми бровями, правильно очерченным ртом и жгучими темными глазами, уголки которых были чуть приподняты к вискам. Волосы у него были давно не стрижены и растрепались. На смуглом предплечье татуировка — распростерший крылья орел. В ухе серебряное колечко.
— Манвэ, — едва слышно ответил Владыка Арды.
— Странное имечко, — покачал головой парень. — Я — Рикки. Ладно, не буду тебя спрашивать, как ты оказался здесь, потому что правды ты ведь все равно не скажешь. Есть хочешь?
— Да, — кивнул головой Манвэ.
— Сейчас принесу, — Рикки встал и, выходя в дверь, еще раз оглянулся на Манвэ. В глазах у него было откровенное удивление.
Он вернулся через пять минут и принес Манвэ тарелку жареной картошки, сосиски и большую кружку пива.
Владыка Воздуха ел медленно, поскольку каждое движение давалось ему с трудом, потом он выпил пива и почувствовал, что голова у него идет кругом. Рикки все это время сидел верхом на стуле и смотрел на него. Манвэ допил последние капли пива и устало прикрыл глаза.
— Разреши мне прилечь, — попросил он. — У меня ужасно кружится голова.
— Конечно, ложись. Тебе поспать надо.
Манвэ слабо улыбнулся.
— Ты так добр ко мне, — пробормотал он, заворачиваясь в покрывало, и как только его голова коснулась подушки, он тут же заснул.
Как только дыхание Короля Арды стало ровным, Рикки подошел к кровати и присел на край. Он взял Манвэ к себе, повинуясь внезапному импульсу, сопротивляться которому был не в силах. Никогда в жизни он не видел ничего более прекрасного. Найти Манвэ на этом грязном складе было все равно, что найти только распустившуюся розу на индустриальной помойке. Он вызывал у Рикки чувство, которого он раньше почти никогда не испытывал, разве что в глубоком детстве — благоговейный трепет. Он сидел рядом и с изумлением рассматривал нежную кожу со слабым, словно на лепестке цветка яблони, румянцем, длинные, черные, как ночь, ресницы, алый рот, чуть приоткрывшийся для дыхания, и изумление перед этим совершенным чудом потрясало его до дрожи. С чисто практической стороны он совершил абсолютно бессмысленный поступок, но он не мог его не совершить. Он бы сделал что угодно, только бы иметь возможность разглядывать это нечеловечески прекрасное существо. Рикки был наполовину латиноамериканец, что делало его куда более эмоциональным и чувствительным к красоте, чем его собратьев. И теперь он, словно восхищенный ребенок в новогоднюю ночь, рассматривал этот чудесный подарок, удовлетворяя свою тягу к прекрасному на полную катушку. Манвэ спал, и Рикки наклонился к нему. Его ноздри дрогнули и расширились, когда он почувствовал свежий фиалковый запах его кожи. Это было что-то невообразимое. Юный бандит не знал, что он будет делать с этим чудом, но точно понимал, что теперь это его собственность, и он ее никому не отдаст.
Позади него хлопнула дверь. Рикки раздраженно обернулся. Ему было неловко, что его застали за разглядыванием Манвэ. Рикки был очень молод и больше всего на свете хотел, чтобы его считали крутым, очень крутым, недоступным никаким эмоциям, кроме гнева.
Его компания, банда, состоявшая из таких же молодых ребят, как он сам, признавала ум Рикки, считала его авторитетом, но была еще не до такой степени выдрессирована, чтобы демонстрировать публично свое преклонение. Рикки в глубине души считал своих подчиненных тупицами и мечтал о настоящей мафиозной группировке, состоящей из настоящих крутых парней, вооруженных кольтами и готовых пойти за ним в огонь и в воду.
Боб, вошедший в комнату, к таким не относился. Он вытянул шею и беззастенчиво разглядывал Манвэ.
— Что тебе? — холодно спросил Рикки.
— Ничего, — на всякий случай глупо гыкнув, отозвался Боб. — Смотрю. Шеф, а зачем мы его прихватили?
На этот вопрос Рикки не мог ответить удовлетворительно, поэтому ограничился тем, что приподнял бровь. Его красивое лицо приобрело ироническое выражение, которое лучше всяких словесных грубостей укрощало любопытство подчиненных. Оно означало: «Ты что, такой тупой, что сам не догадался? Ну-ну, я так и думал». Срабатывало безотказно.
Сработало и на этот раз. Боб сразу сник, еще раз шмыгнул носом, сунул руки в карманы, снова вынул и принялся рассматривать ногти.
— Этот парень такой же, как мы, — заявил Рикки.
Он ни за что не снизошел бы до того, чтобы давать разъяснения Бобу, но нуждался в оправдании собственных действий перед самим собой.
— Он попал в беду, мы его вытащили, это закон, по которому мы живем. Если тебя это не устраивает, поищи себе другую компанию.
— Да ладно, — униженно забурчал Боб. — Ты думаешь, шеф, я сильно интересуюсь. Ты же меня знаешь, я всегда за тебя. Ребята будут спрашивать…
— А ты ими не прикрывайся, — холодно парировал Рикки. — У меня от них секретов нет. Я им то же скажу, что и тебе.
Боб, и в мыслях не имевший подвергать сомнению решения своего вождя, окончательно смешался и дал задний ход. Он еще раз посмотрел на Манвэ и заискивающим тоном сказал:
— Непохоже, чтобы этот парень был таким же, как мы. Он из богатых. Ты только посмотри на него.
— Ну и что? — уже не таким металлическим голосом сказал Рикки. — Для нас это без разницы. Он нуждался в помощи, и мы ему помогли. Мы потребуем от него благодарности.
— Ага, — сказал Боб. — Рикки, а ты пожрать не хочешь?
— Да, неплохо бы, — снисходительно согласился Рикки, еще раз с жадностью взглянул на Манвэ и вышел из комнаты вслед за Бобом.

Через несколько дней Манвэ освоился в новом окружении. Его длинное голубое одеяние Рикки у него тут же забрал, дав непонятное для Манвэ объяснение, что его в таком виде примут за психа или пидораса. Владыка Воздуха только кротко кивнул. Одеяние Рикки выбрасывать не стал, только аккуратно сложил у себя, потому что ощущение тонкого нежного шелка под его загрубелыми пальцами ему очень нравилось. Потом это была та вещь, в которой он увидел Манвэ впервые, и он лелеял смутную неоформленную мечту, что как-нибудь попросит Манвэ надеть эту штуку специально для него. Манвэ переодели в одежду «Ястребов», как они себя называли, — в джинсы и кожаную жилетку. Повелитель Ветров скромно отказался от всяких цепей, но колечко в ухо вдел. Затем Рикки решил научить его водить мотоцикл. Манвэ терпеть не мог всякие механизмы, но послушно учился. Среди подчиненных Рикки он сразу стал пользоваться странным уважением, сродни тому, которое инстинктивно вызывает красивая женщина. Парни даже старались при нем не ругаться и всегда были готовы услужить, причем их готовность Манвэ принимал с нежной и кроткой улыбкой, от которой услуживший впадал в кроличий ступор и смотрел на него с тупым и счастливым выражением лица. Рикки, видя это, моментально зверел и рявкал: «Чего встал, кретин? Пошел отсюда!». В отличие от остальных способностей, обаяние Манвэ сохранилось в нем в полном объеме.
Окончательно авторитет Манвэ взлетел на недосягаемую высоту после одного случая. Один из парней Рикки по прозвищу Зак Горячка был серьезно ранен в очередной потасовке. Грубо говоря, ему чуть не выпустили кишки. К врачу было нельзя, местный подпольный коновал брал дорого, а компания была на мели. Они столпились вокруг Горячки, корчившегося от боли на расстеленной кожаной куртке Боба, не зная, что делать, и с печальной опытностью детей, выросших на улице, понимая, что он все равно умрет, не сейчас, так потом. Внезапно Рикки услышал за спиной властный голос, так непохожий на обычный кроткий тон Манвэ:
— Пропусти меня.
Он послушно отошел. Манвэ присел около Зака, лицо которого было бледным, как полотно, белокурая челка слиплась от пота. Парень кусал губы, чтобы не кричать, ведь Ястреба не кричат, но в глазах его читалась страшная мука оглушительной физической боли.
— Ничего, ничего, — прошептал Манвэ, глядя ему в глаза своими прекрасными голубыми глазами, которые начали сиять мягким ясным светом. Зак зачаровано глядел в них, почти забыв о боли, которая еще секунду назад, казалось, заполнила весь мир. Тонкие пальцы Короля коснулись краев ужасной раны. Он провел, почти не прикасаясь, раз, другой, и обомлевший Рикки увидел, как края сходятся, кровь перестает течь, и через несколько секунд остался только розоватый, исчезающий на глазах шрам. Горячка закрыл глаза, из-под коротких светлых ресниц выползла на щеку длинная слеза.
— Поспи, маленький, — нежно произнес Манвэ, касаясь рукой его щеки. — Все будет хорошо. Ты проснешься здоровым.
Он встал и встретил направленные на него изумленные взгляды. То уличное отребье, среди которого он оказался, верило в чудеса гораздо сильнее и искреннее, чем какой-нибудь преуспевающий бизнесмен или опытный бандит. Они все еще были слишком молоды и считали друг друга братьями, а свой собственный образ жизни — протестом. Манвэ превратился в их глазах в чудотворца.
Когда Горячку уложили и всех удалось разогнать, Рикки затащил Манвэ в комнату и запер дверь.
Потом обернулся к нему, изжелта-бледный, с горячечными черными глазами.
— Что ты такое? — спросил он свистящим шепотом, жадно пожирая Манвэ взглядом. — Кто ты такой, дьявол тебя побери?
Манвэ опустил глаза. Рикки ему нравился. Он не просто испытывал благодарность к этому мальчишке, который спас его, поддавшись порыву завирального благородства. Манвэ, зная Рикки всего несколько дней, успел проникнуться к нему уважением. В чем-то Рикки казался ему существом более сильным и опытным, чем он сам.
— Боюсь, ты мне не поверишь, — сказал Манвэ. — Видишь ли, я из другого мира.
Рикки присвистнул, выражая этим свое удивление. Он верил Манвэ. То, что сделал на его глазах этот красивый парень, убеждало лучше всяких слов.
— Из какого? — спросил Рикки.
Манвэ пожал плечами:
— Я не знаю. Я попал сюда случайно и не знаю, найду ли когда-нибудь дорогу домой.
Глазам его стало горячо. Манвэ не знал, смогут ли Мелькор и Гортхаур помочь ему, и гнал от себя мысли о возможности спасения, боясь несбыточных надежд. В этом мире он чувствовал себя плохо. Ему здесь ничего не нравилось. Даже собственное тело было против Короля Арды. Оно стало другим, не желало повелевать ветрами, страдало от голода и жажды, даже намекало на то, что стало смертным, во всяком случае, уязвимым.
Рикки пристально смотрел на Манвэ.
— А кем ты был в своем мире? — спросил он.
Манвэ вздохнул и начал объяснять про Эру и Первый Хор. Рот у Рикки открылся сам собой. Он с ног до головы обшаривал глазами фигуру Манвэ.
— Так ты был богом? — спросил он.
Манвэ слабо пожал плечами, потом кивнул.
— Дело не в этом, — попробовал объяснить он, — Я очень хочу вернуться. Я очень скучаю по своему брату.
Услышав это, Рикки вздрогнул. Ему почему-то были неприятны слова Манвэ. Он злорадно подумал, что хорошо, что Манвэ уже не сможет вернуться домой к своему загадочному брату. Он не отдавал себе в этом отчет, но ему ни с кем не хотелось делить Манвэ. Особенно сейчас. Рикки делил мир на чужих и своих. Своими были его парни, все остальные — чужаками, которых в лучшем случае надо было терпеть. Манвэ стал для него своим, больше того, он стал его и только его. Мысль о том, что у него есть там, где-то, пусть даже в другом мире, другая жизнь, сводила его с ума. Это был еще ребенок, пусть рано узнавший жизнь, но ребенок. И он хотел, чтобы то, что он так любит, принадлежало только ему. Он думал о Манвэ каждую минуту, страстно, исступленно, до мучительной ноющей боли в животе, которую не мог ни объяснить, ни терпеть. Ночью он лежал рядом с ним без сна, без мыслей, слушая его тихое дыхание и глядя в белое, призрачное в полутьме лицо. Он не знал, чего хочет от Манвэ, но сам факт его присутствия преобразил всю его жизнь. Он стал острее чувствовать, острее видеть, в нем появилась странная жалость, которая пугала его самого. То, что делали его ребята, раньше казалось ему нормой, теперь это было почти отвратительным. Рикки чувствовал себя так, словно его выворачивают наизнанку. Тело тоже не слушалось. Если Манвэ случайно касался его, он со страдальческой дрожью ждал конца этого прикосновения и вздыхал от облегчения и отчаяния, когда Манвэ убирал руку. Иногда он почти ненавидел своего прекрасного гостя за то, что он был рядом и делал что-то с его жизнью, а что — Рикки понять не мог.
— Прости, я расстроил тебя, — тихо сказал Манвэ, словно прочитав его мысли.
— Ничего ты меня не расстроил, — буркнул Рикки. — Мне какое дело.
Манвэ поднял свою тонкую, казавшуюся полупрозрачной кисть. Провел рукой по щеке юноши, и тот осекся, приоткрыв рот, словно рыба, вытащенная из воды. Манвэ погладил его лицо. Рикки стоял, не двигаясь, его грудь учащенно вздымалась. Глаза Манвэ сияли, как звезды, так ему, во всяком случае казалось, они расплывались перед его лицом в какой-то блестящий синий туман и в то же время он отчетливо их видел, видел живой дышащий зрачок, синеву радужки, длинные, упругие, загнутые кверху ресницы. Наконец, когда Манвэ убрал руку, он нашел в себе силы шевельнуться.
— Я пойду, — сказал он, он надеялся, что его голос прозвучит безразлично, но он так сел, что Рикки едва слышал самого себя. Он развернулся и вышел, оставив Манвэ одного.
Манвэ сел на постель и опустил голову в руки. Он скучал по Мелькору. Он скучал по нему так, что у него болело сердце. С ужасом он осознавал, что настолько привык находиться рядом с братом и чувствовать себя под защитой, что сейчас просто не справляется с ситуацией. К тому же его мучило то, что эти ребята, которые его подобрали, перестали быть для него чужими. Он отвечал за них так же, как раньше за своих подданных. Они были такими беспомощными, агрессивными, глупыми, наивными и искренними, что Манвэ теперь даже представить не мог, как оставил бы их.
Он лег на кровать и долго сдерживаемые слезы бессилия побежали по щекам. Он пытался позвать брата, поскольку был уверен, что Мел где-то тут, он не мог его оставить, но плотный воздух этого проклятого мира не пропускал его голос. Он чувствовал себя, как тогда в Валиноре, несчастным, заброшенным, одиноким и бессильным.

Малдер ворвался в квартиру, как ураган. Олорин уже третий день был у Элджи, звонил раз в сутки и не очень обязательным голосом спрашивал, не нашли ли Манвэ, втайне надеясь, что нет. Гор заперся со Скалли в комнате, которую они выделили под свои эксперименты после того, как их выперли их лаборатории ФБР. Дана спала, поскольку ее напарник периодически забывал о всяких насущных надобностях и вспоминал о них, только когда она просто падала без сил. Гор жевал трехслойный бутерброд и читал книгу под названием «Молекулярная биология». Мелькор дрых в спальне, умотавшись от трехдневного прыганья по городу в компании то Скалли, то Малдера. Ахтэ готовил обед.
Малдер влетел в спальню и стал трясти Великого Валу за плечо.
— Да вставай же ты! — рявкнул он, отчаявшись.
— Что такое… — пробормотал Мелькор, открывая слипающиеся глаза. — Что случилось, Гор? Фокс? — он всегда звал Малдера по имени, игнорируя его прямые протесты.
— Я его нашел, — выпалил Малдер. Он был растрепан, галстук развязался и сбился на бок.
— Где? — Мелькор моментально вскочил. — Гор! Иди сюда!
Его рявканье легко перекрыло шикарную звукоизоляцию, и Гортхаур, сопровождаемый заспанной Даной, появился в комнате.
— Все очень просто, — объяснил Малдер. — Мне рассказал приятель, который служит в полиции. Его подобрала компания каких-то малолетних подонков на мотоциклах. Они его держат как талисман.
— Неудивительно, — пробормотал перекошенный Гор.
— Они что-нибудь с ним сделали? — прорычал Мелькор, надвигаясь на Малдера, словно ожившая гора. В минуту такого стресса он готов был разнести столицу Соединенных Штатов по кирпичику.
— Нет, нет, — поспешил отмазать американский народ Малдер, — ты что, пальцем не тронули. Но мы можем забрать его прямо сейчас. Ты готова, Скалли?
— Всегда готова, — невозмутимо ответила женщина, надевая кобуру.

В бар под названием «У Однорукого Микки» вошли двое. От них за милю несло легавыми и бармен по имени Джой насторожился. Мужчина, высокий, с сонным лицом, одетый в джинсы и куртку, сел на табурет и попросил пива. Женщина, рыжая красотка, заказала минеральной воды, чем вызвала усмешку у сидящих рядом, но даже бровью не повела.
Их появление вызвало в баре некоторый ажиотаж, но предполагаемые полицейские шпики никакой активности не проявляли, во всяком случае всяких глупых вопросов типа «Где нам найти ирландца с оторванным ухом?» не задавали. Сидели, пили свои напитки и вполголоса переговаривались. А когда один из самых активных посетителей встал, явно с намерением подойти к ним и спровоцировать на легкую потасовку, ну там, пристать к рыженькой или сказать что-нибудь приятное мужику, рыженькая насупилась и обожгла его таким взглядом своих серо-зеленых глаз, что он сразу сел, от греха подальше, потому что слышал, что есть бабы, которые мужика укладывают одним ударом, а быть уложенным здесь бабой прилюдно ему совершенно не хотелось.
Так они и сидели, пока в бар не вошел малыш Рикки со своей компанией и с этим их новым парнем, от которого даже Джой, любитель полных блондинок, всегда приходил в нездоровое возбуждение. Рикки оглядел бар, нахмурился на легавых и хотел уже пройти к себе, как вдруг полицейский встал и, быстро подойдя, взял за руку темноволосого красавчика, где-то подобранного Рикки. Тот вместо того, чтобы, как порядочный мужик, дать легавому в морду, склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на него огромными темно-голубыми глазищами. Рикки зашипел и шагнул было к ним, но полицейский внятно произнес, а на морде у него было тоже зачарованное выражение, как и у всех мужиков при виде этого парня:
— Я могу отвести вас к вашему брату.

Малдер специально не взял с собой Мелькора, который остался сидеть в машине вместе с Гором, удерживавшем его на месте. Гор подделал себе права и взял напрокат автомобиль. Он водил машину виртуозно и высшим шиком вождения считал двойной обгон на забитой магистрали.
Гор ожидал в полном спокойствии. Он доверял Малдеру. Майа надеялся, что ему удастся уладить дело миром. Гору вовсе не улыбалось оказаться втянутым в свару в чужом мире, где он почти бессилен.
Гор облегченно перевел дух, когда на пороге забегаловки показался Малдер, ведущий под руку Манвэ. Появление Короля вызвало в закрытом автомобиле легкий фурор. Мелькор рванулся, и ручка от автомобильной дверцы осталась у него в руках. Даже у Гора сильнее забилось сердце. Он и не предполагал, что так соскучился по Манвэ. Мелькор, попавшийся в ловушку, ругал на чем свет стоит автомобили и порывался разбить окно. Манвэ увидел его сквозь стекло. Лицо его просияло. Он бросился к машине, быстро распахнул дверцу и упал в объятия Мелькора. Все это напоминало хорошо поставленную мелодраму. Прохожие пялили на парочку глаза и озирались в поисках съемочной группы.
Малдер и Скалли остановились в стороне. На лице у Призрака было горделивое отеческое выражение. «Как легко доставить детям радость» — читалось в его глазах. Скалли была растрогана. Она пыталась скрыть это, но губы у нее слегка дрожали и она щурилась, чтобы никто не заметил, как блестят у нее глаза. Позади агентов понуро стояла банда Рикки. Малдеру без труда удалось окрутить «Ястребов» и вырвать Манвэ из их когтей. Честно говоря, основная заслуга в этом принадлежала Манвэ. Услышав Малдера, он обернулся к Рикки и просто сказал ему:
— Мне надо идти.
После этого главарь банды, еще мгновение назад готовый защищать свое имущество от всех полицейских США, сник и как-то сократился в размерах. Скалли его даже пожалела. Когда агенты уводили Манвэ, он увязался за ними. Рикки просто не в состоянии был расстаться с ним. Он не думал о прощании, о том, что мог бы сказать Манвэ напоследок. Рикки чувствовал, что жизнь его потеряла смысл. Он даже не посмотрел, следуют ли за ним его люди. Рикки не хотел больше быть главарем банды, он думал, что, когда Манвэ увезут окончательно, он пойдет к ближайшему водоему и утопится.
Мелькор, не выпуская Манвэ из объятий, выбрался с переднего сидения, открыл заднюю дверцу и воссоединенная парочка почти свалилась на диван. Гор захлопнул дверцу и жестом показал Малдеру и Скалли, что собирается уезжать. Призрак кивнул и направился в сторону своего автомобиля. Скалли следовала за ним. Уже садясь на переднее сидение, она заметила Рикки. Вождь «Ястребов» уже ничем не напоминал главаря банды. Перед дверью подозрительной забегаловки стоял растерянный и несчастный мальчишка. Скалли стало жаль его; повинуясь какому-то безотчетному движению души, она кивнула ему и сказала:
— Забирайся.
Рикки одним прыжком очутился рядом с автомобилем и уселся на заднее сидение.

Дома Манвэ ожидал восторженный прием Ахтэ. Маленький эльф прыгал вокруг Манвэ, целовал его руки и в заключение, позабыв обо всякой почтительности, повис у Короля на шее. Манвэ был рад не меньше. Всю дорогу он провел в объятиях Мелькора и уже почти чувствовал себя дома в Арде. Сияющий Олорин стоял возле двери в гостиную. Как всегда после удачной операции, он имел вид человека, лично все устроившего и не ждущего благодарности.
После того, как Гор и Малдер каждый по разику несильно стукнули Мелькора по спине, он наконец вспомнил о том, что загораживает дверь и не дает войти всем остальным.
Мелькор убрался с дороги и от избытка чувств рявкнул на Ахтэ. Эльф умчался готовить Манвэ ванну.
В следующие два часа все сидели на кухне и болтали одновременно. Ахтэ метался между плитой, на которой готовился роскошный обед, и ванной, где мылся Манвэ. Он без конца пояснял Манвэ, что нужно делать, чем и как мыться, даже благоговейно потер Королю Арды спинку. Мелькор, когда Ахтэ дольше полминуты застревал в ванной, начинал орать.
Наконец Манвэ вышел, распространяя благоухание дорогих парфюмерных ароматов и встряхивая блестящими мокрыми волосами. Рикки, который все это время тихо сидел в углу кухни на табурете и покорно глотал кусочки, которые совал ему Ахтэ, уверенный в том, что бедный молодой человек умирает от голода и от этого у него такое выражение лица, посмотрел на него так, что Мелькор нахмурился. Его умственные способности очнулись наконец от долгого обморока, вызванного появлением Манвэ.
— Слушай, — сказал он, вонзая в Рикки огненный взгляд. — А ты вообще кто такой?
Юный бандит побледнел. Табель о рангах была вбита в него с детства, так что он задницей чуял, с кем разговаривает. Не существовало такой мафиозной группировки, главарь которой был бы круче этого типа или сравнялся бы с ним. Рикки не знал, что сказать. Он готов был зубами и когтями драться за свое место на этой кухне, за свой жалкий кусочек пространства, с которого был виден Манвэ. Поэтому он только встал и, продолжая молчать, попытался выдержать взгляд Мелькора.
— Мел, не надо, — мягко сказал Манвэ. — Он спас мне жизнь, я ему очень благодарен.
Мелькор посмотрел на брата. Секунду продолжался обмен взглядами. «Ты что, изменил мне с этим щенком?» — «Нет, что ты, Мелько, просто он так мне помог, и мне его так жаль…» — «Хорошо, и что ты собираешься с ним делать?» — «Мы можем взять его с собой?» — «Все, что хочешь, мой повелитель, если он тебе нужен». — «Я люблю тебя, Мелько». Рикки молча ждал. Он жил, опираясь в основном на интуицию, и сейчас отлично понимал, что решается его судьба.
Манвэ подошел к нему и спросил:
— Хочешь отправиться с нами? — Он хотел продолжить, но Рикки было совершенно все равно, куда его зовут.
— Да, — сказал он. — Я готов.

Прощальный ужин был настолько бурным, что Малдер проснулся опухший и больной. Он дополз до ванной, спотыкаясь на каждом шагу, но когда открыл дверь, обнаружил, что там сидит Скалли и плещет себя на лицо ледяной водой.
— Уйди, Малдер, — сказала она хрипло, — Христом-богом прошу, уйди.
Малдер покорно закрыл дверь и пополз на кухню. Там сидели Гэндальф и Гортхаур и пили кофе. Малдер с облегчением сунул голову под кран и только через пять минут стал прислушиваться к их разговору.
— Гор, — голос Олорина был непривычно просящим, — ну что тебе стоит? Ты же можешь продублировать эту машинку.
— Нет, — отрезал Гор.
— Ну почему? — возопил Светлый майа.
— Я не хочу, чтобы она досталась Варде. И вообще, зачем она тебе?
— Никакой Варды! Клянусь светлым пламенем Анора! Я не могу, Гор, ты должен меня понять, я не могу остаться здесь.
— А, Элджи, — понимающе притянул Гор. — Я подумаю.
— Нет, — Олорин набычился, и его лицо потемнело. — Ты должен мне пообещать.
— Вот привязался, — пробурчал Гор, но было видно, что роль благодетеля Гэндальфа ему нравится. — Ладно, получишь ты свою машинку. Но ты мой должник, — сказал он, ткнув длинным пальцем в грудь Олорина.
— Да, да, все что захочешь, — замахал на него ладонью майа.
Малдер вынул голову из под крана. Никогда еще необъясненные явления не казались ему такими утомительными.
— Ребята, — сказал он хрипло, — сварите мне кофе, а?

Прощание было трогательным и коротким. Агенты со всеми расцеловались, Олорин чмокнул в губы Элджи, который стоял красный, как рак, и вид у парочки был крайне загадочный.
— Завтра ужинаем в «Рице»? — спросил Гэндальф. Элджи кивнул.
Гортхаур подошел к Скалли.
— С вами было очень приятно работать, — сказал он пылко. — Я хотел попросить вас принять маленький подарок. В память о нашем сотрудничестве.
У Скалли покраснели щеки, и она в сотый раз подумала, что Толкин был просто старый клеветник, что так обругал этого умного, тонкого и образованного человека. Малдер ревниво глянул на Саурона. Тот поднял руку, и все увидели, что на руке у него висит крохотный черный дракон, шкурка его блестела, как отполированная. Он вцепился в тонкий палец майа всеми четырьмя ногами и шипел. Из пасти у него шла тонкая струйка дыма.
— Черт, Гор, какая прелесть! — Мелькор тут же придвинулся поближе. — Ты мне таких не делал.
— Они декоративные, — сухо сказал Гор, — для дам. Дана, дайте, пожалуйста руку.
Скалли, дрожа от волнения, протянула ладонь. Гор что-то шепнул дракону на ухо, и тот с протяжным писком оторвался от его пальца и, распустив тонкие кожаные крылья, спланировал на ладонь женщины. Быстро пробежал по ее руке и улегся на плече, словно экзотическая брошка, посверкивая рубиновыми глазами.
— Ест он все, — сказал Гор так, словно дарил кошку, — они очень умные. Если вы ему прикажете лежать неподвижно, все будут думать, что это брошка. Он подрастет и будет размером с ладонь. А для защиты он незаменим. И очень послушен. Он даже говорит, но пока с трудом, вам придется его обучать.
Малдер тут же встал рядом со Скалли, всем своим видом демонстрируя, что готов пойти в домашние учителя к дракону на любые деньги.
— А как его зовут? — спросила Скалли с трепетом.
— Анкалагон, — ответил Гор и бросил быстрый взгляд на Мелькора.

Малдер задумчиво вел машину. Скалли сидела рядом, чувствуя на плече приятное тепло дракона, которому она совала в пасть кусочки гамбургера. Дракон издавал довольные щебечущие звуки и изредка небольно прикусывал ей палец острыми зубками.
— Я не могу поверить, что это было, — наконец глухо произнес Малдер. — Просто не могу поверить.
— Зато теперь у тебя наконец есть неопровержимые доказательства, — спокойно сказала Скалли. Анкалагон ревниво блеснул глазами на Малдера и выпустил из пасти тонкую струйку пламени.

Сентябрь-октябрь 2002